Недавно я открыл для себя в Толстом то, что, наверное, более усердные читатели и так знали, но мне кажется, что к Америке я подплыл с другой, довольно своеобразной, стороны.
Дело в том, что Л.Н. уверен, что ЧЕЛОВЕК МОЖЕТ БЫТЬ СОВЕРШЕННЫМ, он свято верит в эту возможность. Он отрицает за богом исключительное право на совершенство, оставляя за ним функцию творца, а человека фактически обязывает к этому самому восхождению к совершенству. Отсюда его муки, страдания от «собственного несовершенства». Он хочет при жизни забраться на небо. С этим связано и его убеждение в человеческой природе Христа. Что бы и как бы это он сам не писал об этом, но для него на самом деле путь Христа - это его собственный путь мечты. Даже так, не просто путь, не просто дорога развития, а желание, жажда результата, достижения этой божественности.
Узнал же я об этом всём до прочтения религиозных текстов Толстого. Меня очень насторожило, что почти во всех текстах, особенно в поздних, герои Толстого отрицали за большинством своих субличностей право на реализацию их желаний. Всегда есть выбор. Либо идти за тем, что подсказывает тело, либо за общественными нормами, либо за нормами сознания. В большинстве случаев моральные нормы сознания воспринимались как единственно необходимые организму, единственно верные. И если они вступали в противоречие с другими сигналам, от тела, бессознательного, или просто от другой, подчинённой субличности, кричащими сознанию «Обрати на нас внимание! Нам плохо! Мы умираем! Если ты дальше будешь нас мучить, то тебя, а вместе с тобой и нас, ждёт катастрофа», то последние безжалостно подавлялись, а нормы сознания волевым усилием претворялись в жизнь. Словом, здравствуйте фрустрация и невроз. Обычно после этого случалась некая катастрофа. Единственное, Толстой считал, что катастрофа, что он описывал, случалась, когда подавить все эти внутренние голоса не получалось. По нему причина гибели героев не в их неспособности себя услышать, а в их неспособности себя побороть. И Каренина здесь - это только начало, к смерти Л.Н. накопится целый батальон из разной степени поверженности дьяволоборцев.
Однако, важно помнить, что человек сам по себе хочет душевного здоровья, это есть в каждом, а здоровье - это, во многом, гармония, баланс субличностей.
Попытаюсь объяснить то, почему для меня эта (борьба со всеми своими проявлениями, кроме сознательного) черта героев Толстого неизбежно вела к его религиозным идеям, к идее возможности человеческого совершенству, к человеческой природе Христа. Сам для себя я пока не проартикулировал всю полноту этой связи, но точно знаю, что она очевидна. Не знаю, получится ли хотя бы себе её объяснить, но я честно сделаю всё, что могу.
Обычно оказывается, что дьяволом называют неподконтрольных сознанию самих себя, ту часть себя, что не регулируется волевым усилием. Это и есть дьявол. Он искушает. Он нам говорит то, что видимое нами «я» совсем не хочет, что, кажется, погубит это видимое «я», но что выражает подавленные потребности других частей личности. Довольно мало людей ассоциирует себя со всей целостностью «я», выбирая себе лишь какой-то его кусочек и называя его «я». Это нормально. В этом есть сила, масса возможностей и точек роста. Но там, где у «я» рамки слишком ограничены и не допускают даже возможности существования ещё не известных частей, возникают проблемы. Появляется желание полностью воплотить это узкое «я» во всей личности, поборов все оставшиеся части, воспринимаемые как пороки. Там где нет принятия всего себя, вместе со всеми «пороками», появляется идея собственного несовершенства как болезненного состояния. А это не так. Если мы не видим свою природу или если вдруг видим, но отвергаем её, то появляется дискомфорт. Дискомфорт приходит от несоответствия реального и воображаемого. И путём устранения этого дискомфорта чаще видится не реалистичная и принимающая оценка себя, а полная победа одной части личности над другой. Духа над телом. Эмоций над разумом. Ощущений над идеями. Любые варианты возможны. То есть возникает соблазн стать совершенным. Совершенство - это полное соответствие всей личности идеальным представлениям о ней. И это видится как способ избавления от дискомфорта, от укоренённого в каждом внутреннего диалога потребностей. На самом же деле стремление к достижению совершенства лишь подогревает фрустрацию. Ведь его невозможно достичь, невозможно в себе убить все потребности и желания в угоду одному осознанному «я». Во многом из-за этой невозможности, этой муки внутреннего противоречия, невроза, Каренина и оказалась под поездом, Иртенев и Позднышев совершили по убийству, а «Живой труп» получился таким, каким получился. Так, если герою или просто живому человеку вдруг и получится убить в себе всё, что противоречит принципам этого узкого «я», то это ведь уже называется шизофрения, смерть, катастрофа, фрагментирование личности на порочную и идеальную части, конец.
Нет людей без пороков. Даже в святейшем из святейших внутри сидит дьявол.
И эти слова они на самом деле про смирение, про обуздание желаний к самоламанию, к спасению. Смирение - это замечательный противовес погоне за непорочностью. Смирение убирает страх греха, смирение убирает неприятие греха.
Как только я всё это понял про самого Льва Николаевича, его мысли, то в ту же секунду уже знал, каковы его взгляды на веру, Христа. Оставалось только найти тексты, посвященные этому. Они ещё больше уверили меня в моей догадке…
Мне кажется, для Толстого человеческая природа Христа была важным доказательством возможности достижения духовного и морального совершенства. А кроме самого факта возможности совершенства, она показывала и его благость, его здоровье, не говорила о катастрофе, но наоборот - доказывала его благотворность. Была сладостной ширмой.
Не знаю, насколько понятно я написал. Если моя мысль допускает трактовки, и вы сомневаетесь, что именно я имел в виду, то прошу вас, уточняйте - обсудим.