Мне тут по ходу был задан вопрос
Оригинал взят у morreth в Мне тут по ходу был задан вопрос
http://morreth.livejournal.com/867754.html?thread=19057066#t19057066
Попробую на него ответить.
В японской культуре телесность и тело носят амбивалентный характер, и этот характер вдобавок меняет оттенуи от эпохи к эпохе.
С одной стороны, тело воспринимается как источник благ - можно что-то делать, есть, пить, совокупляться. Тело одновременно и агент человека,бога во внешнем мире, и реципиент разных воздействий внешнего мира, инструмент познания. Японские боги - ками - изначально телесны, а не духовны. Они творят мир при помощи телодвиджений и жестов: погружают копье в мировой океан, чтобы упавшие с него капли стали земной твердью. Потом они совершают половой акт - и от этого рождаются сначала морская пена, потом земля (острова Японии).
Это с одной стороны. С другой - тело постоянный источник нечистоты: кала, мочи, женских выделений, крови и пр. Поэтому оно (особенно телесный низ) - нечисто само по себе. В конце концов, ему предстоит стать трупом - который тоже сам по себе нечист.
В этом отношении ничего специфически японского пока нет, оно общечеловеческое, мы встречаем его отголоски и в античной культуре, и в современной. Но в наше время понятие ритуальной нечистоты потеряло свое значение, свелось искоючительно к гигиеническому аспекту. В старину было не так, и отголоски этого наполняют японскую литературу от и до. Если кого-то интересует, возможно ли такое мировосприятие в современном мире - рекомендую прочитать посты gipsylilya о цыганском законе.
Женщина считалась более "скверной", чем мужчина, вимдимо, потому что кроме тех "скверн", которым подвержено мужское тело - продукты метаболизма, смерть, трупное гниение - женское подвержено еще двум: месячные и лохии (кровотечения после родов). Поэтому женщина - существо "по жизни" более опущенное и подчиненное. В "Кодзики" и "Нихон Сёки" постулируется первенство мужчины:
"Вот, на острове Оногоро-сима воздвигли они Священный Столп Середины Страны, и Бог-мужчина обошел его слева, Богиня-женщина - справа. Обошли они порознь Священный Столп Страны и встретились лицом к лицу. И тогда Богиня-женщина заговорила первой и рекла: «О, радость, - встретиться с прекрасным юношей», - так рекла.
Бог-мужчина, недовольный, изрек: «Ведь я - мужчина. По закону я первым и должен говорить. Почему же, наоборот, женщина заговорила раньше? Это дурное предзнаменование. Поэтому надо обходить вокруг наново»".
А почему мужчина должен говорить первым? А нипочему. Так положено.
Так что половая сфера в целом в древней Японии была связана с ритуальной скверной.
Смешение этого сырого язычества с высокоразвитой и уже несколько "усталой" китайской культурой, а затем - вкрапления культуры индийской, пришедшие с буддизмом, породили совершенно изумительный результат: строенную систему верований (синто-буддизм-конфуцианство) и очень причудливую культурную ситуацию, в которой аутентично японское (в отношениях с китайским и индийским) отождествляется одновременно и с "высоким" - божественным, сакральным, культурным, духовным - и с "низким" - женским, простонародным, телесным.
Одна из многочисленных иллюстраций этого парадокса: женщинам запрещено подниматься на гору Фудзи, чтобы не осквернить её. Запрещено не только участвовать в борьбе сумо, но даже приближаться к тохё на определенное расстояние. Беременные женщины не могут находиться в пределах дворца, когда там проводится майская церепония высаживания рассады (я сейчас не трогаю буддийские ритуальные запреты, ограничиваюсь только синтоистскими).
Но в то же время - только женщина (притом царского рода) может быть жрицей в храмах Исэ и Камо (императорских святилищах). Такая женщина долна блюсти девственность и соблюдать множество других ритуальных запретов - в том числе и запрет на произнесение буддийских терминов в ограде храма (а жрица находится там практически постоянно, кроме нескольких ритуальных выездов в год). Таким образом, жрица существенно ухудшала свою карму - но это рассматривалось как жертва во имя благополучия земли и императорского дома. Да и служение было не пожизненным - когда у жрицы умирал кто-то из близких родственников, она получала отставку и выбирали следующую: смерть близкого человека сама по себе была оскверняющим фактором. Одним из важнейших запретов для жрицы был запрет носить траур.
Смерть, по японским верованиям, также пришла в мир через женщину. Богиня Идзанами, рожая бога огня Кагуцути, опалила лоно и от этого скончалась. Как видим, и тут половая сфера и телесный низ тесно связаны со сферой смерти.
"Потом же Изанаки-но микото, отправившись вслед за Изанами-но микото, вошел в страну Ёмотукуни 62 и, нагнав [Изанами], говорил с нею.
И Изанами-но микото рекла: «Повелитель, муж мой, отчего пришел ты так поздно? Я уже прикоснулась к очагу, [где готовят] пищу. Сейчас же я буду почивать. Прошу, не гляди на меня».
Изанаки-но микото не послушался и украдкой вынул запретный гребень, отломил от него [крайний зубец] Мужской Столп, всмотрелся, держа его как факел, [и увидел, что Изанами] вся в гнойных нарывах и [в теле ее] копошатся черви.
Ныне из-за этого существует запрет: люди этого мира избегают ночью зажигать [только] один светильник и ночью выбрасывать гребень.
