Неделю назад умерла Маечка - моя мама. Ей было 89 лет, и на её похоронах было более 80 человек - и наших, и американцев.
Ритуал вёл Рав Пейсах Дискинд - ортодоксальный раввин и близкий друг моей нерелигиозной мамы, которая научила его русскому языку. На похоронах Пейсах говорил по-английски. Он чередовал чтение молитвы с воспоминаниями о Маечке. В какой-то момент он обратился к залу и попросил встать тех, кто считает себя её учениками. Встали почти все.
Потом слово взял мой Боб и сказал вот что -
"Мы провожаем сегодня замечательного человека - друга, родственника, учителя.
Я пришёл в дом к Майе Яковлевне, чтобы посмотреть, какой 19-летняя Светлана будет через 20 лет. Видимо, я остался доволен, потому что вскоре мы со Светой поженились. Я знаю М.Я., как никто - я был её зятем и знаю её, как тёщу. Отношения зять - тёща это вторая по популярности (после еврейской) тема анекдотов. Наши семейные отношения - тоже анекдот: за 44 года мы ни разу не поссорились, что достойно записи в Книге Гиннеса. Нам дважды пришлось жить вместе в одной комнате (одно время - в 17-метровой комнате впятером), и три месяца М.Я. и я провели вдвоём в Австрии и Италии. Вместе ходили по музеям и на базар, ловили первые радости жизни вне СССР. Нам не было скучно друг с другом. Она представляла меня своим друзьям: «Мой любимый зять!»
Друзья и сотрудники называли её Маечкой, друзья со школьных и студенческих лет - Майкой. Имя Майя очень ей подходило, в ней было много майского - весеннего, радостного. Она сама это чувствовала и, получая американское гражданство, попросила у меня разрешения взять мою фамилию, стала из Майи Райхштейн, Майи Крупаткиной - Майей Май.
М.Я. преподавала в Стоматологическом, а потом в Медицинском институте самую важную дисциплину - английский язык, а репутацию лучшего учителя языка в Харькове, а потом и в Балтиморе, принесли ей индивидуальные уроки.
Все хотели учиться у неё, и те, кого она брала в ученики, становились её друзьями и почитателями на всю жизнь. Она работала не из-за денег - ей нравилось учить и она умела сделать урок праздником для ученика. О своей методике обучения она говорила, что с детьми надо разговаривать, как со взрослыми, а со взрослыми - как с детьми. Ученики всех возрастов, когда заканчивался урок, просили: «А можно ещё? Ну пожалуйста!»
Люди тянулись к ней, потому что она позитивно относилась к жизни.
Вот что написал о ней её старший внук Захар, не смогший прилететь из Украины, т.к. его концерты расписаны заранее:
«Маечка всегда была самым жизнерадостным человеком, которого я знаю. Непонятно, как у неё это получалось - то ли она оборачивалась ко мне только позитивной стороной, то ли она вообще наружу обращала исключительно позитив, но вот лично у меня от неё было ощущение постоянной жизнерадостности.
Я сам не люблю ныть наружу и довольно редко это делаю - именно от неё я этому научился. Она вообще меня очень многому научила - от английского языка и любви к художественной самодеятельности до ведения архивов и дневников - т.е., практически всему, чем я занимаюсь, но жизнерадостность - самое моё заметное снаружи качество, и это чисто её заслуга. Огромное ей за это спасибо!»
Переезд в Штаты М.Я. воспринимала, как огромную удачу. В Америке она сразу влилась в здешнюю жизнь; ничего не ругала, не выискивала льгот, а стала интенсивно общаться, стала ездить по заграницам, посещать выставки, концерты, музеи, все экскурсии. Её постоянно приглашали на Шаббат, Седдер, бармитцвы, свадьбы. Она давала интервью журналам, помогала друзьям и соседям как переводчик. Я вовлёк её в фотографирование и она снимала всё, что с ней происходило, где она бывала, художественно оформляла фотографии в альбомы, добавляя туда текст. Сколько у неё таких альбомов? - 39!
Вокруг Маечки собрались американцы, которые хотели изучать русский язык. В течение 15 лет по средам они - в основном Майины ровесницы - собирались у Маечки. Я называл это «Среда - партийный день». Главным на этих встречах был не русский язык, а радость общения с учительницей.
А самым способным и старательным американским учеником был, конечно, Раббай Пейсах Дискинд, семья которого стала частыми и желанными гостями у Маечки дома. И рабби Пейсах таки выучился говорить по-русски!
Уже восьмидесятилетней она стала писать акварели. Ни с кем не говорила о своих болезнях - это скучно! Люди тянулись к ней, потому что с ней было легко и интересно. Её дни были расписаны по минутам - столько нужно было сделать.
И люди отвечали ей взаимной любовью. Когда стало плохо с памятью и Маечке пришлось переехать в дом престарелых, не было дня, чтобы её не навестил кто-нибудь. Приходилось вести учёт, чтобы в выходные дни визитёры не приходили одновременно.
Своё позитивное отношение к жизни она передавала окружающим; мы и запомним её такой: весёлой, увлечённой, оптимистичной. И я закончу так, как говорила М.Я., прощаясь, и как стали говорить за ней её друзья, её любимой фразой:
«Живём дальше, в Америке!»
Последнюю фразу Боба подхватил весь зал.
