Начало финала. И о последствиях.
А теперь, девочки и сочувствующие, у нас самый веселый для меня и самый трудный для вас кусок темы. Особенно невесело будет тем, кто попытался предыдущие посты осмыслять дискурсом. Для начала, чтобы вам попроще было (сочувствующим особенно) мы возьмем как материал для разбора пост Нияза Аксанова «Покормил медведя - убил медведя» Но теперь мы на этот пост посмотрим вот с какого ракурса: примите пустырник или валерьянку, что вам привычнее, попробуйте включить головы, и соотнесите объем действий с размером последствий. Для того, чтобы закопать неудачно выловленную рыбу, нужно от силы двадцать минут. И одному человеку. История с поиском и отстрелом ВСЕХ ПОПАВШИХ В РАДИУС ОХВАТА медведей (так что Нияз еще смягчил в названии размер последствий) - это явно не одной недели дело. И с шансами, даже не одного месяца.
И зверей, ни в чем не виноватых, гибнет при этом на порядок больше, чем патологически ведущих себя по вине человека зверей. Так вот: ЭТО ТАК ВСЕГДА. Один ленивый скот решает свою проблему «как проще», потому что ему очень надо (поставьте галочку в этом месте, мы к этому «очень надо было» еще вернемся). И если его удастся вычислить - он будет вполне согласен ответить. Но только за закопанную рыбу. За труп человека, на которого напал прикормленный им медведь, за десяток или больше убитых медведей (в заповеднике между прочим) - вычо, этония, ачоясделалто, подумаешь, рыбу закопал. Медведь сам пришел, его с рук никто не кормил (запомните формулировку, это важно), на людей он сам нападать начал, его никто этому не учил, а что вы все поленились искать того самого медведя и отстреливали всех попавших - так вы такие же ленивые скоты, как и я, так что и за рыбу отвечать не буду тоже. А то, что вы с меня требуете возмещения ущерба - так это вы просто денег хотите, вам мало того что вы тут этих медведей отстреливаете, мной прикрываясь как причиной, и вообще пользуетесь природными благами вдоль и поперек, вы просто жадные.
Последствия? какие такие последствия? прямые действия руками - да, были. Ну, то есть, может быть были. Хотя на самом деле и они не считаются, потому что вы все ничем не лучше, это два. А раз - мне же было надо, это же важнее. И про вот это самое «мне было надо» у меня есть пара слов перед тем, как мы перейдем от учебного материала к лабораторному. Если «мне было надо» слегка поскрести, то выяснится, что на самом деле под ним находится глубокое убеждение в наличии различий между желаниями и потребностями и сцепленное с ним верование в то, что потребности - это то, что прямо и непосредственно относится к вопросам выживания, а желания - это что-то такое, про излишества. Отсюда, из этой кочки, растет прекрасная и простая мысль о том, что чем хуже индивид себя чувствует, тем больше он имеет прав на нечто, что он намерен получить - потому что потребность же! серьезная же! про выживание же! - и дальше естественным образом оная мысль колосится в формате «если я вижу где-то свое, я его беру, невзирая на то, чье оно». Здравствуй, стратегия насилия. Мы тебя ждали и готовили формалин, добро пожаловать на лабораторный стол.
Итак, смотрите, что получается. Вот у нас есть индивид с вроде бы потребностью. То, что она у него потребность, он определяет по тому, насколько она напряжена, и по тому, как давно он терпит и разращивает это напряжение. Степень актуальности он тоже определяет по уровню напряжения и дискомфорту, с ним связанному. В какой-то момент напряжение достигает критического уровня (то есть, отшибает критичность к своему поведению напрочь) - и он идет удовлетворять эту потребность. Каким образом он это делает? Он берет нужное там, где найдет. Не создает. Не покупает. А выпрашивает, крадет или отнимает силой, потому что создавать и покупать некогда.
Если говорить на примере медведей, то сначала «как легче» поступил человек, показавший этот путь медведю, и только после этого медведь им воспользовался. Но с легкими путями есть одна пакостная особенность: они приучают к тому, что затраты на получение потребного оказываются меньше фактически необходимого - и в какой-то момент критическое состояние дефицита приходит раньше расчетного времени. И требуется путь еще более легкий: отнять у другого, если нет сил добыть самостоятельно. Это причина, по которой путь насилия всегда оказывается тупиковым, потому что в какой-то момент силы на насилие тоже иссякают, из-за привычки не оставлять резерва на получение ресурса способом более сложным чем тот, которым пользовался последний раз.