Тогда Изанаки, сильно изумившись, рек: «Я, сам того не ведая, попал в страну уродства и скверны», - и тут же пустился бежать обратно.
Тогда Изанами-но микото, разгневавшись, рекла: «Зачем ты не сдержал данной тобой клятвы и заставил меня устыдиться?» И тогда послала она восемь ведьм страны Ёмотукуни (в одной [книге] сказано: восемь писамэ), чтобы те догнали и задержали его. Тогда Изанаки-но микото обнажил меч и стал на бегу размахивать им за спиной".
Скверна, прием пищи, нарушение ритуального запрета, пол и смерть в этом мифе, как видим, теснейшим образом переплетаются. Но там же вы видим и пример "скверны, изгоняющей скверну":
"В одной [книге] сказано: Изанаки-но микото тогда направился к большому дереву и пустил струю. [Струя] тут же превратилась в огромную реку. Пока ведьмы страны Ёмо-ту-куни собирались перебраться через эту влагу, Изанаки-но микото уже добрался до склона Ёмо-ту-пирасака, так сказано. И тогда он перегородил путь через этот склон скалой, которую может сдвинуть лишь тысяча человек, встал лицом к Изанами и произнес слова заклятия, разрывающие брачный союз.
На это Изанами-но микото рекла: «Супруг мой возлюбленный, раз ты так говоришь, то я буду душить в день по тысяче человек среди народа той страны, которой ты правишь». Изанаки-но микото в ответ ей рек: «Возлюбленная моя супруга, если ты так говоришь, то я буду рождать в день по полторы тысячи человек»".
Итак, женское божество - мать-породительница. Но она же и агент смерти.
Обращу ваше благосклонное внимание на еще один факт: богиня умирает, рожая огонь. Именно владение огнем в глазах древнего человека возвышало его над животными и было началом того, что называется "культурой". Итак, природа порождает культуру, порождает огонь - и тут же гибнет от этого. Мы еще вернемся позже к этой вешке.
Обряд ритуального очищения породждает новый сонм божеств:
"Вот, возвратился Изанаки-но микото и, досадуя, сказал так: «Я только что побывал в месте уродливом и грязном. Так что теперь намерен совершить очищение тела от скверны»
Отправился он в дорогу и достиг равнины Апаки, что в местности Татибана у Водо, что в Пимука, в стране Тукуси. Там и совершил очищение.
Перед тем же, как его совершать, произнес он заклятие котоагэ, «поднятие слов»: «Верхние воды очень сильны, нижние воды очень слабы», - так рек и совершил очищение в средних водах. От этого родился бог, имя его - Ясо-магатупи-но ками. Тогда, желая выпрямить этого искривленного бога, он породил [другого] бога, имя ему - Каму-напопи-но ками. Затем - Опо-напопи-но нами. (...)
Затем [Изанаки] промыл левый глаз. От этого родилось божество, имя ему - Великая богиня Аматэрасу-опо-ками. Затем промыл правый глаз. От этого родилось божество, имя ему - Тукуёми-но микото. Затем промыл нос. От этого родилось божество, имя ему - Сусаново-но микото. Всего три божества."
Три главных бога японского пантеона - богиня Солнца, бог Луны и бог Ветра - таким образом, порождены не половым актом, а актом очищения - и тем самым свободны от половой скверны. Есть другая версия мифа, где Идзанаги порождает солнце, луну и ветер опять-таки не через половой акт, но взяв в одну руку медное заркало, а в другую - серебряное. Ветер же рождается от быстрого поворота его головы.
Бытует представление, что японцы "без комплексов" насычет половой сферы, потому что считают ее чистой. И слова соответствующие у них не табуированы, потому что они не видят в этом ничего плохого.
Это, мягко говоря, не так - по меньшей мере по отношению к древним и средневековым японцам. Половая сфера была ритуально нечиста для них "по умолчанию" - но, поскольку эта нечистота была совершенно неизбежной, они считали, что нет смысла заморачиваться: трахаться-то все равно охота, а нечистоту можно смыть. Соответствующие слова у них действительно не табуированы - но именно потому, что японская культура была очень "молода", и не обросла скорлупой иносказаний и эвфемизмов.
Другая область, связанная с телесным низом - цепочка "еда-пищеварение-испражнения" - также имела амбивалентную, двойственную природу. С одной стороны, испражнения были безусловной скверной. С другой - они служили ценным удобрением. То, что выходит из человека, попадает в землю, как бы переваривается ею - а потом земля опять дает плод, и этот плод входит в человека. И так по кругу.
Миф о богине плодородия также очень интересен:
"В одной книге сказано: Изанаки-но микото, троим детям поручения назначая, рек: «Богине великой, Аматэрасу-опо-ками надлежит ведать Равниной Высокого Неба. Сусаново-но микото надлежит ведать Равниной Голубого Моря».
Аматэрасу-опо-ками, уже пребывая на Небе, рекла: «Слышала я, что в Срединной Стране Тростниковой Равнины есть божество по имени Укэмоти-но ками 84. Ты, Тукуёми-но ками, отправляйся туда и разузнай».
Получив это повеление, Тукуёми-но ками спустился [на землю] и добрался до жилища Укэмоти-но ками.
Вот, Укэмоти-но ками головой вертит: повернет в сторону страны - выходит изо рта вареный рис, повернет в сторону моря - выходит изо рта то, что с плавником широким, и то, что с плавником узким, повернет в сторону гор - выходит изо рта то, что с грубым волосом, и то, что с мягким волосом. 85 Вот, все эти вещи всех видов на сотню столиков были поставлены и в дар поднесены.
