и снова сказки города Жэ
Дисклеймер: многие из моих друзей воюют. Многие из воюющих - герои. Многие из погибших на войне - герои. Я надеюсь, что все служащие останутся живы. И - отфренживайте на здоровье, да.
***
Два бисквита, трюфели, шампанское с коньяком - продавщица обливается потом, отбивается от мужчин, а они покупают чупа-чупс, чекушку и торт, и, наверное, белый хлеб положите в пакет уже. И махан по-татарски. Глаза продавщицы белЫ. Мама зовет ее Броней, Бронислава - так в трудовой, и в обед заходит почти завидный жених. Назарка с передовой.
У Назара мешок заплечный и свой «Калаш», позывной, как водится, к имени не применим. Только Броня из всех девчат знает, Назарка - наш, у него камуфляжные берцы и шоколад в вещмешке, и нашивка с флагом, паракордовый чудо-браслет, и в аптечке - кат и целокс и черти что. Хоть Назарка мучил кошек в девятом Вэ, а в десятом - стрелял по собакам, но все прошло.
И не то, чтобы любит, но как-то тянет в груди, будто кто-то растяжку поставил, чуть прикоснешься - взрыв.
Вот Назар в магазин заходит, и скоро обед, и под ручку бульваром он предлагает пройтись.
Броня фартучек снимет, подправит потекшую тушь, и напарнице Ксанке шепнет: я скоро вернусь.
А в конце нет морали, собственно, нет конца: Броня не посмеет сдриснуть из-под венца. А Назар не изменится, он отслужит еще, и комбат, и ребята отзовутся о нем хорошо. И погибнут две кошки (окошко, девятый этаж) и одна собака (жрет с земли всякий шлак), ну а Броня живет, и в Назарчиковых штанах зреет третий сын… И все же Назарка- наш, а о наших - или славно, иль ничего.
И замученные Брониславы города Жэ принимают как дар их болезни и шепчут: еще.
Пусть такой. Пусть контуженный. Страшный. Но жив же, но - жив!
***
Два бисквита, трюфели, шампанское с коньяком - продавщица обливается потом, отбивается от мужчин, а они покупают чупа-чупс, чекушку и торт, и, наверное, белый хлеб положите в пакет уже. И махан по-татарски. Глаза продавщицы белЫ. Мама зовет ее Броней, Бронислава - так в трудовой, и в обед заходит почти завидный жених. Назарка с передовой.
У Назара мешок заплечный и свой «Калаш», позывной, как водится, к имени не применим. Только Броня из всех девчат знает, Назарка - наш, у него камуфляжные берцы и шоколад в вещмешке, и нашивка с флагом, паракордовый чудо-браслет, и в аптечке - кат и целокс и черти что. Хоть Назарка мучил кошек в девятом Вэ, а в десятом - стрелял по собакам, но все прошло.
И не то, чтобы любит, но как-то тянет в груди, будто кто-то растяжку поставил, чуть прикоснешься - взрыв.
Вот Назар в магазин заходит, и скоро обед, и под ручку бульваром он предлагает пройтись.
Броня фартучек снимет, подправит потекшую тушь, и напарнице Ксанке шепнет: я скоро вернусь.
А в конце нет морали, собственно, нет конца: Броня не посмеет сдриснуть из-под венца. А Назар не изменится, он отслужит еще, и комбат, и ребята отзовутся о нем хорошо. И погибнут две кошки (окошко, девятый этаж) и одна собака (жрет с земли всякий шлак), ну а Броня живет, и в Назарчиковых штанах зреет третий сын… И все же Назарка- наш, а о наших - или славно, иль ничего.
И замученные Брониславы города Жэ принимают как дар их болезни и шепчут: еще.
Пусть такой. Пусть контуженный. Страшный. Но жив же, но - жив!