Спасать сильнее всего хочется тому, кто когда-то не был спасён.
Обострённое чувство справедливости порождается невозможностью компенсировать несправедливость по отношению к нам в прошлом.
Спасать сильнее всего хочется тому, кто когда-то не был спасён.
Понять что-то - тому, кто страдал не понимая.
Лучшая мотивация - сильная боль. Помните, да? - про палку острую для осликов, которую стимулом называли?
Любое «обострённое» чем-то стимулировано. И вот такой обострённый человек, он очень хороший помощник всем страждущим.
Из людей, раненных прошлой несправедливостью, получаются хорошие юристы и психологи… или педиатры. Мы называем таких врачей, психологов, юристов «специалистами от Бога». Признавая, что они делают больше, чем рядовые профессионалы. Эти люди ведомы к мастерству своим стимулом изнутри. Высоко мотивированные под наши задачи.
(Интересно, да? Задачи наши, а мотивирован для решения - другой!)
Встречая таких людей, мы благодарим судьбу.
(Как бы получается, благодарим за то, что кто-то был достаточно сильно ранен, чтобы стать способным нести нам свет.)
Мне часто говорили, что мои способности разрешать детско-родительские проблемы из разряда «дар Бога». Так и есть, дары… или дЫры.
В моей ситуации это конфигурация системного характера.
(Тем, кто знаком с понятием системных травм, будет понятно. Кому нет - гуглите про трансгенерационную травму. В текст не вмещу сейчас.)
Из десяти детей моей бабушки выжила только одна девочка, моя мама. Дети умирали младенцами. Когда родилась моя дочь, вместе с нежностью от вида беспомощного младенчика в душе приоткрылась «дыра». Та, из которой меня и накрыло: страхом и несправедливостью возможной утраты. А следом проявилась жажда понять как этого избежать. Прислушиваясь к себе, я понимала, что дети вселяют в меня тревогу. Беспокойство за их выживание заставляло всматриваться в них. Искать тонкие моменты и подкладывать под них ладони.
Ярче всего для меня встала задача связи: не утратить связь! Я должна была научиться понимать детское, чтобы быть на связи. Чтобы оно не ускользало, чтобы хотело оставаться в контакте.
Импульс из глубины шёл такой «Я пойму как устроены дети, и почему они уходят, бабушка! Я сделаю это для тебя.»
Конечно на тот момент для меня это не было про бабушкину жизнь. Не возникало даже мыслей таких. Просто жизнь с приходом младенца перевернулась и все интересы кардинально направились в сторону «понять и сберечь». Понимание, что тогда двигало мною, случилось гораздо позднее.
Да, рана, которая не закрыта в прошлом, рождает сверхмотивацию.
Дети - что там, у них внутри?.. как они устроены, что они чувствуют, как они думают, как они видят нас, взрослых?..
Слой за слоем, в поисках твёрдых основ экологии выживания детского, я открывала для себя педагогику, психологию и то, что не имело названий, но из чего можно было лепить мосты.
Нет, идеальным родителем при этом я не стала. Ресурса хватало не на всё. Понимание правильных действий приходило часто уже постфактум. Так что и моей дочери досталось в этой истории - мы искали ответы вместе. Но много лет высокомотивированной практики сделали меня специалистом.
И пришло успокоение. И дыра однажды закрылась.
Меня больше не гонит бездна. Но знания и навыки, добытые с её помощью, остались. Дыра стала даром - способностью, возможностью, умением.
Интересна ли мне по-прежнему детская психология? Да. Когда в чём-то ориентируешься, смотреть туда всё еще хочется. Тем более, что нет пределов совершенству, а каждый новый случай добавляет новых знаков. Кроме того, вдруг открылось, что детское остаётся во взрослых людях навсегда. И работая с проблемами взрослых, так или иначе прикоснёшься к нежному детскому, нуждающемуся в поддержке.
А вот ажиотаж ушёл, и пришло спокойное принятие возможностей и смирение с неизбежным. Раненый целитель кончился. Можно работать не спасая, по-человечески, из равновесия.
Мне думается, такая не быстро излечимая раненность, словно бы задана человечеству изначально. Как своеобразный стимул для единения. «Один спасется и тысячи вокруг него спасутся» - Серафим Саровский.
Ищу лекарство для себя, а найду его для других, многих.