И разгневался тогда Тукуёми-но ками, и, раскрасневшись, так сказал: «Это скверна и унижение. Какова дерзость - кормить меня тем, что выплюнуто из твоего рта!» Сказавши так, он вынул меч, ударил и убил [тем мечом] Укэмоти-но ками. А потом все, что было, в точности поведал [богине Аматэрасу]. Аматэрасу-опо-ками пришла в гнев великий и сказала: «Ты - дурное божество. Больше мы не увидимся». Так рекла, и вот, отдалившись от Тукуёми-но ками, стала жить отдельно, [светя попеременно с Тукуёми-но ками, и получилось] - то день, то ночь".
В другой версии мифа богиню плодородия убивает Суса-но-о, за что его изгоняют с небес. Но сейчас важно не это - а то, что
а) Богиня - женщина;
б) Производимая богиней еда воспринимается как нечистые выделения;
в) Богиню за это убивают.
Конечно, образ богини - это иносказание, в котором очень прозрачен образ Земли, которую "рассекают" мечом-плугом, чтобы получить из нее сельскохозяйственные продукты и прочие блага. Снова происходит убийство природы во имя культуры. И то, что произошло из трупа природы, окультуренное, преораженное - может быть поднесено в дар богам:
"Через какое-то время Аматэрасу-опо-ками послала Ама-но кума-пито, чтобы тот отправился и посмотрел. [Увидел посланец] тогда, что божество Укэмоти-но ками и в самом деле уже скончалось. А из его головы произошли коровы и лошади, из лба - просо, из бровей - тутовые коконы, из глаз - куриное просо хиэ, из чрева - рис, из потайного места - пшеница, бобы и фасоль. Ама-но кума-пито все это подобрал, воротился обратно и поднес [Аматэрасу]
И обрадовалась тогда Аматэрасу-опо-ками и рекла: «Все эти вещи будет есть и тем жить Явленная в Мир Зеленая Жизненная Поросль», - и, так сказавши, взяла просо, хиэ, бобы и фасоль и сделала их семенем для суходольных полей, а взявши рис, сделала его семенем для заливных полей. И, соответственно сему, определила старейшин Небесных селений.
И вот, взяли [они] те семена риса и впервые засадили Небесные узкие поля и длинные поля. И той осенью уродились поникающие [от собственной тяжести] колосья в восемь кулаков размером, и была большая радость".
Но недолго музыка играла, недолго фраер танцевал - бог Суса-но-о начал безобразничать и делать всяческие каверзы. Какого же рода эти каверзы?
"И вот, Сусаново-но микото весной засыпал канавки и разрушил межи. А осенью, когда колосья уже совсем созрели, силой вторгся на поля и обвязал их крепкими вервиями. И еще, когда богиня Солнца находилась в ткацкой зале, он ободрал заживо пегого жеребенка и бросил в ту ткацкую залу. Все его деяния были бурны и неистовы.
Однако богиня Солнца питала к нему родственные чувства, поэтому она не гневалась, не сердилась, а все ему подобру простила. Когда же дошло до вкушения богиней Солнца еды из нового урожая, Сусаново-но микото под священный престол богини в храме вкушения нового урожая тайком пробрался и там испражнился.
Богиня Солнца, не зная об этом, села на престол. И от этого все тело богини охватила болезнь".
В этом изводе мифа скверне испражнений придается магическое значение. Сусаноо считался еще и богом эпидемий, моровых поветрий.
Но это все памятники эпохи Нара, а дела и представления - еще более древних дней. Эпоха Хэйан - это эпоха окончательного торжества разума над сассапариллой, культуры над природой и одежды над телом. Ни тело само по себе, ни его проявления ни в коем случае не прекрасны. Прекрасно тело окультуренное - одетое. Прекрасно лицо окультуренное - покрытое гримом, с выбритыми и подрисованными бровями, с начерненными зубами. Когда говорят о белых зубах - добавляют "как у дикого зверя". Тело изгоняется из сферы изящного - "мияби", "га" - и принадлежит сфере простонародного, "подлого", "дзоку". Фразу "что естественно, то не безобразно", хэйанцы бы просто не поняли. Они держались полярных воззрений - ничто не может считаться красивым, пока оно не включено в орбиту культуры, искусства, пока не преображено прикосновением человека. Оно безобразно в буквальном смысле: без-образно, лишено образа, смысла.
Описывая внешность человека, автор эпохи Хэйан непременно описывает одежду, волосы, реже - лицо и никогда - тело. Сам по себе покрой одежд - и мужских, и женских - таков, что начисто скрывает фигуру. Даже эротизм атрибутируется одежде: сердце любящего волнует запах рукавов возлюбленной, а не вид ее рук. Наиболее привлекательной и эротичной деталью считаются женские волосы. Описывая исключительную красавицу, японский автор непременно скажет, что волосы ее волочились по земле на несколько сяку (про императрицу Анси сказано даже, что уогда она садилась в карету, ее волосы еще оставались во дворце), и если прядь их положить на лист бумаги - то не было видно ни единого просвета.
Нельзя сказать, что тело лишено эротизма совсем. Но оно в таких случаях не голое. Оно _просвечивает сквозь одежду_. Собственно говоря, это только кожа. "Платье ее во многих местах распоролось, и можно было видеть восхитительное тело, тонкую кожу" (Сагоромо-моногатари).
