Нашла интересную статью российского геохимика. Предлагаю своим читателям точку зрения на озоновую проблему. Интервью дается с сокращениями.
Владимир Леонидович Сывороткин - доктор геолого-минералогических наук, ведущий научный сотрудник кафедры петрологии и вулканологии геологического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.
Владимир Леонидович не стесняется открыто и громко заявлять о том, что человек никак не причастен к изменениям климата, которые мы сейчас наблюдаем. Большинство учёных также замечают, что очень сильно фальсифицируются данные об изменениях климата, но немногие осмеливаются говорить об этом.
Владимир Леонидович, скажите, пожалуйста, что побудило Вас принять активную позицию в вопросах информирования людей об истинных причинах изменения климата?
Владимир Леонидович: Так случилось, что 30 лет назад мне, геологу-вулканологу, пришла в голову простая идея. Тогда все «шумели» насчёт разрушения озонового слоя, и как-то легко пришёл простой алгоритм или механизм этого разрушения. Я как вулканолог знал, что из земли выделяется водород и что озон - это очень активный кислород. Причина должна быть простая. Стоило один раз произнести эту фразу, и вокруг стали складываться какие-то обстоятельства.
Самое первое, на Камчатке на одной сейсмостанции я нашёл журнал «Земля и Вселенная». Когда открыл его, увидел точки в Северном полушарии, где наиболее часто разрушается озоновый слой. Это сделали коллеги (я с ними потом со всеми познакомился в ЦАО), и оказалось, что эти три точки (для среднемноголетнего октября) - это Гавайские острова, Исландия и Красное море, то есть мощный вулканический центр. Сначала пришла в голову простая мысль, что водород должен разрушать озон, а потом уже стал разбираться конкретно. Когда я показал эти три точки академику А. А. Маракушеву, своему учителю, старшему товарищу по кафедре, он сказал: «Пиши статью, в докладах опубликуем». Статья вышла в 1992 году. То есть я решил вопрос. Но в 1995 году за него дали Нобелевскую премию М. Молину и Ш. Роуленду (американским физикам). Я считаю, что они ошиблись. Люди, может быть, там были и достойные, но хлор при разрушении здесь ни при чём.
Честно говоря, я сначала думал, что мне ничего делать не надо, что весь мир обеспокоен разрушением озонового слоя, и мне стоит прийти к людям, которые изучают атмосферу, и сказать, что я как геолог знаю, что из земли выделяется водород, и отдать им эту идею. Но когда я пришёл к этим учёным, к академику Г. С. Голицыну например, там, можно сказать, такая истерика случилась: «Кто ты такой? Куда ты лезешь? Какие геологи?» - «Я привёл факт, о котором я знаю, а вы не знаете: водород - озоноразрушающий газ. А озоновый цикл, разрушение озона - закрытые темы». Как можно изучать проблему разрушения озонового слоя и не учитывать мощные потоки водорода из земли? Оказалось, что им это не нужно.
Объясню, почему я впрягся в это дело. Потому что с самого первого соприкосновения с теми людьми, которые возглавляли процесс изучения озоновой проблемы у нас в стране, я увидел ложь.
Затем я оказался в центре всех событий: работал с Министерством природных ресурсов, а министр природных ресурсов был председателем межведомственной комиссии по охране озонового слоя. Поэтому знаю все тонкости: кто, чего, где и как. И вот с чем я столкнулся. Мне казалось, что это интересно развивать, а меня сразу стали давить, душить: «Кто ты такой?» Я сделал выводы и как-то на одном совещании сказал: «Коллеги, мне очень жаль, но среди присутствующих я единственный специалист, который может адекватно оценивать проблемы с озоновым слоем». Объясняю почему. Потому что атмосфера - это планетная оболочка, сфера планеты Земля. Мы изучаем изменения химического состава планетарной оболочки и с точки зрения озонового слоя, и с точки зрения так называемого глобального потепления. Для изучения таких процессов планетарного масштаба есть специальная наука. Как она называется? Геохимия. Вот я геохимик. К сожалению, единственный, как мне представляется, геохимик на планете, который занимается тем, чем ему надо заниматься, хотя занятий у нас много. Но не физики-атмосферщики должны этим заниматься и не химики, которые изучают процессы - какие-то реакции в пробирках, а потом пытаются распространить свой вывод на всю планету.