Допустим, мы можем этого индивида взять за шкирку и сказать ему: что ж ты, скот несхоластический, творишь, смотри, сколько вреда от тебя и сколько времени тянутся последствия? Он нам ответит: «во-первых, мне было очень надо» (то есть, а если бы я все это не натворил, то повредился бы ценный я). И добавит: «во-вторых, я готов ответить только за то, что я признаю сделанным» (а все, что от этого покатилось в разные стороны и разлетелось, оставляя следы, это уже не мое и отвечать за это я не буду). И пока имеет возможность продолжать говорить, еще и продолжит: «а в третьих - вы сами-то не лучше, и вообще эта задача иначе не решается» (и поэтому давайте не будем считать этот вред значимым, так же все делают). А пока мы приходим в себя после этой блестящей риторики, завершит: «а если вы не согласны, то вы синемордые и мохнозубые, потому что я нормальный». То есть, когда он это все воротил, у него критичность слетела, поэтому и делал как бы не он, и тут отвечать некому, или снимаем вопрос вообще, или отвечать за это должен кто-то другой - а сейчас-то он нормальный, и вы нормальные, ну и что мы о ерунде, пошли лучше выпьем.
Для того чтобы это получить, надо всего лишь увидеть в насильнике «нормального парня» и «посмотреть с его точки зрения» - то есть:
1) вывести за скобки все, вообще все, последствия действия и рассматривать только действие. В пересчете на заповедник - не смотрим на десяток или больше убитых медведей, нет в кадре этих мертвых тел, и на задранного медведем человека не смотрим, нет в кадре трупа; то есть все, что относится к категории «кровь-кишки-мертвый лось» и вроде бы указывает на серьезность последствий - опа! - и магическим образом в поле зрения отсутствует, а есть только несколько мертвых рыбин, аккуратно зарытых на территории заповедника.
2) оценивать вред только от действий, то есть - нет никакой ответственности за смерть другого человека, и ответственность за минус десять-двадцать медведей в заповеднике тоже отсутствует, есть вина за небрежный вылов штучного количества рыб, что, конечно, ай-ай-ай и нарушение, но размеры беды и штрафные санкции совсем другие.
3) отказаться оценивать последствия вообще и тем самым сложить их на того, на кого они и так легли. То есть - вы, работники заповедника, разбирайтесь, как хотите, с восстановлением баланса экосистемы, с взаимоотношениями между популяциями определенных видов между собой и с их отношением к присутствию человека на заповедной территории, и деньги берите на это откуда хотите. А я, имярек, всего лишь закопал тут несколько мертвых рыб, в чем конечно раскаиваюсь и неправ, но полоскать меня по всем углам как убийцу и браконьера - не позволю, это мое доброе имя.
Примите эту точку зрения за истину - и вы, нечувствительно и незаметно для себя, одобрите и поддержите насилие, признавая его при этом преступлением. Добро пожаловать в клуб, то есть, в дискурс.
При этом, если точку зрения как истину не принимать, а протереть глаза и ими посмотреть на факты, картинка-то будет совсем другой. И если рассматривать (в случае заповедника) реальный ущерб, имяреком нанесенный, то если описать его имущество по суду, начиная со спиннинга и заканчивая трусами, а затем его самого разобрать и продать на органы и донорские материалы, сумму вряд ли удастся уравнять; для того чтобы покрыть то, что он один наворотил за двадцать минут, таких красавцев надо будет не меньше чем троих.
Как это пересчитывается на ситуацию, рассмотренную в примере с «найденным бифштексом», мы здесь говорить не будем, тут у нас пока речь про общие закономерности.
Если суммировать и абстрагировать, они таковы:
- в ситуации насилия жертва теряет всегда и обязательно больше, чем насильник готов признать и способен компенсировать;
- в ситуации насилия насильник готов признать совершенными те и только те свои действия, которые привели к удовлетворению потребности, ради которой он совершал насилие (если не привели - значит, действий не было) и компенсировать будет только полученные им выгоды, но никак не нанесенный ущерб (плачу за реально съеденное, а не за взятое; взял больше? но внутрь же не попало! значит - не брал!);
- последствия действий, даже признанных совершенными, насильник не признает как часть своей ответственности и не будет компенсировать, рассматривая требования компенсации последствий как рвачество жертвы и попытку нажиться на его, уличенного и принужденного к ответу, беспомощном (так и воспринимается) состоянии.
И это причины, по которым жертвы насилия никогда не могут получить полную компенсацию ущерба. Даже выжав насильника досуха. У него просто нет столько средств, чтобы компенсировать наделанное, было бы хотя бы столько - он бы не брал желаемое силой или обманом и силой. И это причины обид насильников в адрес своих жертв: с них берут всегда больше, чем они получили. Не потому что они на самом деле берут меньше, а потому, что они повреждают больше, чем используют. Это механизмы насилия, они так и работают.