В "Тайхэйки"* есть очень интересная side-story о том, как регент Ко-но Моронао влюбился в жену самурая Такасада. Влюбился, как тогда нередко бывало, заочно, со слов дамы полусвета Дзидзю, кем он и воспользовался как сводней. Дзидзю, понимая, что наболтала лишнего, приходит к рещению показать ему жену такасады в купальне, нагой, чтобы - внимание! - отвадить его и остудить его страсть. "Но потом ей вдруг пришло в голову, что Моронао разочаруетсяв жене Такасада, если увидит ее после купания и без грима".
Увы, Дзидзю просчиталась - помимо своей воли жена Такасады предстала перед Моронао в выгодном свете: "раскрасневшаяся, подобно цветку, она играла краем прозрачной, как лед, нижней одежды с короткими рукавами, мягко облегавшей ее тело. Длинные волосы ниспадали на плечи. Чувствовался сильный запах ладана, который она зажгла, чтобы одежда пропиталась ароматом..." В книге ничего не сказано о том, красивы ли ее груди, бедра, плечи - говорится только о волосах и коже, просвечивающей сквозь одежду. Из дальнейшего развития событий мы узнаем, что она была беременна и на довольно большом сроке. Но это не интересовало Моронао. Эротическим фетишем эпохи были волосы и кожа.
Японский костюм сильно менялся с течением времени - но от эпохи Хэйан до наших дней одно оставалось неизменным: он _скрывает_, а не обрисовывает силуэт. Танидзаки в своем знаменитом эссе "Похвала Тени" пишет:
"В эпоху раннего феодализма дочери и жёны лиц мещанского сословия одевались поразительно просто и неярко - одежда являлась как бы частью мрака и была призвана служить не чем иным, как промежуточным звеном между мраком и лицом. Обычай чернения зубов, являвшийся разновидностью косметики, преследовал, по-видимому, ту же цель: наполнить мраком все щели, оставив только одно лицо.
...Если не бояться впасть в крайность, то можно утверждать, что тогдашние женщины не имели тела.
... Это обстоятельство вызывает в моем представлении туловище изваяния богини Авалокитешвара в храме Тюгудзи, оно мне кажется типичным для тела японской женщины прежних времён. Эта плоская, как доска, грудь с тонкими, словно лист бумаги, отвислыми грудями; этот тонко перехваченный живот; эта прямая, без всякого рельефа, линия спины, поясницы и бёдер; всё туловище, утратившее гармонию с лицом, руками и ногами, худосочное и плоское, производящее впечатление не тела, а палки - не является ли оно прототипом женского тела того времени? Да и теперь ещё можно встретить женщин с таким телом среди старых дам в соблюдающих древние традиции семьях и среди гейш. При виде их я невольно вспоминаю стержень, на котором держится кукла. Их тело и в самом деле имеет назначение служить лишь стержнем, на который надеваются одежды.
... Так или иначе, но наши предки считали женщину неотделимой от темноты, как неотделимы от неё лакированные изделия с золотой росписью или инкрустациями.
... Быть может, и действительно, это ассиметричное плоское туловище кажется безобразным рядом с телом европейской женщины. Но нам нет надобности рисовать в своём воображении то, что скрыто от взора. Те же, кто всё-таки стремится взглянуть на это безобразие, собственноручно изгоняют красоту, подобно тому, как электрическая лампа в сто свечей, поднесённая к нише чайной комнаты,изгоняет красоту ниши.
... «Мрак, видимый глазу», в комнате способен вызывать галлюцинации зрения: он похож на дрожащее марево и кажется иногда более жутким, чем мрак уличный. Не из этого ли мрака возникали в древности лесные духи и привидения? Не были ли привидениями и сами эти женщины, жившие в этом мраке под глубокими пологами, окружённые несколькими рядами ширм и раздвижных бумажных стен? Мрак окутывал их своими пеленами, наполнял все щели: за воротниками, в рукавах, в месте соединения бортов кимоно. А может быть, наоборот, это они, эти женщины, выпускали из себя - из своих ртов с чёрными зубами, с кончиков своих чёрных волос - этот мрак, подобно тому как выпускает из себя паук нити паутины?"
Любопытно, что в этом зрелом эссе признанного мастера всплывает образ из его раннего рассказа "Татуировка" - образ паука, вернее - паучихи-дзёро:
"Нанести даже один-единственный штрих было для него нелегким делом. Каждый раз, вонзая и вынимая иглу, Сэйкити испускал глубокий вздох, как если бы укол ранил его собственное сердце. Мало-помалу следы иглы начали обретать очертания огромного паука дзёро, и ко времени, когда ночное небо посветлело, это странное злобное создание раскинуло все свои восемь лап по спине девушки".
Мы снова встречаем тот же фетиш - нежную женскую кожу. Не обнаженное, а "приобнаженное" тело:
"- Покажи мне еще раз твою татуировку перед тем, как уйти, - попросил Сэйкити.
Молча кивнув, она скинула с плеч кимоно. Лучи утреннего солнца упали на татуировку, и спина женщины вспыхнула в пламени".
И за образом паучихи, пожирающей самца после совокупления, паучихи, которая стала выражением внутренней сути героини, встает все тот же древний миф о женщине-смерти, которая душит по тысяче человек в день ради мести возлюбленному.