(c) Кузнецова
http://elenakuznetsova.me/category/filosofija-celitelstva/
Спасать сильнее всего хочется тому, кто когда-то не был спасён.
Понять что-то - тому, кто страдал не понимая.
Лучшая мотивация - сильная боль. Помните, да? - про палку острую для осликов, которую стимулом называли?
Любое «обострённое» чем-то стимулировано. И вот такой обострённый человек, он очень хороший помощник всем страждущим.
Из людей, раненных прошлой несправедливостью, получаются хорошие юристы и психологи… или педиатры. Мы называем таких врачей, психологов, юристов «специалистами от Бога». Признавая, что они делают больше, чем рядовые профессионалы. Эти люди ведомы к мастерству своим стимулом изнутри. Высоко мотивированные под наши задачи.
(Интересно, да? Задачи наши, а мотивирован для решения - другой!)
Встречая таких людей, мы благодарим судьбу.
(Как бы получается, благодарим за то, что кто-то был достаточно сильно ранен, чтобы стать способным нести нам свет.)
Мне часто говорили, что мои способности разрешать детско-родительские проблемы из разряда «дар Бога». Так и есть, дары… или дЫры.
В моей ситуации это конфигурация системного характера.
(Тем, кто знаком с понятием системных травм, будет понятно. Кому нет - гуглите про трансгенерационную травму. В текст не вмещу сейчас.)
Из десяти детей моей бабушки выжила только одна девочка, моя мама. Дети умирали младенцами. Когда родилась моя дочь, вместе с нежностью от вида беспомощного младенчика в душе приоткрылась «дыра». Та, из которой меня и накрыло: страхом и несправедливостью возможной утраты. А следом проявилась жажда понять как этого избежать. Прислушиваясь к себе, я понимала, что дети вселяют в меня тревогу. Беспокойство за их выживание заставляло всматриваться в них. Искать тонкие моменты и подкладывать под них ладони.
Ярче всего для меня встала задача связи: не утратить связь! Я должна была научиться понимать детское, чтобы быть на связи. Чтобы оно не ускользало, чтобы хотело оставаться в контакте.
Импульс из глубины шёл такой «Я пойму как устроены дети, и почему они уходят, бабушка! Я сделаю это для тебя.»
Конечно на тот момент для меня это не было про бабушкину жизнь. Не возникало даже мыслей таких. Просто жизнь с приходом младенца перевернулась и все интересы кардинально направились в сторону «понять и сберечь». Понимание, что тогда двигало мною, случилось гораздо позднее.
Да, рана, которая не закрыта в прошлом, рождает сверхмотивацию.
Дети - что там, у них внутри?.. как они устроены, что они чувствуют, как они думают, как они видят нас, взрослых?..
Слой за слоем, в поисках твёрдых основ экологии выживания детского, я открывала для себя педагогику, психологию и то, что не имело названий, но из чего можно было лепить мосты.
Нет, идеальным родителем при этом я не стала. Ресурса хватало не на всё. Понимание правильных действий приходило часто уже постфактум. Так что и моей дочери досталось в этой истории - мы искали ответы вместе. Но много лет высокомотивированной практики сделали меня специалистом.
И пришло успокоение. И дыра однажды закрылась.
Меня больше не гонит бездна. Но знания и навыки, добытые с её помощью, остались. Дыра стала даром - способностью, возможностью, умением.
Интересна ли мне по-прежнему детская психология? Да. Когда в чём-то ориентируешься, смотреть туда всё еще хочется. Тем более, что нет пределов совершенству, а каждый новый случай добавляет новых знаков. Кроме того, вдруг открылось, что детское остаётся во взрослых людях навсегда. И работая с проблемами взрослых, так или иначе прикоснёшься к нежному детскому, нуждающемуся в поддержке.
А вот ажиотаж ушёл, и пришло спокойное принятие возможностей и смирение с неизбежным. Раненый целитель кончился. Можно работать не спасая, по-человечески, из равновесия.
Мне думается, такая не быстро излечимая раненность, словно бы задана человечеству изначально. Как своеобразный стимул для единения. «Один спасется и тысячи вокруг него спасутся» - Серафим Саровский.
Ищу лекарство для себя, а найду его для других, многих.
(c) Кузнецова
http://elenakuznetsova.me/category/filosofija-celitelstva/