(no subject)
К.Г. всегда мог убежать. У него было море.
Семь лет каждый свой день рождения он оставлял единственную запись в дневнике: «Мне 22, и я как никогда полон сил и энергии». Ничего не менялось, кроме возраста. Так было и в 23, и в 24, и в 28.
Сегодня как раз был такой день. Он проснулся с тем ощущением, которое внушал себе столько лет. Оно было настолько сильным, что не требовало подтверждения традиционной записью в дневнике.
Прилив сил был невероятен. Он, собственно, проснулся от этой бурлящей, переполняющей его энергии. Для начала она вытолкнула его из постели. Он не встал - подпрыгнул. Странное дело, никакого головокружения и потемнения в глазах. Никаких привычных признаков низкого давления. Чтобы убедиться, он еще раз сел на кровать и резко встал. И еще раз. И еще. Поразительная ясность.
В ванной краем глаза он взглянул на себя в небольшое зеркало над раковиной. Удовлетворенно отметил, что, пожалуй, нравится себе сегодня больше обычного. Он никогда не скрывал, что вполне доволен своим лицом - и то правда, многие его находили красивым. Но сегодня оно показалось ему сияющим. Он немедленно встал под душ и повернул оба крана до упора. Вспомнив, что горячую воду дадут только завтра, не отпрыгнул и даже не напрягся, что есть силы, как это бывало. Наоборот, он с удовольствием позволял холодным струям хлестать себя по коже, которая даже и не думала покрываться мурашками.
Одним движением он собрал влагу полотенцем, и встал на весы. Стрелка дернулась и остановилась на 67 килограммах. То, что надо. Слегка удивился - выходило, что за два дня он сбросил мешающие жить три килограмма. Такое бывало и раньше, но только благодаря значительным усилиям. Сейчас же он не мог припомнить, что в последнее время в чем-то ограничивал себя или был физически активным. Но заострять внимание на этом сегодня решительно не хотелось - в конце концов, он "полон сил и энергии". Впрочем, силы и энергия не помешали ему подойти к большому зеркалу в прихожей. Зеркало подтвердило: килограммы ушли именно с тех мест, где они были явно лишними. Но сейчас его это не трогало, и эта невозмутимость радовала гораздо больше, чем заметно уменьшившиеся бока. Лучше принимать за данность сомнительные достоинства, чем видеть мнимые изъяны.
Куда больше его занимало вот что. За последние пару недель он не написал ни строчки. Сейчас же казалось, что умные, парадоксальные и сияющие мысли рождались в его голове одна за другой, и самое главное - каждая мысль имела совершенную законченную форму. Стоит ему включить компьютер, думал он, как слова польются из него сами собой, начнут складываться в предложения, выстраиваться в абзацы; сильные и хлесткие, всепроникающие, способные к размножению во внешней среде и ассимиляции на нервных окончаниях каждого мозга, которого только достигнут. На мгновение он испытал острое желание сесть за клавиатуру. Он хотел наполнить до отказа всю оперативную память ноутбука; так, чтобы тот завис, не справившись с таким напором вдохновенных строк. Нет, нельзя тянуть, мысли недолго растерять, пока оживет компьютер, он сейчас же возьмет ручку, карандаш, что угодно, и начнет писать. На маленьких листках для заметок, на газетах, на визитках, на полях книг, в фотоальбомах, на стенах; он испишет все своими нетривиальными фантазиями; он знает, что не одно издательство будет бороться за право расшифровать его настенные каракули.
Он уже схватил ручку, как понял: теперь он может и не торопиться. Отныне вдохновение никогда его не оставит. К чему все эти судороги, когда знаешь, что в любой момент можно взять карандаш и материализовать то, чему суждено остаться в веках?.. Уверенность в том, что любая мысль отныне послушна ему и по первому требованию трансформируется в абзац талантливейшего текста, накрыла его, он почти задохнулся, понимая, какой силой теперь обладает.
Всегда. Всякая мысль. И каждая из них, ожившая и получившая от него бессмертие, гениальна… Он даже прошептал в тихом восторге: ге-ни-аль-на…
Он посмотрел в окно и увидел спешащих по своим делам людей. Они еще не знали, что им предстояло. Они не понимали, какое изумление их ждало уже в ближайшем будущем. Они не ведали своего неизбежного счастья. Он хотел кричать. Не бойтесь, осталось совсем недолго.
Он вернулся в спальню, в возбуждении схватил одеяло, резко встряхнул его...
И застыл , не веря глазам. В его спальне, на его кровати, под его одеялом кто-то лежал. Кто-то чужой. Какого черта…
К своему удивлению, он быстро проглотил нереальность происходящего. Взглянул на лежащего человека уже без отвращения и страха. Даже с любопытством. Представил на секунду, что парень проснется и расскажет ему свою историю. Возможно, она окажется не столь любопытной, какой видится сейчас, но ведь ему по силам вдохнуть жизнь в любой, даже самый вялый сюжет. Он еще раз посмотрел на съежившегося на мятой простыне незнакомца. Лица видно не было, спящий уткнулся в подушку. Можно было надеяться, что ни какое это не чудовище, а вполне симпатичный человек. И поза его казалась уже не корявой и жалкой, а трогательной: гость устроился на правом боку, левую ногу подтянул к груди, правую руку закинул за шею так, что ее локоть упирался в ладонь левой…
Он сел на край кровати. Он понял: очнись незнакомец сейчас, он бы первым делом подошел к письменному столу. Взял бы записную книжку. Привычным жестом открыл ее на чистой странице. Записал бы спешащим и немного нервным почерком:
«Мне 29, и я как никогда полон сил и энергии».
Мы уходим только потому, что еще мечтаем стать теми, кем нам не удалось стать.