*Да, я знаю, что это уже далеко не Хэйан - но в придворных кругах, к которым Моронао и сёгунский двор подражали, этот идеал красоты остался незыблем
http://morreth.livejournal.com/867754.html?thread=19057066#t19057066
Попробую на него ответить.
В японской культуре телесность и тело носят амбивалентный характер, и этот характер вдобавок меняет оттенуи от эпохи к эпохе.
С одной стороны, тело воспринимается как источник благ - можно что-то делать, есть, пить, совокупляться. Тело одновременно и агент человека,бога во внешнем мире, и реципиент разных воздействий внешнего мира, инструмент познания. Японские боги - ками - изначально телесны, а не духовны. Они творят мир при помощи телодвиджений и жестов: погружают копье в мировой океан, чтобы упавшие с него капли стали земной твердью. Потом они совершают половой акт - и от этого рождаются сначала морская пена, потом земля (острова Японии).
Это с одной стороны. С другой - тело постоянный источник нечистоты: кала, мочи, женских выделений, крови и пр. Поэтому оно (особенно телесный низ) - нечисто само по себе. В конце концов, ему предстоит стать трупом - который тоже сам по себе нечист.
В этом отношении ничего специфически японского пока нет, оно общечеловеческое, мы встречаем его отголоски и в античной культуре, и в современной. Но в наше время понятие ритуальной нечистоты потеряло свое значение, свелось искоючительно к гигиеническому аспекту. В старину было не так, и отголоски этого наполняют японскую литературу от и до. Если кого-то интересует, возможно ли такое мировосприятие в современном мире - рекомендую прочитать посты gipsylilya о цыганском законе.
Женщина считалась более "скверной", чем мужчина, вимдимо, потому что кроме тех "скверн", которым подвержено мужское тело - продукты метаболизма, смерть, трупное гниение - женское подвержено еще двум: месячные и лохии (кровотечения после родов). Поэтому женщина - существо "по жизни" более опущенное и подчиненное. В "Кодзики" и "Нихон Сёки" постулируется первенство мужчины:
"Вот, на острове Оногоро-сима воздвигли они Священный Столп Середины Страны, и Бог-мужчина обошел его слева, Богиня-женщина - справа. Обошли они порознь Священный Столп Страны и встретились лицом к лицу. И тогда Богиня-женщина заговорила первой и рекла: «О, радость, - встретиться с прекрасным юношей», - так рекла.
Бог-мужчина, недовольный, изрек: «Ведь я - мужчина. По закону я первым и должен говорить. Почему же, наоборот, женщина заговорила раньше? Это дурное предзнаменование. Поэтому надо обходить вокруг наново»".
А почему мужчина должен говорить первым? А нипочему. Так положено.
Так что половая сфера в целом в древней Японии была связана с ритуальной скверной.
Смешение этого сырого язычества с высокоразвитой и уже несколько "усталой" китайской культурой, а затем - вкрапления культуры индийской, пришедшие с буддизмом, породили совершенно изумительный результат: строенную систему верований (синто-буддизм-конфуцианство) и очень причудливую культурную ситуацию, в которой аутентично японское (в отношениях с китайским и индийским) отождествляется одновременно и с "высоким" - божественным, сакральным, культурным, духовным - и с "низким" - женским, простонародным, телесным.
Одна из многочисленных иллюстраций этого парадокса: женщинам запрещено подниматься на гору Фудзи, чтобы не осквернить её. Запрещено не только участвовать в борьбе сумо, но даже приближаться к тохё на определенное расстояние. Беременные женщины не могут находиться в пределах дворца, когда там проводится майская церепония высаживания рассады (я сейчас не трогаю буддийские ритуальные запреты, ограничиваюсь только синтоистскими).
Но в то же время - только женщина (притом царского рода) может быть жрицей в храмах Исэ и Камо (императорских святилищах). Такая женщина долна блюсти девственность и соблюдать множество других ритуальных запретов - в том числе и запрет на произнесение буддийских терминов в ограде храма (а жрица находится там практически постоянно, кроме нескольких ритуальных выездов в год). Таким образом, жрица существенно ухудшала свою карму - но это рассматривалось как жертва во имя благополучия земли и императорского дома. Да и служение было не пожизненным - когда у жрицы умирал кто-то из близких родственников, она получала отставку и выбирали следующую: смерть близкого человека сама по себе была оскверняющим фактором. Одним из важнейших запретов для жрицы был запрет носить траур.
Смерть, по японским верованиям, также пришла в мир через женщину. Богиня Идзанами, рожая бога огня Кагуцути, опалила лоно и от этого скончалась. Как видим, и тут половая сфера и телесный низ тесно связаны со сферой смерти.
"Потом же Изанаки-но микото, отправившись вслед за Изанами-но микото, вошел в страну Ёмотукуни 62 и, нагнав [Изанами], говорил с нею.
И Изанами-но микото рекла: «Повелитель, муж мой, отчего пришел ты так поздно? Я уже прикоснулась к очагу, [где готовят] пищу. Сейчас же я буду почивать. Прошу, не гляди на меня».
Изанаки-но микото не послушался и украдкой вынул запретный гребень, отломил от него [крайний зубец] Мужской Столп, всмотрелся, держа его как факел, [и увидел, что Изанами] вся в гнойных нарывах и [в теле ее] копошатся черви.
Ныне из-за этого существует запрет: люди этого мира избегают ночью зажигать [только] один светильник и ночью выбрасывать гребень.
Тогда Изанаки, сильно изумившись, рек: «Я, сам того не ведая, попал в страну уродства и скверны», - и тут же пустился бежать обратно.