Первая и главная ошибка - не учитываются озоноразрушающие газы, которые идут из земли. Даже когда пришёл и сказал - им этого не надо. Вопрос, конечно, больше в искренности этих людей: хотят ли они изучать или просто поддерживают американскую теорию, которая приносит кому-то большие доходы. Это совсем другой вопрос. Вот я и втянулся в это дело, потом сам процесс влияния выбросов водорода на озон оказался мне интересен. Затем появились озоновые карты, у меня появился компьютер, я стал смотреть их и придумал как бы обратный ход: озоновые карты могут использовать геологи, потому что водород как проявитель, а озоновый слой как фотопластинка, на которой видно тектоническое строение (в прошлом интервью я говорил об этом). И это тоже не хотят использовать. Но вообще это потрясающая вещь, конечно, мороз по коже, что называется, когда есть озоновые карты, которые даются нам бесплатно, их много.
На конвенции 22 марта 1985 года было сказано, что существует проблема планетарного масштаба - разрушается озоновый слой. Поэтому призвали всех учёных сплотиться и ответить на вопрос: почему разрушается озоновый слой? А если разрушается, то возникает следующая проблема - переоблучение биологически активным ультрафиолетом, который убивает всё живое. Жизнь на планете появилась почти 4 миллиарда лет назад, а на сушу вышла только 400 миллионов лет назад, потому что не было озонового слоя.
Позже (после конвенции) появился Монреальский протокол, целью которого было заставить весь мир прекратить выпускать фреон-11 и 12 (очень хороший), а вместо него внедрить американский фреон-134а, и это им удалось. Как только это было сделано (в конце 2000 года) - сломали Россию. Когда мы закрыли свои последние семь заводов, песня про то, что озон влияет на погоду, прекратилась и появилась новая песня, что во всём виноват антропогенный фактор и углекислый газ.
Это был Киотский протокол?
Владимир Сывороткин: Это ещё не был Киотский протокол, дело велось к принятию, а приняли его в 1997 году. Россия подписала его в 2004 году, после чего он вступил в силу, потому что тогда, честно говоря, никто его не подписывал: ни Америка, ни Индия, ни Китай - основные производители фреона. Россия ввязалась в это дело, подписала его, и тогда он стал «жить». Если бы мы не подписали, не было бы никакого Киотского протокола.
Президент Российской академии наук Ю. С. Осипов в конце 2004 года перед его подписанием сказал, что российские учёные обсудили эту проблему и пришли к выводу, что никакого антропогенного влияния на климат они не обнаружили. А перед этим, в 2000 году, министр природных ресурсов Борис Александрович Яцкевич выступал с докладом и наше правительство его поддержало. Он тоже говорил о том, что нет никакого антропогенного фактора. Единственное, что могу сказать, что основные тезисы этого доклада писал ваш сегодняшний гость.
В 2000 году пришлось глубоко вникнуть в эту проблему - передо мной поставили задачу: написать тезисы для доклада министру в правительстве, что я и сделал. В конце декабря 2000 года доклад был зачитан и тепло встречен тогдашним составом правительства. В 2013 году, когда Киотский протокол себя изжил, от него все начали бурно отказываться, потому что это было невыносимо.
Вроде как всё шло к лучшему, но тут случилось Парижское соглашение. Перед Парижским соглашением выступает новый президент академии наук, который тоже говорит, что нет никакого антропогенного влияния.
Правительство говорит «нет», два президента академии наук утверждают - «нет», но тем не менее есть какая-то группа лиц - в общем, с каждого «утюга» льётся песня про глобальное потепление. Открою маленький секрет: дело в том, что когда в 2009 году пытались продлить Копенгагенский саммит (он был на уровне глав государств), у них ничего не получилось. На саммите выступали все-все, включая (скажем в кавычках) «ротшильдов». Это та сторона, которая очень хочет внедрить, и не стесняются говорить зачем: «Весь мир, все должны объединиться, потому что проблема невыносимо тяжёлая». Хорошо, мы объединились всем миром, но как должны действовать? Должны бежать в одну сторону или как-то по-своему дышать? Поэтому нужно что? Мировое правительство. То есть есть группа лиц, для которых это причина, так как кто-то давно хочет всё это сделать.
