(no subject)
СВЕТЛЯЧКИ, НОСОРОГИ, ОЛЕНИ, ЗВЁЗДЫ
Как было отмечено где-то выше - летом я город не видел много лет.
Даже на осень пришлось обратить внимание только тогда, когда в школу отправили.
Связалось рифмой: раз серая форма и портфель - значит осень, листья падают.
А до школы Москва была вечно - снег и сосульки, горки и санки, и лужи весной.
А лето - это дача, деревня, трава под ногами и яблоня над головой.
Дачу я ещё очень долго зимой не видел.
И год оказался разделён невидимой, но неодолимой стеной на две части, на две вселенных.
Белая ночь и зелёный день, снежинки и пушинки одуванчиков, зуевский каток в лампочках и дачный пруд с коричневой водой, камышом и стрекозами.
Контраст был пронзителен.
Мне даже казалось так - летом Москва исчезает, становится невидимой в шапке-невидимке.
А зимой летняя дача с травой и клубникой укладывается на спячку в берлоге, и на поверхности земли её нет.
С дачной жизнью тоже связаны свои первые воспоминания, открытия нового впервые - и даже порой более яркие, пахучие, выпуклые и прекрасные.
Или более ужасные, что тоже прекрасно, но наоборот.
Говорят, что два первых года дачу снимали.
Одну в Востряково, а другую где-то рядом с Купавной или с платформой «33 километр».
Я этого не заметил, у меня все дачи слились в одну-единственную собственную на «61 километре».
В Востряково я в коляске моргал и ничего кругом не видел, как Чан Кайши, новорожденный отпрыск знаменитой Дуньки.
А в Купавне, говорят, потерялся и потом нашёлся в малине.
И второй раз потерялся, когда научился ходить и, пошатываясь, отправился на железнодорожную станцию встречать отца.
Меня долго искали, наконец нашли, развернули - и я продолжил свой путь, но уже в обратном направлении.
А вот что запомнилось точно собственной памятью.
Я этот миг десятки раз пускал в стихи, песни и повести.
…Комарик маленький летит,
Парит кораблик,
И ёжик в сумерках пыхтит,
И зябнет зяблик,
Густые яблони в меду
Развили косы,
И только раз один в году
Так пахнут флоксы…
……………………
…Стебель прячется за стебель, свет вечерний на вещах,
На земле как в синем небе ходят ангелы в плащах
Из посольства дня и ночи, сны, колючие ежи,
Кто-то в сумерках стрекочет, как зовут тебя, скажи?..
………………………..
…Деревья рая - флоксов горка -
Пылают в сумерках восторга.
И бабочка белее всех,
И бабочка белее всех
Ныряет призраком пахучим.
Но мне - в саду моем дремучем -
Мне жук милее дровосек.
Во мгле, по-женски эфемерной,
Один он смысла рыцарь верный,
Мужской суровый трезвый дух.
Покуда день в истоме тает,
Посты он строго наблюдает,
Жужжа пароль короткий вслух…
Или в старинной повести про Машеньку:
«…Через несколько лет сколотились разномастные халабуды, в верандах зажглись стёклышки всех цветов радуги, подросли яблони, вишни, и скоро посёлок уже утопал в ароматах шиповника, флоксов и георгинов. Наступила золотая пора Воспушки, года красоты, могущества и изобилия. Стада плодились, а люди, как выразился классик, тихо размножались. Воспушка кишела детьми, ёжиками, бабочками, велосипедистами и уличными торговцами. На эту пору приходится моё первое воспоминание. В сгущающихся сумерках по небу пролетают огромные рогатые жуки, одуряющий запах флоксов, острая мордочка ёжика и некие создания в белых одеждах с бадминтонными ракетками. Так я впервые увидел Землю в её идеальном воплощении. И не говорите мне о Гаграх и Мацесте! Такой Земля не бывает! Земля бывает такая, как в Воспушке в 1959-м году!..»
На «Воспушку» можно не обращать внимание - это литературное имя наших садовых участков, в повести и меня иначе зовут, «Алёшей» почему-то, знаю почему.
А всё остальное - документально точно.
…Выплывает из вечности песчаная тропинка, мальчик на корточках ищет что-то щепкой в песке, драгоценные камушки, скорее всего.
Высоко над головой среди первых звёзд покачиваются вечерние цветы, как темнеющие деревья - садовые гвоздики, люпины, астильбы, гацании и астры, хризантемы и любимые флоксы.
Над ними и между потоками стеблей порхают бабочки с павлиньими глазами на крыльях или с траурными жёлтыми ободками на тёмно-лиловых ковриках, и цветные стрекозы жужжат, и стрекочут кузнечики, и ёжик пробирается в зарослях трав.
И запахи, и звуки хлынули отовсюду.
И светлячки подмигивали зелёными фонариками таксомоторов.
И необыкновенные жуки слетелись и сползлись, я их больше не видел даже в шестидесятых - одни с двумя ветвистыми рогами на головах, олени.
А другие, пореже - с одним. Эти - носороги.
Пожарников, божьих коровок, дровосеков, майских и всякую усатую мелочь встречал и потом часто.
А этих антикварных великанов - больше никогда или почти никогда - оленей и носорогов Подмосковья…
…Это восхищало, уносило на коврах-самолётах мечты в прекрасное далёко - но не удивляло ничуть, я был уверен, что так и положено, что так и будет теперь всегда.
Но отсюда кажется - это было «показательное выступление» на новенького.
Пролетел слух по окрестностям, что появился новенький и надо выступить незабываемо - и выползли из гнёзд, дупел и норок все живые знакомиться.
"...Мне мир показывал всё лучшее..."
