(no subject)
ЧЕРДАК
Наверху, выше дачного потолка был чердак.
Я долго не знал, что там находится и никогда его не видел внутри.
Забраться туда можно было только по приставной лестнице в оконный проём - который был наглухо закрыт дощатой дверцей и закреплён гвоздями.
И самому мне попасть туда было невозможно - надо было вынуть лестницу из-под дома, приставить её, взобраться и открыть клещами таинственную дверь.
Тем более при моём-то страхе высоты.
Но внутренне, в мечтах - долго я облизывался на этот чердак и воображал, что там можно найти.
Лежишь перед сном и слышишь порой, как сверху что-то поскрипывает, шуршит, дышит…
Что там, кто?.. Воображаешь мысленно старинную винтовую лестницу под самую крышу замка или на колокольне, паутину, древнюю голубятню, манускрипты и волшебное старьё.
Ведь вполне могут спрятаны карта острова или даже сами сокровища пиратов, свободное дело…
Стукнуло мне лет семь.
Однажды отцу что-то понадобилось наверху - и я напросился составить компанию.
И полез вслед за ним на дрожащих ногах, цепляясь за перекладины - в сторону неба.
Сам-то я считал, что лезу с песней на мачту, как Роберт Грант в кино.
Оглянулся - посёлок будто на ладони, всё маленькое сверху, можно со всех сторон глазами пощупать - крыши, окна, кроны яблонь, сосны и ёлки вдали, лепнина белых облаков…
Отец взял за руку, принял, внёс внутрь и поставил на доски.
Чердак был не обшит, сверху скрещивались стропила, внизу вместо пола было наброшено несколько длинных досок поверх круглого бруса, к которому снизу был прибит потолок комнат первого этажа.
Осторожно, не наступай - предупредил папа - провалишься.
И начал я озираться, затаив дыхание…
Лампы и фонаря не было - яркий летний свет проникал сквозь прямоугольник окна и просачивался через щели в боковых стенах, между досок.
И глаза постепенно привыкли к сумеркам - и открылись тайные богатства!
В узких лучах наискосок кувыркались искры, летали медленные паутинки, пахло сухостью, деревом, неподвижным воздухом и старинным теплом.
Лежал стопкой стройматериал, оставшийся от строительства дома - обрезки досок, фанеры, половина рулона рубероида, скрипели во мраке прозрачные листы оконного стекла, поставленные на попа к стене, запасные обои…
В углу поблескивали горлышками пустые бутылки из-под напитков, которые вышли из продажи к началу шестидесятых, архивные.
Принюхался - махоркой пахнет.
Стоял небольшой мешочек, внутри махорочная пыль, отец объяснил - что она для опыления растений от вредителей.
Ага, думаю - а вот и табачок в трубку, если, паче чаяния - начну курить когда-нибудь, запомним…
Лежали пыльные книги, что-то вроде «Вопросов ленинизма», несколько тёмных тряпок, стоптанные сапоги с голенищами на бок, кованые скобы для стяжки брёвен.
Вверху к продольному стропилу прилепился пыльный кокон в форме страусиного яйца - бывшее осиное гнездо.
И всё это - слабо освещённое, мерцающее, годами скрытое от взгляда, отвыкшее быть на виду - казалось драгоценным, как парча и вытертая кожа, чудесным сокровищем - каждая вещь, предоставленная сама себе, каждая страница «Вопросов ленинизма» давала себя рассмотреть, словно лист тайного пергамента с заклинаниями секретного богатства и счастья.
Ещё не сам потусторонний мир чудес - но его прихожая, горние сени по-старинке.
…Обернулся - в глаза бросился оконный проём, заставляя щуриться с отвычки.
Кругом - всё в полутьме, с лёгкими колебаниями коричневых и выгоревших тонов, а внутри рамы - сияние живой картины, сама жизнь - пылающая зелень листвы, небесная синь и снежная белизна кучевых облаков.