Тогда Изанами-но микото, разгневавшись, рекла: «Зачем ты не сдержал данной тобой клятвы и заставил меня устыдиться?» И тогда послала она восемь ведьм страны Ёмотукуни (в одной [книге] сказано: восемь писамэ), чтобы те догнали и задержали его. Тогда Изанаки-но микото обнажил меч и стал на бегу размахивать им за спиной".
Скверна, прием пищи, нарушение ритуального запрета, пол и смерть в этом мифе, как видим, теснейшим образом переплетаются. Но там же вы видим и пример "скверны, изгоняющей скверну":
"В одной [книге] сказано: Изанаки-но микото тогда направился к большому дереву и пустил струю. [Струя] тут же превратилась в огромную реку. Пока ведьмы страны Ёмо-ту-куни собирались перебраться через эту влагу, Изанаки-но микото уже добрался до склона Ёмо-ту-пирасака, так сказано. И тогда он перегородил путь через этот склон скалой, которую может сдвинуть лишь тысяча человек, встал лицом к Изанами и произнес слова заклятия, разрывающие брачный союз.
На это Изанами-но микото рекла: «Супруг мой возлюбленный, раз ты так говоришь, то я буду душить в день по тысяче человек среди народа той страны, которой ты правишь». Изанаки-но микото в ответ ей рек: «Возлюбленная моя супруга, если ты так говоришь, то я буду рождать в день по полторы тысячи человек»".
Итак, женское божество - мать-породительница. Но она же и агент смерти.
Обращу ваше благосклонное внимание на еще один факт: богиня умирает, рожая огонь. Именно владение огнем в глазах древнего человека возвышало его над животными и было началом того, что называется "культурой". Итак, природа порождает культуру, порождает огонь - и тут же гибнет от этого. Мы еще вернемся позже к этой вешке.
Обряд ритуального очищения породждает новый сонм божеств:
"Вот, возвратился Изанаки-но микото и, досадуя, сказал так: «Я только что побывал в месте уродливом и грязном. Так что теперь намерен совершить очищение тела от скверны»
Отправился он в дорогу и достиг равнины Апаки, что в местности Татибана у Водо, что в Пимука, в стране Тукуси. Там и совершил очищение.
Перед тем же, как его совершать, произнес он заклятие котоагэ, «поднятие слов»: «Верхние воды очень сильны, нижние воды очень слабы», - так рек и совершил очищение в средних водах. От этого родился бог, имя его - Ясо-магатупи-но ками. Тогда, желая выпрямить этого искривленного бога, он породил [другого] бога, имя ему - Каму-напопи-но ками. Затем - Опо-напопи-но нами. (...)
Затем [Изанаки] промыл левый глаз. От этого родилось божество, имя ему - Великая богиня Аматэрасу-опо-ками. Затем промыл правый глаз. От этого родилось божество, имя ему - Тукуёми-но микото. Затем промыл нос. От этого родилось божество, имя ему - Сусаново-но микото. Всего три божества."
Три главных бога японского пантеона - богиня Солнца, бог Луны и бог Ветра - таким образом, порождены не половым актом, а актом очищения - и тем самым свободны от половой скверны. Есть другая версия мифа, где Идзанаги порождает солнце, луну и ветер опять-таки не через половой акт, но взяв в одну руку медное заркало, а в другую - серебряное. Ветер же рождается от быстрого поворота его головы.
Бытует представление, что японцы "без комплексов" насычет половой сферы, потому что считают ее чистой. И слова соответствующие у них не табуированы, потому что они не видят в этом ничего плохого.
Это, мягко говоря, не так - по меньшей мере по отношению к древним и средневековым японцам. Половая сфера была ритуально нечиста для них "по умолчанию" - но, поскольку эта нечистота была совершенно неизбежной, они считали, что нет смысла заморачиваться: трахаться-то все равно охота, а нечистоту можно смыть. Соответствующие слова у них действительно не табуированы - но именно потому, что японская культура была очень "молода", и не обросла скорлупой иносказаний и эвфемизмов.
Другая область, связанная с телесным низом - цепочка "еда-пищеварение-испражнения" - также имела амбивалентную, двойственную природу. С одной стороны, испражнения были безусловной скверной. С другой - они служили ценным удобрением. То, что выходит из человека, попадает в землю, как бы переваривается ею - а потом земля опять дает плод, и этот плод входит в человека. И так по кругу.
Миф о богине плодородия также очень интересен:
"В одной книге сказано: Изанаки-но микото, троим детям поручения назначая, рек: «Богине великой, Аматэрасу-опо-ками надлежит ведать Равниной Высокого Неба. Сусаново-но микото надлежит ведать Равниной Голубого Моря».
Аматэрасу-опо-ками, уже пребывая на Небе, рекла: «Слышала я, что в Срединной Стране Тростниковой Равнины есть божество по имени Укэмоти-но ками 84. Ты, Тукуёми-но ками, отправляйся туда и разузнай».
Получив это повеление, Тукуёми-но ками спустился [на землю] и добрался до жилища Укэмоти-но ками.
Вот, Укэмоти-но ками головой вертит: повернет в сторону страны - выходит изо рта вареный рис, повернет в сторону моря - выходит изо рта то, что с плавником широким, и то, что с плавником узким, повернет в сторону гор - выходит изо рта то, что с грубым волосом, и то, что с мягким волосом. 85 Вот, все эти вещи всех видов на сотню столиков были поставлены и в дар поднесены.