Ну да, это поведение и есть ядро стратегии зависимости. И да, жертва с точки зрения насильника - это тот взрослый, который обязан обеспечить ребенку удовлетворение его потребности. Точнее, того, что он за потребность принял в силу напряженности и вызванного ею дискомфорта. Что это на самом деле, мы чуть позже обсудим. А сейчас, с этого места, уже можно начинать говорить о том, как уйти целыми, и когда начинать уходить, чтобы уйти целыми.
https://inisvitrin.zeropoint.online/?p=133
И зверей, ни в чем не виноватых, гибнет при этом на порядок больше, чем патологически ведущих себя по вине человека зверей. Так вот: ЭТО ТАК ВСЕГДА. Один ленивый скот решает свою проблему «как проще», потому что ему очень надо (поставьте галочку в этом месте, мы к этому «очень надо было» еще вернемся). И если его удастся вычислить - он будет вполне согласен ответить. Но только за закопанную рыбу. За труп человека, на которого напал прикормленный им медведь, за десяток или больше убитых медведей (в заповеднике между прочим) - вычо, этония, ачоясделалто, подумаешь, рыбу закопал. Медведь сам пришел, его с рук никто не кормил (запомните формулировку, это важно), на людей он сам нападать начал, его никто этому не учил, а что вы все поленились искать того самого медведя и отстреливали всех попавших - так вы такие же ленивые скоты, как и я, так что и за рыбу отвечать не буду тоже. А то, что вы с меня требуете возмещения ущерба - так это вы просто денег хотите, вам мало того что вы тут этих медведей отстреливаете, мной прикрываясь как причиной, и вообще пользуетесь природными благами вдоль и поперек, вы просто жадные.
Последствия? какие такие последствия? прямые действия руками - да, были. Ну, то есть, может быть были. Хотя на самом деле и они не считаются, потому что вы все ничем не лучше, это два. А раз - мне же было надо, это же важнее. И про вот это самое «мне было надо» у меня есть пара слов перед тем, как мы перейдем от учебного материала к лабораторному. Если «мне было надо» слегка поскрести, то выяснится, что на самом деле под ним находится глубокое убеждение в наличии различий между желаниями и потребностями и сцепленное с ним верование в то, что потребности - это то, что прямо и непосредственно относится к вопросам выживания, а желания - это что-то такое, про излишества. Отсюда, из этой кочки, растет прекрасная и простая мысль о том, что чем хуже индивид себя чувствует, тем больше он имеет прав на нечто, что он намерен получить - потому что потребность же! серьезная же! про выживание же! - и дальше естественным образом оная мысль колосится в формате «если я вижу где-то свое, я его беру, невзирая на то, чье оно». Здравствуй, стратегия насилия. Мы тебя ждали и готовили формалин, добро пожаловать на лабораторный стол.
Итак, смотрите, что получается. Вот у нас есть индивид с вроде бы потребностью. То, что она у него потребность, он определяет по тому, насколько она напряжена, и по тому, как давно он терпит и разращивает это напряжение. Степень актуальности он тоже определяет по уровню напряжения и дискомфорту, с ним связанному. В какой-то момент напряжение достигает критического уровня (то есть, отшибает критичность к своему поведению напрочь) - и он идет удовлетворять эту потребность. Каким образом он это делает? Он берет нужное там, где найдет. Не создает. Не покупает. А выпрашивает, крадет или отнимает силой, потому что создавать и покупать некогда.
Если говорить на примере медведей, то сначала «как легче» поступил человек, показавший этот путь медведю, и только после этого медведь им воспользовался. Но с легкими путями есть одна пакостная особенность: они приучают к тому, что затраты на получение потребного оказываются меньше фактически необходимого - и в какой-то момент критическое состояние дефицита приходит раньше расчетного времени. И требуется путь еще более легкий: отнять у другого, если нет сил добыть самостоятельно. Это причина, по которой путь насилия всегда оказывается тупиковым, потому что в какой-то момент силы на насилие тоже иссякают, из-за привычки не оставлять резерва на получение ресурса способом более сложным чем тот, которым пользовался последний раз.
Допустим, мы можем этого индивида взять за шкирку и сказать ему: что ж ты, скот несхоластический, творишь, смотри, сколько вреда от тебя и сколько времени тянутся последствия? Он нам ответит: «во-первых, мне было очень надо» (то есть, а если бы я все это не натворил, то повредился бы ценный я). И добавит: «во-вторых, я готов ответить только за то, что я признаю сделанным» (а все, что от этого покатилось в разные стороны и разлетелось, оставляя следы, это уже не мое и отвечать за это я не буду). И пока имеет возможность продолжать говорить, еще и продолжит: «а в третьих - вы сами-то не лучше, и вообще эта задача иначе не решается» (и поэтому давайте не будем считать этот вред значимым, так же все делают). А пока мы приходим в себя после этой блестящей риторики, завершит: «а если вы не согласны, то вы синемордые и мохнозубые, потому что я нормальный». То есть, когда он это все воротил, у него критичность слетела, поэтому и делал как бы не он, и тут отвечать некому, или снимаем вопрос вообще, или отвечать за это должен кто-то другой - а сейчас-то он нормальный, и вы нормальные, ну и что мы о ерунде, пошли лучше выпьем.