И познакомили новенького с собой, и получилось незабываемо.
Незабываемо…
13.12.23
Как было отмечено где-то выше - летом я город не видел много лет.
Даже на осень пришлось обратить внимание только тогда, когда в школу отправили.
Связалось рифмой: раз серая форма и портфель - значит осень, листья падают.
А до школы Москва была вечно - снег и сосульки, горки и санки, и лужи весной.
А лето - это дача, деревня, трава под ногами и яблоня над головой.
Дачу я ещё очень долго зимой не видел.
И год оказался разделён невидимой, но неодолимой стеной на две части, на две вселенных.
Белая ночь и зелёный день, снежинки и пушинки одуванчиков, зуевский каток в лампочках и дачный пруд с коричневой водой, камышом и стрекозами.
Контраст был пронзителен.
Мне даже казалось так - летом Москва исчезает, становится невидимой в шапке-невидимке.
А зимой летняя дача с травой и клубникой укладывается на спячку в берлоге, и на поверхности земли её нет.
С дачной жизнью тоже связаны свои первые воспоминания, открытия нового впервые - и даже порой более яркие, пахучие, выпуклые и прекрасные.
Или более ужасные, что тоже прекрасно, но наоборот.
Говорят, что два первых года дачу снимали.
Одну в Востряково, а другую где-то рядом с Купавной или с платформой «33 километр».
Я этого не заметил, у меня все дачи слились в одну-единственную собственную на «61 километре».
В Востряково я в коляске моргал и ничего кругом не видел, как Чан Кайши, новорожденный отпрыск знаменитой Дуньки.
А в Купавне, говорят, потерялся и потом нашёлся в малине.
И второй раз потерялся, когда научился ходить и, пошатываясь, отправился на железнодорожную станцию встречать отца.
Меня долго искали, наконец нашли, развернули - и я продолжил свой путь, но уже в обратном направлении.
А вот что запомнилось точно собственной памятью.
Я этот миг десятки раз пускал в стихи, песни и повести.
…Комарик маленький летит,
Парит кораблик,
И ёжик в сумерках пыхтит,
И зябнет зяблик,
Густые яблони в меду
Развили косы,
И только раз один в году
Так пахнут флоксы…
……………………
…Стебель прячется за стебель, свет вечерний на вещах,
На земле как в синем небе ходят ангелы в плащах
Из посольства дня и ночи, сны, колючие ежи,
Кто-то в сумерках стрекочет, как зовут тебя, скажи?..
………………………..
…Деревья рая - флоксов горка -
Пылают в сумерках восторга.
И бабочка белее всех,
И бабочка белее всех
Ныряет призраком пахучим.
Но мне - в саду моем дремучем -
Мне жук милее дровосек.
Во мгле, по-женски эфемерной,
Один он смысла рыцарь верный,
Мужской суровый трезвый дух.
Покуда день в истоме тает,
Посты он строго наблюдает,
Жужжа пароль короткий вслух…
Или в старинной повести про Машеньку:
«…Через несколько лет сколотились разномастные халабуды, в верандах зажглись стёклышки всех цветов радуги, подросли яблони, вишни, и скоро посёлок уже утопал в ароматах шиповника, флоксов и георгинов. Наступила золотая пора Воспушки, года красоты, могущества и изобилия. Стада плодились, а люди, как выразился классик, тихо размножались. Воспушка кишела детьми, ёжиками, бабочками, велосипедистами и уличными торговцами. На эту пору приходится моё первое воспоминание. В сгущающихся сумерках по небу пролетают огромные рогатые жуки, одуряющий запах флоксов, острая мордочка ёжика и некие создания в белых одеждах с бадминтонными ракетками. Так я впервые увидел Землю в её идеальном воплощении. И не говорите мне о Гаграх и Мацесте! Такой Земля не бывает! Земля бывает такая, как в Воспушке в 1959-м году!..»
На «Воспушку» можно не обращать внимание - это литературное имя наших садовых участков, в повести и меня иначе зовут, «Алёшей» почему-то, знаю почему.
А всё остальное - документально точно.
…Выплывает из вечности песчаная тропинка, мальчик на корточках ищет что-то щепкой в песке, драгоценные камушки, скорее всего.
Высоко над головой среди первых звёзд покачиваются вечерние цветы, как темнеющие деревья - садовые гвоздики, люпины, астильбы, гацании и астры, хризантемы и любимые флоксы.
Над ними и между потоками стеблей порхают бабочки с павлиньими глазами на крыльях или с траурными жёлтыми ободками на тёмно-лиловых ковриках, и цветные стрекозы жужжат, и стрекочут кузнечики, и ёжик пробирается в зарослях трав.
И запахи, и звуки хлынули отовсюду.
И светлячки подмигивали зелёными фонариками таксомоторов.
И необыкновенные жуки слетелись и сползлись, я их больше не видел даже в шестидесятых - одни с двумя ветвистыми рогами на головах, олени.
А другие, пореже - с одним. Эти - носороги.
Пожарников, божьих коровок, дровосеков, майских и всякую усатую мелочь встречал и потом часто.
А этих антикварных великанов - больше никогда или почти никогда - оленей и носорогов Подмосковья…
…Это восхищало, уносило на коврах-самолётах мечты в прекрасное далёко - но не удивляло ничуть, я был уверен, что так и положено, что так и будет теперь всегда.
Но отсюда кажется - это было «показательное выступление» на новенького.
Пролетел слух по окрестностям, что появился новенький и надо выступить незабываемо - и выползли из гнёзд, дупел и норок все живые знакомиться.
"...Мне мир показывал всё лучшее..."
И познакомили новенького с собой, и получилось незабываемо.
Незабываемо…
13.12.23