И разгневался тогда Тукуёми-но ками, и, раскрасневшись, так сказал: «Это скверна и унижение. Какова дерзость - кормить меня тем, что выплюнуто из твоего рта!» Сказавши так, он вынул меч, ударил и убил [тем мечом] Укэмоти-но ками. А потом все, что было, в точности поведал [богине Аматэрасу]. Аматэрасу-опо-ками пришла в гнев великий и сказала: «Ты - дурное божество. Больше мы не увидимся». Так рекла, и вот, отдалившись от Тукуёми-но ками, стала жить отдельно, [светя попеременно с Тукуёми-но ками, и получилось] - то день, то ночь".
В другой версии мифа богиню плодородия убивает Суса-но-о, за что его изгоняют с небес. Но сейчас важно не это - а то, что
а) Богиня - женщина;
б) Производимая богиней еда воспринимается как нечистые выделения;
в) Богиню за это убивают.
Конечно, образ богини - это иносказание, в котором очень прозрачен образ Земли, которую "рассекают" мечом-плугом, чтобы получить из нее сельскохозяйственные продукты и прочие блага. Снова происходит убийство природы во имя культуры. И то, что произошло из трупа природы, окультуренное, преораженное - может быть поднесено в дар богам:
"Через какое-то время Аматэрасу-опо-ками послала Ама-но кума-пито, чтобы тот отправился и посмотрел. [Увидел посланец] тогда, что божество Укэмоти-но ками и в самом деле уже скончалось. А из его головы произошли коровы и лошади, из лба - просо, из бровей - тутовые коконы, из глаз - куриное просо хиэ, из чрева - рис, из потайного места - пшеница, бобы и фасоль. Ама-но кума-пито все это подобрал, воротился обратно и поднес [Аматэрасу]
И обрадовалась тогда Аматэрасу-опо-ками и рекла: «Все эти вещи будет есть и тем жить Явленная в Мир Зеленая Жизненная Поросль», - и, так сказавши, взяла просо, хиэ, бобы и фасоль и сделала их семенем для суходольных полей, а взявши рис, сделала его семенем для заливных полей. И, соответственно сему, определила старейшин Небесных селений.
И вот, взяли [они] те семена риса и впервые засадили Небесные узкие поля и длинные поля. И той осенью уродились поникающие [от собственной тяжести] колосья в восемь кулаков размером, и была большая радость".
Но недолго музыка играла, недолго фраер танцевал - бог Суса-но-о начал безобразничать и делать всяческие каверзы. Какого же рода эти каверзы?
"И вот, Сусаново-но микото весной засыпал канавки и разрушил межи. А осенью, когда колосья уже совсем созрели, силой вторгся на поля и обвязал их крепкими вервиями. И еще, когда богиня Солнца находилась в ткацкой зале, он ободрал заживо пегого жеребенка и бросил в ту ткацкую залу. Все его деяния были бурны и неистовы.
Однако богиня Солнца питала к нему родственные чувства, поэтому она не гневалась, не сердилась, а все ему подобру простила. Когда же дошло до вкушения богиней Солнца еды из нового урожая, Сусаново-но микото под священный престол богини в храме вкушения нового урожая тайком пробрался и там испражнился.
Богиня Солнца, не зная об этом, села на престол. И от этого все тело богини охватила болезнь".
В этом изводе мифа скверне испражнений придается магическое значение. Сусаноо считался еще и богом эпидемий, моровых поветрий.
Но это все памятники эпохи Нара, а дела и представления - еще более древних дней. Эпоха Хэйан - это эпоха окончательного торжества разума над сассапариллой, культуры над природой и одежды над телом. Ни тело само по себе, ни его проявления ни в коем случае не прекрасны. Прекрасно тело окультуренное - одетое. Прекрасно лицо окультуренное - покрытое гримом, с выбритыми и подрисованными бровями, с начерненными зубами. Когда говорят о белых зубах - добавляют "как у дикого зверя". Тело изгоняется из сферы изящного - "мияби", "га" - и принадлежит сфере простонародного, "подлого", "дзоку". Фразу "что естественно, то не безобразно", хэйанцы бы просто не поняли. Они держались полярных воззрений - ничто не может считаться красивым, пока оно не включено в орбиту культуры, искусства, пока не преображено прикосновением человека. Оно безобразно в буквальном смысле: без-образно, лишено образа, смысла.
Описывая внешность человека, автор эпохи Хэйан непременно описывает одежду, волосы, реже - лицо и никогда - тело. Сам по себе покрой одежд - и мужских, и женских - таков, что начисто скрывает фигуру. Даже эротизм атрибутируется одежде: сердце любящего волнует запах рукавов возлюбленной, а не вид ее рук. Наиболее привлекательной и эротичной деталью считаются женские волосы. Описывая исключительную красавицу, японский автор непременно скажет, что волосы ее волочились по земле на несколько сяку (про императрицу Анси сказано даже, что уогда она садилась в карету, ее волосы еще оставались во дворце), и если прядь их положить на лист бумаги - то не было видно ни единого просвета.
Нельзя сказать, что тело лишено эротизма совсем. Но оно в таких случаях не голое. Оно _просвечивает сквозь одежду_. Собственно говоря, это только кожа. "Платье ее во многих местах распоролось, и можно было видеть восхитительное тело, тонкую кожу" (Сагоромо-моногатари).
