Психологическая атака: между дипломатией и войной
Карл фон Клаузевиц - прусский генерал, долгое время служивший в России, теоретик военного дела и военный историк - в свое время сказал: «Война есть не что иное, как продолжение государственной политики другими средствами». То есть если дипломатические средства исчерпаны, то всегда есть возможность применить «другие средства». Не сильно рискуя ошибиться, можно утверждать, что почти все эти «другие средства» по сути относятся к военным.
Сейчас средства, применяемые при бессилии дипломатии, далеко не сводятся к армии и флоту. При современном уровне развития общества стало стратегически и экономически невыгодно вести классическую войну: авиация, артиллерия, пехота и все остальное - это слишком явно, слишком вызывающе и слишком дорого. Однако, элита влияния стран, обладающих масштабными амбициями, научилась применять в качестве военных совершенно не предназначенные для этого методы и способы воздействия. И то, что эти методы не связаны с кровавыми битвами, не делает их менее опасными и разрушительными для тех, против кого они направлены. Это и война на разрушение социума, и война на разрушение культуры, и сепаратистская война, и другие, очень подробно описанные в рубриках газеты «Суть времени».
Важно научиться распознавать самые общие принципы этих многообразных способов ведения войны на практике, причем в совершенно различных ситуациях, начиная от спецопераций на «дальних подступах» и заканчивая спортивными соревнованиями. Обращает на себя внимание, что во многих таких «военных» ситуациях запад использует сходную линию поведения и сходные приемы. Заметно это в сирийских событиях. Поэтому, несмотря на то, что участие России в сирийском конфликте сокращается, все же стоит присмотреться внимательнее к некоторым особенностям хода этой операции.
Для начала необходимо в этой войне четко отделить политический и военный уровень от неклассического подспудного воздействия. Что касается России, то отношения с Сирией - это договорные отношения с действующей властью, которые накладывают на Россию определенные обязательства и полностью лежат в поле классической политики, даже если совместно с союзниками приходится вести военные действия. Во-вторых, в №149 газеты «Суть времени» в статье «Россия в сирийской войне» Ю. Бардахчиев делает вывод о том, что «в этих условиях Россия, помогая правительственным сирийским войскам, фактически решает и задачи собственной безопасности». То есть Россия оказывает противодействие на дальних подступах, имея на то полное право.
В итоге возникают обстоятельства, которые даже можно считать положительными для России результатами данной операции. Эти результаты очень подробно описаны В. Переборенко в № 192 газеты «Суть времени» в статье «Сирийский полигон» - подготовка к большой войне».
Обозначив позицию России, обратимся к реакции Запада.
Если вспомнить начало спецоперации России в Сирии, то бросается в глаза гиперэмоциональная реакция, последовавшая со стороны Запада и российской либеральной общественности. В подавляющем большинстве случаев реакция заключалась в бесконечном повторении общих фраз о том, насколько сильно Россия не права, вмешиваясь в борьбу сирийцев за освобождение. Разумеется, мотивы у всех заинтересованных сторон были разные, но посыл был общим «Россия прочь из Сирии!». С учетом реальной роли США и Европейских держав в сирийских событиях это не кажется странным. Совокупный Запад, всегда считавшийся только со своими интересами, напрочь отказывался признать, что Россия обладает полным правом действовать именно так, как она действует. Осознав же неизбежность российского вмешательства, западные державы «включили» хорошо известные «другие средства», которые применяются против России не первый раз, и с которыми она, скорее всего, столкнется в будущем.
Рациональные обоснования действий России и попытки построить диалог вызывали иррациональные громогласные завывания, манипуляции фактами и голословные обвинения. Все это в совокупности очень сильно взвинтило психологическое напряжение в обществе, а многие граждане были совершенно ошеломлены. Такая психологическая атака была проведена с расчетом на то, что руководство России может не выдержать психологического напряжения и сломаться, признав таким образом превосходство Запада. По сути же это была очередная попытка навязать России чужую волю самым унизительным способом.
Попытки подобного диктата осуществлялись в российской истории не раз. И каждый раз они вызывали определенную эмоциональную реакцию в различных кругах нашего общества. В качестве примера различных реакций можно вспомнить два эпизода. Первый - это инцидент на русско-афганской границе (бой на Кушке) описанный в мемуарах великого князя Александра Михайловича Романова, дяди императора Николая II.
«Мы обязаны Британскому правительству тем, что Александр III очень скоро высказал всю твердость своей внешней политики. Не прошло и года по восшествии на престол молодого Императора, как произошел серьезный инцидент на русско-афганской границе.
Под влиянием Англии, которая со страхом взирала на рост русского влияния в Туркестане, афганцы заняли русскую территорию по соседству с крепостью Кушкою. Командир военного округа телеграфировал Государю, испрашивая инструкций. «Выгнать и проучить как следует», - был лаконический ответ из Гатчины. Афганцы постыдно бежали, и их преследовали несколько десятков верст наши казаки, которые хотели взять в плен английских инструкторов, бывших при афганском отряде. Но они успели скрыться.