Но в 2009 году им это не удалось. Тогда в Копенгагене ударил мороз, люди с плакатами стояли по пояс в снегу. Затем они сделали хитрый ход. Я объясняю, почему с каждого «утюга» мы всё это слышим: правительство, многие академики, особенно из «естественников», выступают против, тем не менее какая-то сила давит нас и заставляет принимать. Потому что «ротшильды» поступили хитро: они купили какую-то компанию, которая на 80 или 90 % транслирует передачи о погоде, прогнозы погоды по всей планете. Эта сфера деятельности (рассказы с экранов) сейчас принадлежит «ротшильдам», то есть тем людям. Кому это интересно, можете посмотреть в Ютубе их выступления. Там выступает и Барак Обама, и генеральный секретарь НАТО, и Кофи Аннан - бывший Генеральный секретарь ООН. Все они кандидаты в мировое правительство, они там очень жёстко говорили, что «вот только так». Но ничего не получилось. Упомяну и нашего президента, он подписал Парижское соглашение уже после. Два года мы думали - ратифицировать, не ратифицировать. Но наш президент сказал: «Не верю я ни в какое глобальное потепление. Подписываю, исходя из политических соображений».
Дипломатический ход?
Владимир Леонидович: Да.
Но кто-то может сказать: «Он же вроде про озоновый слой». Если заглянуть в реальный Монреальский протокол, то он уже давно занимается химическими веществами с точки зрения их способности поглощать инфракрасные излучения. То есть он давно стал климатическим и контролирует 100 химических веществ. Про озон там уже почти забыли. А почему забыли? Потому что процесс идёт в другую сторону, мы к этому ещё вернёмся. А сейчас давайте найдём что-то общее с этими людьми, которые, как я считаю, пытаются нас обмануть. А то, что они говорят, - это реально видно, все это видят: климат меняется. Мы видим, что в Ледовитом и в Южном (Полярном) океане тают льды, которые накрывают воду. Тают ледники в Антарктиде и в высокогорной Гренландии. Ледники тают и высоко в горах.
Отсюда возникает проблема уровня моря. Потому что если дальше будет так продолжаться, то действительно будет подниматься уровень моря и тогда начнётся затопление. Мы знаем, что около 17 миллионов лет назад был мощный подъём на 120 метров. Я тоже всё это вижу, но объясняю по-другому: всё это тает от эндогенных внутренних сил планеты.
У них это всё тает от того, что выделяется углекислый газ из печки, жгут костры или что-то другое. А действительно, мне страшно, я не знаю, чем это кончится. Я говорю, что увеличивается какая-то эндогенная активность Земли. А почему - сказать не могу. Надо как-то реагировать.
Владимир Леонидович, а кому стоит заботиться о затоплении? Если эндогенные процессы в Земле ускорятся и льды станут таять быстрее, что может произойти с Японией, Кореей и частью Америки?
Владимир Леонидович: В первую очередь об этом надо заботиться правительствам государств.
Я соглашаюсь с основной позицией тех, кто говорит: «Нам что-то угрожает». Мне даже более страшно, чем им. Они говорят: «Вот сейчас мы всю промышленность закроем в Китае, Индии и России». С нас скоро будут брать углеродный налог. Что значит Парижское соглашение? По 50 млрд долларов в год будем отдавать какому-то дяде.
Главное, что это никак не повлияет на изменение климата?
Владимир Сывороткин: Ни на что не повлияет, тем более они сами говорят, что всё равно затопит. Правительствам стран надо беспокоиться, подписали Парижское соглашение, Киотский протокол, но думать надо самим.
Возьмём нашу страну. Восточная часть Ледовитого океана - море Лаптевых, Восточно-Сибирское море (все они очень низменные) - ещё чуть-чуть и там начнёт затапливать. А начнёт затапливать - начнёт таять вечная мерзлота. Когда вам говорят, что льды в Ледовитом океане тают за счёт того, что нагревается воздух, - не верьте, это просто абсурд, вот в чём абсурдность протокола. Говорят, что «мы боремся за два-три градуса (даже один-два), чтобы не нагрелся воздух». Если он ещё так не нагрелся, как может растаять лёд?
Двадцатый год - год самого сильного разрушения озонового слоя.
Мы ещё не видели двадцать первый.
Владимир Леонидович: Да. Хотя сразу подряд это не происходит. Мощные как бы всплески - 2011, потом 2016 год - такой ступенчатый подъём. Какие же ещё у нас уязвимые места на планете? Это те места, где поверхность опускается в результате тектонических эпейрогенических движений (уходит вниз).
Когда американцы заставили нас отказаться от фреона-11 и 12, они оставили нам 700 килограмм для наполнения медицинских баллончиков, а себе - десятки или тысячи тонн, потому что этими фреонами (одиннадцатым, например) они отмывали свои «Шаттлы» после полёта: которые все обугливались сажей, что сгорала в атмосфере, и их надо было чистить. То есть и здесь обман.
Но сказать: «Да врёте вы всё!» - нельзя. Озоновый слой разрушается, и я даже кричу, что он разрушается «со страшной силой» и неизвестно почему и чем это кончится.