Сергеич
Сергеич медленно приближался к Петрушкиному лугу. Не то, чтобы там было что-то интересное. Просто туда вели Сергеича ноги и мысли.
Сергеич вполне известный в городе художник. По крайней мере, множество вывесок и плакатов в центре Кислых Молочек, придуманы его мозгами и их контуры намечены его рукой.
Например, витрина небольшого магазина «Про всякое мясо», заказанная как-то по пьяни хозяином Алексеем Максаковым, придумана полностью Сергеичем. Очень тонко подмечены толстые, откормленные формы свиней и коров, вольно пасущихся на ярком зеленом газоне. Весьма колоритно выглядит на их фоне пузатый фермер в белом халате, с засученными рукавами. Еще на нем черный фартук, а в правой руке топор мясника. Его улыбка из-под усов как бы говорит нам: «Все по доброй воле. Никакого насилия». И мы верим этим глазам с прищуром. Не врет. И розовый поросенок у левого колена, как бы просит: «Давай смелее. Мне пора в духовку. И с яблочками, пожалуйста».
Очень хорош был плакат на бывшем Доме пионеров к 1 сентября. Этот заказ Сергеич получил от бывшей одноклассницы, почетной кисломолочницы Анны Ситниковой. Две толстые девочки с нездоровым румянцем на пухлых щеках, в коротких гофрированных юбках, с розовыми коленками грузно прыгают через скакалку. И тощий мальчик с большим ранцем за спиной и букетом цветов жует большой бутерброд с докторской колбасой. Надпись внизу гласила: «Школьные завтраки готовить в школьных столовых! Нет фастфудам! Кашу в рот!»
Долго не получалась у Сергеича вывеска на обувную мастерскую. Очень просил его об этой работе бывший военный, а ныне собственник нескольких обувных мастерских и магазина «Все для бани» Дмитрий Миронов. Нарисованный сапог с высоким голенищем непонятно почему напоминал Италию. Сергеич уже хотел отказаться от заказа, потому что все работы в городе он делал не из-за денег, а для души. А душа никак не лежала на Италию. Да и какая там Италия в Левом районе нашего прекрасного города. Помог случай. Однажды на центральном рынке Сергеич увидел в продаже галоши. Настоящие галоши или калоши, красные внутри и блестящие снаружи. Тема сапога сразу заместилась галошей. Теперь над обувной мастерской были изображены две рваные галоши. Одна прокушена за мысок, видимо, бродячей собакой. Вторая с протертой пяткой. Надпись над галошами призывала: «Чиним резину и не только».
Заказчикам нравился стиль Сергеича. Он был свой, кисломолочный, как и сам Сергеич, самобытный русский художник.
В городе было много художников. Каждый день они, все в одинаковых беретах, сидели за мольбертами вдоль каналов и рисовали закаты и восходы, уточек и детишек, кормящих голубей. В глазах их читалась тоска по вкусному ужину, желательно с выпивкой. А в карманах была пустота.
В отличии от своих коллег художников, Сергеич был всегда сыт и у него были деньги. Но он их не трогал. Боялся их количества. Никому про них не рассказывал.
Однако в городе ходила легенда и про деньги Сергеича. Но об этом потом.
На жизнь Сергеичу вполне хватали заработки с художественного оформления любимого города.
Когда тебе за 50 и ты женат, и твои дети любят тебя, и с удовольствием приезжают к тебе в гости, и твои внуки любят тебя, и твоя жена любит тебя, и все они с большой любовью находятся все время вокруг тебя, ты становишься философом.
И начинаешь рассуждать о смысле своей жизни, о передаче опыта от поколения к поколению, о чувстве родства, о внутренней необходимости делиться со всеми тем, что у тебя есть. А есть много чего. Например, мудрые советы о том, для чего при варке бульона стоит влить туда полстакана очень холодной воды, как правильно варить борщ, в какой момент закладывать сырую свеклу. Зачем стебли укропа, петрушки, кинзы, лавровый лист и веточку тимьяна надо перевязать бечевкой и положить в суп. Какие надо брать томаты, и зачем вообще заготавливать овощи на зиму. Зачем поливать сырые кальмары кипятком. Почему топоры и молотки надо убирать на свои места, а не оставлять там, где ты ими пользовался. Зачем в воду для полива цветов необходимо добавлять каплю йода. Для чего надо всем скинуться и построить нормальные откатные ворота, а не терпеть это позорище, в щель которого мог бы пролезть слон, если бы слоны водились в нашем городе. И почему у соседа не кривой забор. И много еще мудрых мыслей у духовно богатого человека, которому за 50 и он женат, и у него есть много тех самых, так ему необходимых, кому очень требуются его знания и опыт. И ты свободен.
Когда тебе за 50 и ты не женат, и дети твои живут где-то далеко, и жена твоя ушла от тебя с большим удовольствием и любовью к тебе, и внуки твои присылают по праздникам смски с непонятными словами, ты становишься философом.
И начинаешь размышлять о бренности бытия, о вселенском одиночестве Человека, о Великой миссии тебя самого. И ты видишь мир не таким, как окружающие и далекие тебе люди. И хочешь нести этому пустому миру свою высокую духовность. И ты не размениваешься по мелочам, а строишь свою концепцию проживания среди других философов, тоже счастливых, но не настолько, чтобы стать художником по духу, а не по содержанию. И ты свободен.
Некоторые художники входят в историю благодаря плохому зрению, некоторые благодаря любви к геометрии, некоторые запомнились миру всего-то двумя-тремя мазками по большому холсту. А есть мастера, которые созданы для того, чтобы показать нам мир таким, каким его видят они.