На поминках все рассматривали Маечкины фотоальбомы, вынимали страницы на память и вспоминали, вспоминали...
Светлана Гершина, посетившая маму за несколько часов до смерти, прочитала свои стихи -
Ты ушла не вчера и не третьего дня -
Уже больше двух лет, как ушла ты в себя.
Первый раз за знакомство накануне конца
Целовала твой лоб - лист сухой и прохладный,
Говорила, вот лилии мира - они
Пусть за грани помогут уйти без страданий,
Мир покинуть, в котором мы все на закланье.
Мы стоим за тобой - здесь, где гомон и грех.
Мы следим за душой, улетающей вверх,
И листаем в душе свои встречи с тобой,
Твой задор, твой упор, чёрно-белый отпор
И желанье всегда оставаться собой.
В каждой фразе была ты честна и строга -
Всё продумано было всегда до конца,
А не так, как бывает, что с губ шелуха.
Так до встреч, мы пока говорим - до свиданья,
Твоё место не занято в нашем сознаньи.
Наш младший сын Алёша вспомнил вот что -
"В Харькове я ходил к Мае каждую субботу на урок и каждый раз радовался что мне можно было выбирать любую из её голубых коробочек (из под папиного фиксажа) с картинками. Я всегда думал что мне можно, потому что я - внук, и только потом узнал что это важная часть её методики и такая свобода предоставлялась всем ученикам.
Много лет спустя, когда Мая узнала что моя невеста/жена не говорит по-английски, она просто приехала на 2 недели чтобы научить Маху английскому. Она не спросила нужно это или нет - просто уточнила, что мы никуда не уезжаем, и приехала. Визит начался с того что Мая предупредила Маху о том что если Мая ей не надоедает, то значит что Маха недостаточно тщательно учится. И таки-да, к 3-му дню Маха честно сказала что больше не может слышать Маин голос, который звенел отовсюду (во время уроков дома, во время прогулок - в наушниках, во время поездок - в машине). Каждый раз когда Мая говорила 'Давай заниматься', Маха - самый искренний человек на свете - закатывала глаза, что приводило Маю в восторг. Хлопая в ладоши, она говорила что это её любимая благодарность ученика. За день до Маиного отьезда, Маха сама позвонила заказать пиццу и справилась без посторонней помощи. А через полгода поступила в колледж."
Вот как вспоминал Маечку замечательный стоматолог Виктор Коваль:
"Я благодарен судьбе за то что она дала возможность общения с Маей Яковлевной в один из самых не простых моментов в моей жизни. Это были первые месяцы проживания в Америке. Она была человеком жизнерадостным с большой энергией, оптимизмом и светлым умом. И весь этот потенциал перетекал к её ученикам и её окружению. И мне кажется что это может быть было более важно чем знания которые она передавала людям как педагог. Я думаю что очень много людей стали успешными, получив позитивный заряд от этой мудрой женщины. Светлая ей память."
Режиссёр Гарик Черняховский был маминым учеником совсем недолго - лет 15 назад он на несколько дней специально приехал из Нью Йорка к нам в Балтимор накануне начала своей преподавательской деятельности в знаменитой Actors Studio. С тех пор он каждый год звонил Маечке 19 апреля и поздравлял её с днём рождения. Вот его воспоминания -
"Учитель... Слово это для нас, евреев, магическое и святое... Мая была и всегда будет моим Учителем. Да, да, именно Мая, а точнее даже Маечка, не Мая Яковлевна, как это надлежало обращаться нам, выходцам из Союза, к чопорным педагогам - воспитателям еще с детского садика... И это право называть ЕЁ Маечкой было дано мне совсем не потому, что в Штатах не принято произносить отчество, а потому, что на мою долю выпала высокая честь и в то же время огромная радость быть не только Маечкиным учеником, но и с ее позволения быть ее искренним другом... А не быть искренним с Маечкой, общаясь с ней и как ученик, или как ее почитатель, или как даже обожатель, было абсолютно противоестественно, видя всегда искорки добра, веселой иронии и озорства в ее глазах, излучающих такую надежду и веру в хорошее, что твоя собственная жизнь со всеми в данный момент сложностями и перепитиями казалась тебе абсолютно гармоничной... Поэтому-то уход Маечки из жизни и есть печальное нарушение этой моей душевной гармонии... Уход из жизни любимого Учителя - друга - сродни потере родителей... Вот почему я чувствую себя осиротевшим вместе со всеми Маечкиными близкими: со Светой, с Борей, с ее внуками и правнуками..."
Рав Дискинд говорил в своей речи, что энергия ушедшего человека передаётся оставшимся и что Мая находится сейчас среди нас. Если это так, то она должна была остаться довольной похоронами и поминками. Люди вспоминали её не только, как преподавателя, но и как близкого, искреннего друга -
- Она не давала плохих советов!
- Меня она научила, как проходить интервью.
- А меня - как преподавать русский язык американцам.
- Меня - тонкостям перевода.
- А меня она научила радоваться жизни!
- Люди намного моложе её воспринимали её, как ровесницу.
- Она никогда не жаловалась. После трёх операций ходила с палочкой, но не просила идти помедленнее.
- То, что говорил раввин, - не знаю, но она, конечно, осталась среди нас!
Так что живём дальше, в Америке!
Портрет работы Миши Ракова