В "Тайхэйки"* есть очень интересная side-story о том, как регент Ко-но Моронао влюбился в жену самурая Такасада. Влюбился, как тогда нередко бывало, заочно, со слов дамы полусвета Дзидзю, кем он и воспользовался как сводней. Дзидзю, понимая, что наболтала лишнего, приходит к рещению показать ему жену такасады в купальне, нагой, чтобы - внимание! - отвадить его и остудить его страсть. "Но потом ей вдруг пришло в голову, что Моронао разочаруетсяв жене Такасада, если увидит ее после купания и без грима".
Увы, Дзидзю просчиталась - помимо своей воли жена Такасады предстала перед Моронао в выгодном свете: "раскрасневшаяся, подобно цветку, она играла краем прозрачной, как лед, нижней одежды с короткими рукавами, мягко облегавшей ее тело. Длинные волосы ниспадали на плечи. Чувствовался сильный запах ладана, который она зажгла, чтобы одежда пропиталась ароматом..." В книге ничего не сказано о том, красивы ли ее груди, бедра, плечи - говорится только о волосах и коже, просвечивающей сквозь одежду. Из дальнейшего развития событий мы узнаем, что она была беременна и на довольно большом сроке. Но это не интересовало Моронао. Эротическим фетишем эпохи были волосы и кожа.
Японский костюм сильно менялся с течением времени - но от эпохи Хэйан до наших дней одно оставалось неизменным: он _скрывает_, а не обрисовывает силуэт. Танидзаки в своем знаменитом эссе "Похвала Тени" пишет:
"В эпоху раннего феодализма дочери и жёны лиц мещанского сословия одевались поразительно просто и неярко - одежда являлась как бы частью мрака и была призвана служить не чем иным, как промежуточным звеном между мраком и лицом. Обычай чернения зубов, являвшийся разновидностью косметики, преследовал, по-видимому, ту же цель: наполнить мраком все щели, оставив только одно лицо.
...Если не бояться впасть в крайность, то можно утверждать, что тогдашние женщины не имели тела.
... Это обстоятельство вызывает в моем представлении туловище изваяния богини Авалокитешвара в храме Тюгудзи, оно мне кажется типичным для тела японской женщины прежних времён. Эта плоская, как доска, грудь с тонкими, словно лист бумаги, отвислыми грудями; этот тонко перехваченный живот; эта прямая, без всякого рельефа, линия спины, поясницы и бёдер; всё туловище, утратившее гармонию с лицом, руками и ногами, худосочное и плоское, производящее впечатление не тела, а палки - не является ли оно прототипом женского тела того времени? Да и теперь ещё можно встретить женщин с таким телом среди старых дам в соблюдающих древние традиции семьях и среди гейш. При виде их я невольно вспоминаю стержень, на котором держится кукла. Их тело и в самом деле имеет назначение служить лишь стержнем, на который надеваются одежды.
... Так или иначе, но наши предки считали женщину неотделимой от темноты, как неотделимы от неё лакированные изделия с золотой росписью или инкрустациями.
... Быть может, и действительно, это ассиметричное плоское туловище кажется безобразным рядом с телом европейской женщины. Но нам нет надобности рисовать в своём воображении то, что скрыто от взора. Те же, кто всё-таки стремится взглянуть на это безобразие, собственноручно изгоняют красоту, подобно тому, как электрическая лампа в сто свечей, поднесённая к нише чайной комнаты,изгоняет красоту ниши.
... «Мрак, видимый глазу», в комнате способен вызывать галлюцинации зрения: он похож на дрожащее марево и кажется иногда более жутким, чем мрак уличный. Не из этого ли мрака возникали в древности лесные духи и привидения? Не были ли привидениями и сами эти женщины, жившие в этом мраке под глубокими пологами, окружённые несколькими рядами ширм и раздвижных бумажных стен? Мрак окутывал их своими пеленами, наполнял все щели: за воротниками, в рукавах, в месте соединения бортов кимоно. А может быть, наоборот, это они, эти женщины, выпускали из себя - из своих ртов с чёрными зубами, с кончиков своих чёрных волос - этот мрак, подобно тому как выпускает из себя паук нити паутины?"
Любопытно, что в этом зрелом эссе признанного мастера всплывает образ из его раннего рассказа "Татуировка" - образ паука, вернее - паучихи-дзёро:
"Нанести даже один-единственный штрих было для него нелегким делом. Каждый раз, вонзая и вынимая иглу, Сэйкити испускал глубокий вздох, как если бы укол ранил его собственное сердце. Мало-помалу следы иглы начали обретать очертания огромного паука дзёро, и ко времени, когда ночное небо посветлело, это странное злобное создание раскинуло все свои восемь лап по спине девушки".
Мы снова встречаем тот же фетиш - нежную женскую кожу. Не обнаженное, а "приобнаженное" тело:
"- Покажи мне еще раз твою татуировку перед тем, как уйти, - попросил Сэйкити.
Молча кивнув, она скинула с плеч кимоно. Лучи утреннего солнца упали на татуировку, и спина женщины вспыхнула в пламени".
И за образом паучихи, пожирающей самца после совокупления, паучихи, которая стала выражением внутренней сути героини, встает все тот же древний миф о женщине-смерти, которая душит по тысяче человек в день ради мести возлюбленному.
*Да, я знаю, что это уже далеко не Хэйан - но в придворных кругах, к которым Моронао и сёгунский двор подражали, этот идеал красоты остался незыблем