Для того чтобы это получить, надо всего лишь увидеть в насильнике «нормального парня» и «посмотреть с его точки зрения» - то есть:
1) вывести за скобки все, вообще все, последствия действия и рассматривать только действие. В пересчете на заповедник - не смотрим на десяток или больше убитых медведей, нет в кадре этих мертвых тел, и на задранного медведем человека не смотрим, нет в кадре трупа; то есть все, что относится к категории «кровь-кишки-мертвый лось» и вроде бы указывает на серьезность последствий - опа! - и магическим образом в поле зрения отсутствует, а есть только несколько мертвых рыбин, аккуратно зарытых на территории заповедника.
2) оценивать вред только от действий, то есть - нет никакой ответственности за смерть другого человека, и ответственность за минус десять-двадцать медведей в заповеднике тоже отсутствует, есть вина за небрежный вылов штучного количества рыб, что, конечно, ай-ай-ай и нарушение, но размеры беды и штрафные санкции совсем другие.
3) отказаться оценивать последствия вообще и тем самым сложить их на того, на кого они и так легли. То есть - вы, работники заповедника, разбирайтесь, как хотите, с восстановлением баланса экосистемы, с взаимоотношениями между популяциями определенных видов между собой и с их отношением к присутствию человека на заповедной территории, и деньги берите на это откуда хотите. А я, имярек, всего лишь закопал тут несколько мертвых рыб, в чем конечно раскаиваюсь и неправ, но полоскать меня по всем углам как убийцу и браконьера - не позволю, это мое доброе имя.
Примите эту точку зрения за истину - и вы, нечувствительно и незаметно для себя, одобрите и поддержите насилие, признавая его при этом преступлением. Добро пожаловать в клуб, то есть, в дискурс.
При этом, если точку зрения как истину не принимать, а протереть глаза и ими посмотреть на факты, картинка-то будет совсем другой. И если рассматривать (в случае заповедника) реальный ущерб, имяреком нанесенный, то если описать его имущество по суду, начиная со спиннинга и заканчивая трусами, а затем его самого разобрать и продать на органы и донорские материалы, сумму вряд ли удастся уравнять; для того чтобы покрыть то, что он один наворотил за двадцать минут, таких красавцев надо будет не меньше чем троих.
Как это пересчитывается на ситуацию, рассмотренную в примере с «найденным бифштексом», мы здесь говорить не будем, тут у нас пока речь про общие закономерности.
Если суммировать и абстрагировать, они таковы:
- в ситуации насилия жертва теряет всегда и обязательно больше, чем насильник готов признать и способен компенсировать;
- в ситуации насилия насильник готов признать совершенными те и только те свои действия, которые привели к удовлетворению потребности, ради которой он совершал насилие (если не привели - значит, действий не было) и компенсировать будет только полученные им выгоды, но никак не нанесенный ущерб (плачу за реально съеденное, а не за взятое; взял больше? но внутрь же не попало! значит - не брал!);
- последствия действий, даже признанных совершенными, насильник не признает как часть своей ответственности и не будет компенсировать, рассматривая требования компенсации последствий как рвачество жертвы и попытку нажиться на его, уличенного и принужденного к ответу, беспомощном (так и воспринимается) состоянии.
И это причины, по которым жертвы насилия никогда не могут получить полную компенсацию ущерба. Даже выжав насильника досуха. У него просто нет столько средств, чтобы компенсировать наделанное, было бы хотя бы столько - он бы не брал желаемое силой или обманом и силой. И это причины обид насильников в адрес своих жертв: с них берут всегда больше, чем они получили. Не потому что они на самом деле берут меньше, а потому, что они повреждают больше, чем используют. Это механизмы насилия, они так и работают.
Ну да, это поведение и есть ядро стратегии зависимости. И да, жертва с точки зрения насильника - это тот взрослый, который обязан обеспечить ребенку удовлетворение его потребности. Точнее, того, что он за потребность принял в силу напряженности и вызванного ею дискомфорта. Что это на самом деле, мы чуть позже обсудим. А сейчас, с этого места, уже можно начинать говорить о том, как уйти целыми, и когда начинать уходить, чтобы уйти целыми.
https://inisvitrin.zeropoint.online/?p=133