Семь лет каждый свой день рождения он оставлял единственную запись в дневнике: «Мне 22, и я как никогда полон сил и энергии». Ничего не менялось, кроме возраста. Так было и в 23, и в 24, и в 28.
Сегодня как раз был такой день. Он проснулся с тем ощущением, которое внушал себе столько лет. Оно было настолько сильным, что не требовало подтверждения традиционной записью в дневнике.
Прилив сил был невероятен. Он, собственно, проснулся от этой бурлящей, переполняющей его энергии. Для начала она вытолкнула его из постели. Он не встал - подпрыгнул. Странное дело, никакого головокружения и потемнения в глазах. Никаких привычных признаков низкого давления. Чтобы убедиться, он еще раз сел на кровать и резко встал. И еще раз. И еще. Поразительная ясность.
В ванной краем глаза он взглянул на себя в небольшое зеркало над раковиной. Удовлетворенно отметил, что, пожалуй, нравится себе сегодня больше обычного. Он никогда не скрывал, что вполне доволен своим лицом - и то правда, многие его находили красивым. Но сегодня оно показалось ему сияющим. Он немедленно встал под душ и повернул оба крана до упора. Вспомнив, что горячую воду дадут только завтра, не отпрыгнул и даже не напрягся, что есть силы, как это бывало. Наоборот, он с удовольствием позволял холодным струям хлестать себя по коже, которая даже и не думала покрываться мурашками.
Одним движением он собрал влагу полотенцем, и встал на весы. Стрелка дернулась и остановилась на 67 килограммах. То, что надо. Слегка удивился - выходило, что за два дня он сбросил мешающие жить три килограмма. Такое бывало и раньше, но только благодаря значительным усилиям. Сейчас же он не мог припомнить, что в последнее время в чем-то ограничивал себя или был физически активным. Но заострять внимание на этом сегодня решительно не хотелось - в конце концов, он "полон сил и энергии". Впрочем, силы и энергия не помешали ему подойти к большому зеркалу в прихожей. Зеркало подтвердило: килограммы ушли именно с тех мест, где они были явно лишними. Но сейчас его это не трогало, и эта невозмутимость радовала гораздо больше, чем заметно уменьшившиеся бока. Лучше принимать за данность сомнительные достоинства, чем видеть мнимые изъяны.
Куда больше его занимало вот что. За последние пару недель он не написал ни строчки. Сейчас же казалось, что умные, парадоксальные и сияющие мысли рождались в его голове одна за другой, и самое главное - каждая мысль имела совершенную законченную форму. Стоит ему включить компьютер, думал он, как слова польются из него сами собой, начнут складываться в предложения, выстраиваться в абзацы; сильные и хлесткие, всепроникающие, способные к размножению во внешней среде и ассимиляции на нервных окончаниях каждого мозга, которого только достигнут. На мгновение он испытал острое желание сесть за клавиатуру. Он хотел наполнить до отказа всю оперативную память ноутбука; так, чтобы тот завис, не справившись с таким напором вдохновенных строк. Нет, нельзя тянуть, мысли недолго растерять, пока оживет компьютер, он сейчас же возьмет ручку, карандаш, что угодно, и начнет писать. На маленьких листках для заметок, на газетах, на визитках, на полях книг, в фотоальбомах, на стенах; он испишет все своими нетривиальными фантазиями; он знает, что не одно издательство будет бороться за право расшифровать его настенные каракули.
Он уже схватил ручку, как понял: теперь он может и не торопиться. Отныне вдохновение никогда его не оставит. К чему все эти судороги, когда знаешь, что в любой момент можно взять карандаш и материализовать то, чему суждено остаться в веках?.. Уверенность в том, что любая мысль отныне послушна ему и по первому требованию трансформируется в абзац талантливейшего текста, накрыла его, он почти задохнулся, понимая, какой силой теперь обладает.
Всегда. Всякая мысль. И каждая из них, ожившая и получившая от него бессмертие, гениальна… Он даже прошептал в тихом восторге: ге-ни-аль-на…
Он посмотрел в окно и увидел спешащих по своим делам людей. Они еще не знали, что им предстояло. Они не понимали, какое изумление их ждало уже в ближайшем будущем. Они не ведали своего неизбежного счастья. Он хотел кричать. Не бойтесь, осталось совсем недолго.
Он вернулся в спальню, в возбуждении схватил одеяло, резко встряхнул его...
И застыл , не веря глазам. В его спальне, на его кровати, под его одеялом кто-то лежал. Кто-то чужой. Какого черта…
К своему удивлению, он быстро проглотил нереальность происходящего. Взглянул на лежащего человека уже без отвращения и страха. Даже с любопытством. Представил на секунду, что парень проснется и расскажет ему свою историю. Возможно, она окажется не столь любопытной, какой видится сейчас, но ведь ему по силам вдохнуть жизнь в любой, даже самый вялый сюжет. Он еще раз посмотрел на съежившегося на мятой простыне незнакомца. Лица видно не было, спящий уткнулся в подушку. Можно было надеяться, что ни какое это не чудовище, а вполне симпатичный человек. И поза его казалась уже не корявой и жалкой, а трогательной: гость устроился на правом боку, левую ногу подтянул к груди, правую руку закинул за шею так, что ее локоть упирался в ладонь левой…
Он сел на край кровати. Он понял: очнись незнакомец сейчас, он бы первым делом подошел к письменному столу. Взял бы записную книжку. Привычным жестом открыл ее на чистой странице. Записал бы спешащим и немного нервным почерком:
«Мне 29, и я как никогда полон сил и энергии».
Мы уходим только потому, что еще мечтаем стать теми, кем нам не удалось стать.