Британский Ее Королевского Величества посол получил предписание выразить в С.-Петербурге резкий протест и потребовать извинений.
- Мы этого не сделаем, - сказал Император Александр III и наградил генерала Комарова, начальника пограничного отряда, орденом Св. Георгия 3-й степени. - Я не допущу ничьего посягательства на нашу территорию, - заявил Государь.
Гирс задрожал.
- Ваше Величество, это может вызвать вооруженное столкновение с Англией.
- Хотя бы и так, - ответил Император. Новая угрожающая нота пришла из Англии. В ответ на нее Царь отдал приказ о мобилизации Балтийского флота. Это распоряжение было актом высшей храбрости, ибо британский военный флот превышал наши морские вооруженные силы, по крайней мере, в пять раз.
Прошло две недели. Лондон примолк, а затем предложил образовать комиссию для рассмотрения русско-афганского инцидента».
В российской и западной историографии этот инцидент трактуется немного по-разному и, конечно, случай этот не является простым. Хотя много ли простых случаев в международной политике?
Россия преследовала свои интересы, как и все остальные державы в мире. Но она делала это в основном путем договоров и дипломатии, если ее не вынуждали взяться за оружие, тогда как Англия пошла путем прямого подстрекательства и стравливания афганцев и русских вплоть до кровопролития. Это уже относится к тем самым «другим методам». Кроме того, и для данного рассуждения это является главным, Великобритания, не скрывая своей собственной неприглядной роли, громогласно требовала от России извинений. Это опять явная попытка унизить противника, сломать его. Так это и воспринял Александр III. Император совершенно правильно расценил, что британский расчет был на психологическую неустойчивость российского руководства. Дальнейшие события показали именно это. Инцидент на Кушке не имел военных последствий ни для России, ни для Великобритании.
А ведь будь на месте Александра III кто-то другой, возможно, и извинились бы, и завоевания отдали. И такой случай в истории тоже имеется. И его тоже можно найти в мемуарах А. М. Романова. Этот инцидент относится к эпохе русско-японской войны. И здесь так же необходима прямая цитата, поскольку она живо отражает эмоциональное состояние всех участников тех событий.
«Мое личное участие в войне 1904-1905 гг., - пишет Александр Михайлович, - оказалось весьма неудачным. В феврале 1904 г. Государь возложил на меня задачу организовать так называемую «крейсеровскую войну», имевшую целью следить за контрабандой, которая направлялась в Японию. Получив необходимые данные из нашей контрразведки, я выработал план «крейсерской войны», который был утвержден Советом министров и который заключался в том, что русская эскадра из легко вооруженных пассажирских судов должна была иметь наблюдение за путями сообщения в Японию. …
Замаскировав движение избранием направления, казавшегося совершенно невинным, наша флотилия появилась в Красном море как раз вовремя, чтобы захватить армаду из 12 судов, нагруженных огнестрельными припасами и сырьем и направлявшихся в Японию. Добытый таким образом ценный груз возмещал расходы, понесенные на выполнение моего плана. Я надеялся получить Высочайшую благодарность. Однако наш министр иностранных дел бросился в Царское Село с пачкой телеграмм: в Берлине и в Лондоне забили тревогу. Британское министерство иностранных дел выражало «решительный протест», Вильгельм II шел еще дальше и отзывался о действиях нашей эскадры, как «о небывалом акте пиратства, способном вызвать международные осложнения».
Получив вызов по телефону, я поспешил в Царское Село и застал Никки и министра иностранных дел в полном отчаянии. Дядя Алексей и адмирал Авелан сидели в креслах тут же с видом напроказивших детей, пойманных за кражей сладкого. В роли «дурного мальчика», соблазнившего их на этот поступок, оказался я, и все стремились возложить на меня всю ответственность за происшедшее. Никки, казалось, забыл, что идея «крейсерской войны» родилась в его присутствии, и он выразил тогда свое полное согласие на ее осуществление. Теперь он требовал объяснений.
- Какие же объяснения? - воскликнул я, искренно удивленный. - С каких пор великая держава должна приносить извинения за то, что контрабанда, адресованная ее противнику, не дошла по назначению? Зачем мы послали наши крейсера в Красное море, как не с целью ловить контрабанду? Что это, война или же обмен любезностями между дипломатическими канцеляриями?
- Но разве, Ваше Высочество, не понимаете, - кричал министр иностранных дел, впавший, по-видимому, в окончательное детство. - Мы рискуем тем, что нам будет объявлена война Великобританией и Германией. Разве вы не понимаете, на что намекает Вильгельм в своей ужасной телеграмме?
- Нет, не понимаю. Более того, я сомневаюсь, знает ли сам германский Император, что он хотел выразить своей телеграммой. Мне ясно только одно: он, по обыкновению, ведет двойную игру. Друг он нам или не друг? Чего же стоят его рассуждения о необходимости единения всех белых пред лицом желтой опасности?