19.2.24
Наверху, выше дачного потолка был чердак.
Я долго не знал, что там находится и никогда его не видел внутри.
Забраться туда можно было только по приставной лестнице в оконный проём - который был наглухо закрыт дощатой дверцей и закреплён гвоздями.
И самому мне попасть туда было невозможно - надо было вынуть лестницу из-под дома, приставить её, взобраться и открыть клещами таинственную дверь.
Тем более при моём-то страхе высоты.
Но внутренне, в мечтах - долго я облизывался на этот чердак и воображал, что там можно найти.
Лежишь перед сном и слышишь порой, как сверху что-то поскрипывает, шуршит, дышит…
Что там, кто?.. Воображаешь мысленно старинную винтовую лестницу под самую крышу замка или на колокольне, паутину, древнюю голубятню, манускрипты и волшебное старьё.
Ведь вполне могут спрятаны карта острова или даже сами сокровища пиратов, свободное дело…
Стукнуло мне лет семь.
Однажды отцу что-то понадобилось наверху - и я напросился составить компанию.
И полез вслед за ним на дрожащих ногах, цепляясь за перекладины - в сторону неба.
Сам-то я считал, что лезу с песней на мачту, как Роберт Грант в кино.
Оглянулся - посёлок будто на ладони, всё маленькое сверху, можно со всех сторон глазами пощупать - крыши, окна, кроны яблонь, сосны и ёлки вдали, лепнина белых облаков…
Отец взял за руку, принял, внёс внутрь и поставил на доски.
Чердак был не обшит, сверху скрещивались стропила, внизу вместо пола было наброшено несколько длинных досок поверх круглого бруса, к которому снизу был прибит потолок комнат первого этажа.
Осторожно, не наступай - предупредил папа - провалишься.
И начал я озираться, затаив дыхание…
Лампы и фонаря не было - яркий летний свет проникал сквозь прямоугольник окна и просачивался через щели в боковых стенах, между досок.
И глаза постепенно привыкли к сумеркам - и открылись тайные богатства!
В узких лучах наискосок кувыркались искры, летали медленные паутинки, пахло сухостью, деревом, неподвижным воздухом и старинным теплом.
Лежал стопкой стройматериал, оставшийся от строительства дома - обрезки досок, фанеры, половина рулона рубероида, скрипели во мраке прозрачные листы оконного стекла, поставленные на попа к стене, запасные обои…
В углу поблескивали горлышками пустые бутылки из-под напитков, которые вышли из продажи к началу шестидесятых, архивные.
Принюхался - махоркой пахнет.
Стоял небольшой мешочек, внутри махорочная пыль, отец объяснил - что она для опыления растений от вредителей.
Ага, думаю - а вот и табачок в трубку, если, паче чаяния - начну курить когда-нибудь, запомним…
Лежали пыльные книги, что-то вроде «Вопросов ленинизма», несколько тёмных тряпок, стоптанные сапоги с голенищами на бок, кованые скобы для стяжки брёвен.
Вверху к продольному стропилу прилепился пыльный кокон в форме страусиного яйца - бывшее осиное гнездо.
И всё это - слабо освещённое, мерцающее, годами скрытое от взгляда, отвыкшее быть на виду - казалось драгоценным, как парча и вытертая кожа, чудесным сокровищем - каждая вещь, предоставленная сама себе, каждая страница «Вопросов ленинизма» давала себя рассмотреть, словно лист тайного пергамента с заклинаниями секретного богатства и счастья.
Ещё не сам потусторонний мир чудес - но его прихожая, горние сени по-старинке.
…Обернулся - в глаза бросился оконный проём, заставляя щуриться с отвычки.
Кругом - всё в полутьме, с лёгкими колебаниями коричневых и выгоревших тонов, а внутри рамы - сияние живой картины, сама жизнь - пылающая зелень листвы, небесная синь и снежная белизна кучевых облаков.
19.2.24