Дела давно минувших дней
Мужу неожиданно пришла мысль - описать давнюю историю, случившуюся с ним в пору нашей молодости. Мне очень понравился конечный результат:
Это случилось летом далёкого19... года.
Не прошло ещё и года после нашей с Ирой свадьбы. Не прошло ещё и полугода, как я стал мурманчанином. Работал я в управлении геологоразведочной экспедиции, был молод, глуп и беззаботен.
Жена же, напротив, была рассудительна (наверное, по причине беременности) и, узнав, что я собираюсь в лес за грибами с конторскими сослуживцами, отправила меня в универмаг «Мурманск» покупать резиновые сапоги. К субботе я был полностью экипирован: стройотрядовская куртка, кепка, высокие резиновые сапоги, голубое эмалированное ведро и в нём - термос с чаем и кулёк с бутербродами.
В назначенное время в назначенном месте запрыгнул я в заполненный наполовину автобус. Многие из записавшихся на поездку в лес холодному утру предпочли тёплые постели. Но те, кто поехал, были энергичны и веселы.
«Александр*! Сюда! Да-а-а, ведро у тебя знатное », - это Сергей Григорьевич, наш прораб-строитель и, что самое главное, муж начальницы планового отдела, указывал мне на свободное место рядом с собой. Я охотно принял его предложение - Григорьич отличался жизнерадостностью и компанейской общительностью.
«А Полина Ивановна почему не поехала? - спросил я, оглядевшись, - она ведь тоже собиралась».
«А супруга осталась дома. Дела у неё по хозяйству. Меня вот отправила. Дала рюкзак и наказала с полным вернуться. А я с радостью. По лесу погуляю, грибов пособираю. Как думаешь, эти болоньевые сапоги не текут?»
Одет он был франтовато: клетчатый пиджак, сорочка с жёстким воротником, отутюженные брюки, сапоги-дутыши, а на голове тирольская шляпа.
«Не знаю. Хочешь, остановимся у ближайшей лужи - проверим», - предложил я.
«Ха. А мне кажется - не текут. Вишь, какие крепкие»
«Долго сказка сказывается, быстро дети делаются», - одна из поговорок Григорьича. В общем, приехали мы в лес, договорились о времени встречи и разбрелись кто куда.
Прохладное утро сменилось жарким и душным днём. Грибов было не много, я набрал чуть больше полведра. Комары же донимали нестерпимо -лезли в глаза, в
уши, в нос; брюки и рубашка не преграждали им доступа к телу. Поэтому я лёг на обратный курс к автобусу довольно рано. Отмахиваясь от комаров, вышел на просеку, ведущую к нашему бивуаку.
Тут это и произошло. Прямо на меня по тропинке шёл... он. Нет не медведь - какой-то бомж. И хотя одет он был неплохо (пиджак, брюки, сапоги и даже шляпа на затылке - всё в приличном состоянии), но весь какой-то помятый, в паутине и
мокрый. Его фантастически распухшие нос и уши были больше похожи на подушки среднего размера и явно свидетельствовали о неумеренном употреблении алкоголя, а заплывшие глаза и красно-синяя кожа указывали на проблемы с внутренними органами. Но держался он молодцом. Увидев меня, быстро подошел, почти подбежал и спросил охрипшим голосом: «Ну, что - много набрал?»
«Какие же эти мурманские бомжи общительные, - подумал я, - и как это его в лес-то занесло? Не иначе, кто-нибудь из родственников привёз, чтобы от водки оторвать. Но на вопрос надо отвечать. А то, пожалуй, невежливым покажусь или того пуще - недоброжелательным. Возможно, этот человек и не виноват, что жизнь так сложилась». «Да, вот, набрал немного», - сказал я как можно равнодушнее, прибавляя при этом шагу. Но далеко уйти не удалось. Он зашагал вровень с моим ведром. Взгляд его опухших глаз оценил «добычу». «Да у тебя много! Больше, чем у всех этих», - в его осипшем голосе были слышны нотки зависти. «Кто «все эти»? - подумал я, - наверное, родственники или друзья-бомжи». Я переложил ведро в другую руку, но этот алкоголик-весельчак последовал за ним и ловко выхватил двух красноголовиков. «О, какие красивые!» - сказал он с восхищением.
«Какие же эти мурманские бомжи наглые, - подумал я с досадой, - если Ира узнает, что грибы трогал опустившийся человек с огромными ушами, их все придётся выбросить». «Если бы я принёс такие жинке, она бы меня точно расцеловала», - произнёс он, искоса заискивающе глядя на меня. Это был уже явный намёк. «Так, у этого опухшего нахала ещё и жена есть. Как пить дать, такая же бомжиха. Ну да делать нечего, придётся отдать эти два боровичка. Лишь бы только больше в ведре не ковырялся». «Ну, возьмите», - выдавил я, а ведро снова переложил в другую руку. «Вот спасибо-то», - попытался он улыбнуться. Но попытка не удалась. Ухмылка у Фредди Крюгера была куда симпатичнее.
Очевидно, после такого царского подарка незнакомец стал считать меня своим закадычным другом и зашепелявил: «Сапоги протекли сразу же, ноги все сырые. А тут ещё эти кровопийцы проклятые. Походил я кругами, походил и назад на полянку, лёг под кустик. Думал, засну, но комары не дали. Решил пройтись. И вот тебя встретил». Я должен был что-нибудь ответить на этот крик незнакомой израненной души. Но в голове крутились только слова Кисы Воробьянинова: «Да. Уж!». Поэтому я молчал, и во мне с каждым шагом нарастало желание остаться одному. Как было бы хорошо, если бы этот бродяга шёл своей дорогой, а я своей. Того гляди, начнёт предлагать выпить или просить денег в долг. Но он всё шёл и шёл рядом со мной, как привязанный.
Таким вот манером мы, наконец, вышли к опушке леса, где стоял конторский автобус. Около него уже собрались почти все сослуживцы-грибники. Было очень неловко: я не знал, как представить моего опухше-охрипшего попутчика, так быстро
(и так сильно!) ко мне привязавшегося. Он же не проявлял ни малейшего беспокойства. Мои переживания достигли апогея, когда я вдруг услышал: «Ну, Григорьич, нашёл что-нибудь?». А в ответ мой друг- бомж прохрипел: «Не, ничего. Александр вот дал два гриба!».
Да. Это был Сергей Григорьевич. А виновниками его бедственно-смешного положения стали комары, на укусы которых у него оказалась аллергия.
По дороге в Мурманск почти все спали. Я же заснуть не мог. Сидел рядом с Григорьичем и пытался не смеяться.
---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
*Все имена (кроме моего собственного) изменены.