- Вы видите, - продолжал кричать министр иностранных дел: - Его Высочество совершенно не отдает себе отчета в серьезности создавшегося положения. Он даже старается оправдать действия своей эскадры.
- «Своей эскадры», - я взглянул на адмирала Авелана и дядю Алексея. Мне казалось, что они будут достаточно мужественны, чтобы опровергнуть этот вздор, но они оба молчали. Таким образом, я оказался в роли зачинщика, а они в роли детей, которых направили на ложный путь.
- Сандро, я принял решение, - сказал твердо Никки: - ты должен немедленно распорядиться, чтобы твоя эскадра освободила захваченные в Красном море пароходы и в дальнейшем воздержалась от подобных действий.
Я задыхался от унижения. Я думал об офицерах и команде наших крейсеров, которые так гордились тем, что им удалось совершить, и ожидали поощрения. Предо мною мелькнуло ненавистное лицо Вильгельма, который торжествовал свою победу. А мои бывшие друзья в Токио. Как будет смеяться умный граф Ито»!
И здесь, как и в предыдущем случае, прослеживается попытка международного сообщества дергать за психологические струны. Тот, кто проявит слабость, будет раздавлен без особых угрызений совести и даже без особых усилий. И те, кто этого не понимают, будут всегда в положении раба. Сломленная однажды воля и страх заставят подчиняться и далее! А значит с человеком, правительством, страной можно делать все, что угодно.
Эта основная форма поведения Запада присуща ему во всех ситуациях. И основана она в первую очередь на психологических механизмах.
Кроме того, такое поведение является в том числе и серьезным сигналом о принятии Западом определенных далекоидущих решений. Сторона, не поддавшаяся на давление, должна быть готова к длительному и изнуряющему противостоянию. Хотя, как видно из второго примера, даже сторона, полностью выполнившая условия Запада, отнюдь не застрахована от долгосрочных враждебных настроений «западных партнеров».
Надо отметить, что подобный образ действий может использовать любая политическая сила в любой стране (если, конечно, можно считать такие методы достойными), но при этом необходимо учитывать специфику понимания этого образа действия Западом. Западные партнеры однозначно воспримут любые попытки воздействовать на них, как готовность к изнурительной игре в долгую.
В этом смысле наши «Калибры», безусловно оказали отрезвляющее воздействие в ходе сирийского конфликта, но Запад с большой долей вероятности не захочет отказываться от своей роли и своих методов.
Об этом говорит и нынешняя шумиха вокруг Олимпийской сборной России. При виде на фотографиях улыбающихся лиц спортсменов в сером, не покидает чувство капитуляции.
Где же символы, честь которых спортсмены по смыслу и должны защищать (а если их нет то, что же они защищают, видимо, свой карман.). То есть нам опять навязали чужую волю, опять сломали психологически, заставили признаться в своей ущербности. И опять совершенно не имея на то никаких веских оснований. Очевидно, что через Международный олимпийский комитет к России в очередной раз применяются «другие средства».
Проводя свою политику, Запад никогда не стеснялся применять методы далекие от благородных, успешно при этом маскируясь. Однако, когда такая политика встречала сопротивление, в ход пускались механизмы информационной войны, «перевод стрелок» на противника и психологическая атака. В результате все зависело от того, насколько устойчив окажется субъект, против которого Запад ведет войну. Можно сказать, что Александр III обладал такой силой духа, которой не было у Николая II. А что же сегодняшнее руководство? А сегодняшнее руководство считает, что, пойдя на уступки, оно сможет смягчить жесткое отношение к России со стороны Запада. Но это иллюзия.
Каждый раз делая шаг назад, мы открываем нашим «западным партнерам» новые возможности для давления и закрываем себе возможности налаживания прочных отношений с другими мировыми державами.
Это хорошо демонстрируется на примере Сирии, где мы не уступили. Возможно, благодарность рядовых сирийцев никогда не достигнет наших ушей, но в истории России были и другие примеры помощи людям, попавшим в совершенно безвыходную ситуацию. Как пример можно взять Экспедицию русского флота к берегам Северной Америки (1863 -1864) во время гражданской войны в США. И те же мемуары А. М. Романова очень эмоционально передают нам ту далекую благодарность.
«…я был глубоко тронут его рассказами о том впечатлении, которое произвело на общественное мнение Западной Америки появление в американских водах русской эскадры.
- Я знаю, - рассказывал Геррик, - что это был самый трагический момент в истории нашего Союза. Я был слишком молод, чтобы сознательно следить за политическими событиями, но помню, как мать моя ходила с глазами, полными слез. Так как все молодые люди ушли на войну, матери было трудно из-за недостатка рабочих рук на ферме. Однажды утром я играл на заднем дворе нашей фермы и вдруг услышал крик моей матери: «Мирон, Мирон, поди сюда сейчас же!» Я бросился на ее зов, думая, что произошло нечто ужасное. Моя мать стояла посреди комнаты с газетой в руках. Слезы радости катались по ее щекам, и она беспрестанно повторяла: «Мирон, мы спасены! Русские прибыли! Мирон, мы спасены!»