Сергеич не относился ни к той, ни к другой категории философов и художников. Он, прогуливаясь по любимому вечернему городу, медленно приближался к Петрушкиному лугу.
Сергеич вполне известный в городе художник. По крайней мере, множество вывесок и плакатов в центре Кислых Молочек, придуманы его мозгами и их контуры намечены его рукой.
Например, витрина небольшого магазина «Про всякое мясо», заказанная как-то по пьяни хозяином Алексеем Максаковым, придумана полностью Сергеичем. Очень тонко подмечены толстые, откормленные формы свиней и коров, вольно пасущихся на ярком зеленом газоне. Весьма колоритно выглядит на их фоне пузатый фермер в белом халате, с засученными рукавами. Еще на нем черный фартук, а в правой руке топор мясника. Его улыбка из-под усов как бы говорит нам: «Все по доброй воле. Никакого насилия». И мы верим этим глазам с прищуром. Не врет. И розовый поросенок у левого колена, как бы просит: «Давай смелее. Мне пора в духовку. И с яблочками, пожалуйста».
Очень хорош был плакат на бывшем Доме пионеров к 1 сентября. Этот заказ Сергеич получил от бывшей одноклассницы, почетной кисломолочницы Анны Ситниковой. Две толстые девочки с нездоровым румянцем на пухлых щеках, в коротких гофрированных юбках, с розовыми коленками грузно прыгают через скакалку. И тощий мальчик с большим ранцем за спиной и букетом цветов жует большой бутерброд с докторской колбасой. Надпись внизу гласила: «Школьные завтраки готовить в школьных столовых! Нет фастфудам! Кашу в рот!»
Долго не получалась у Сергеича вывеска на обувную мастерскую. Очень просил его об этой работе бывший военный, а ныне собственник нескольких обувных мастерских и магазина «Все для бани» Дмитрий Миронов. Нарисованный сапог с высоким голенищем непонятно почему напоминал Италию. Сергеич уже хотел отказаться от заказа, потому что все работы в городе он делал не из-за денег, а для души. А душа никак не лежала на Италию. Да и какая там Италия в Левом районе нашего прекрасного города. Помог случай. Однажды на центральном рынке Сергеич увидел в продаже галоши. Настоящие галоши или калоши, красные внутри и блестящие снаружи. Тема сапога сразу заместилась галошей. Теперь над обувной мастерской были изображены две рваные галоши. Одна прокушена за мысок, видимо, бродячей собакой. Вторая с протертой пяткой. Надпись над галошами призывала: «Чиним резину и не только».
Заказчикам нравился стиль Сергеича. Он был свой, кисломолочный, как и сам Сергеич, самобытный русский художник.
В городе было много художников. Каждый день они, все в одинаковых беретах, сидели за мольбертами вдоль каналов и рисовали закаты и восходы, уточек и детишек, кормящих голубей. В глазах их читалась тоска по вкусному ужину, желательно с выпивкой. А в карманах была пустота.
В отличии от своих коллег художников, Сергеич был всегда сыт и у него были деньги. Но он их не трогал. Боялся их количества. Никому про них не рассказывал.
Однако в городе ходила легенда и про деньги Сергеича. Но об этом потом.
На жизнь Сергеичу вполне хватали заработки с художественного оформления любимого города.
Когда тебе за 50 и ты женат, и твои дети любят тебя, и с удовольствием приезжают к тебе в гости, и твои внуки любят тебя, и твоя жена любит тебя, и все они с большой любовью находятся все время вокруг тебя, ты становишься философом.
И начинаешь рассуждать о смысле своей жизни, о передаче опыта от поколения к поколению, о чувстве родства, о внутренней необходимости делиться со всеми тем, что у тебя есть. А есть много чего. Например, мудрые советы о том, для чего при варке бульона стоит влить туда полстакана очень холодной воды, как правильно варить борщ, в какой момент закладывать сырую свеклу. Зачем стебли укропа, петрушки, кинзы, лавровый лист и веточку тимьяна надо перевязать бечевкой и положить в суп. Какие надо брать томаты, и зачем вообще заготавливать овощи на зиму. Зачем поливать сырые кальмары кипятком. Почему топоры и молотки надо убирать на свои места, а не оставлять там, где ты ими пользовался. Зачем в воду для полива цветов необходимо добавлять каплю йода. Для чего надо всем скинуться и построить нормальные откатные ворота, а не терпеть это позорище, в щель которого мог бы пролезть слон, если бы слоны водились в нашем городе. И почему у соседа не кривой забор. И много еще мудрых мыслей у духовно богатого человека, которому за 50 и он женат, и у него есть много тех самых, так ему необходимых, кому очень требуются его знания и опыт. И ты свободен.
Когда тебе за 50 и ты не женат, и дети твои живут где-то далеко, и жена твоя ушла от тебя с большим удовольствием и любовью к тебе, и внуки твои присылают по праздникам смски с непонятными словами, ты становишься философом.
И начинаешь размышлять о бренности бытия, о вселенском одиночестве Человека, о Великой миссии тебя самого. И ты видишь мир не таким, как окружающие и далекие тебе люди. И хочешь нести этому пустому миру свою высокую духовность. И ты не размениваешься по мелочам, а строишь свою концепцию проживания среди других философов, тоже счастливых, но не настолько, чтобы стать художником по духу, а не по содержанию. И ты свободен.
Некоторые художники входят в историю благодаря плохому зрению, некоторые благодаря любви к геометрии, некоторые запомнились миру всего-то двумя-тремя мазками по большому холсту. А есть мастера, которые созданы для того, чтобы показать нам мир таким, каким его видят они.
Сергеич не относился ни к той, ни к другой категории философов и художников. Он, прогуливаясь по любимому вечернему городу, медленно приближался к Петрушкиному лугу.