"Один день" и шестьдесят лет
После многолетних скитаний по разным сёлам, городкам, городам и даже странам, отец, наконец, нашел "причал" в Ленинграде. Подходили к концу семидесятые. Квартирка, которая сейчас вызывает недоумение своими крошечными размерами - казалась раем.
В семье всегда любили книги и было много книг. Если была возможность купить хорошую книгу или оформить подписку - возможность использовали. Поэтому маленькая квартирка оказалась под потолок заполненной книгами - рай для подростка который любит читать. Мы с братом постепенно провели инвентаризацию, разложили книги по полкам, переписали, даже сделали каталог. Получилось что-то вроде библиотеки. Очень ценилась Роман-Газета. Родители выписывали ее, бережно хранили, как книги.
Помню был июнь, бесконечный день, чудесное питерское лето. Я на балконе, разбирал очередную коробку с Роман-Газетой, которые были брошены, чтобы разобрать когда будет время. Родители, когда паковались собирали журналы - по годам, перевязывали стопками, всё по порядку, легко найти. И тут...
В одной из коробок я обнаружил, что ко дну приклеена еще одна картонка. Приклеена тщательно и аккуратно - сразу и не заметно. Тогда я открыл дно с другой стороны - оно было проклеено какими-то коричневыми лентами из плотной ткани (скотча тогда еще не существовало). Оторвав ленты, я обнаружил тайник. Судя по всему родители забыли о его существовании в суете переездов и житья на перекладных.
В тайнике хранились какие-то письма написанные каллиграфическим почерком, это были письма деда по матери с "империалистической" войны из Владивостока и из Австрии. И лежал один журнал. Роман-Газета.
Фамилия автора мне ничего не говорила. Я открыл первую страницу...
Первая строка и сразу мурашки по коже:
"В пять часов утра, как всегда, пробило подъем -- молотком об рельс у штабного барака. " Я даже остановился от холодка "реализма". Разумеется среди полдюжины военных частей, где мне приходилось бывать с отцом я видел этот вездесущий рельс с вездесущим молотком. Я слышал как он звучит, хотя никогда не приходилось вставать под его звон. Меня всегда поражало - почему рельс? Неужели нельзя было повесить колокол? Но всегда был рельс.
Я продолжил читать... - и уже не останавливался. Сидя на балконе прочел всю повесть "Один день Ивана Денисовича" до конца одним махом. Я просто не мог остановиться.
Наверно такое может быть только в юности, когда нервы обнажены, когда еще не опошлены идеалы и есть вера в справедливость. Для меня этот не слишком толстый журнал стал неким "водоразделом" в жизни. Вечером я расспросил родителей, кто такой Солженицын, мать испугалась, отец усмехнулся и подробно рассказал. Стало понятно почему этот журнал так прятали. Детство родителей прошло через коллективизацию, мать - дочь "единоличника" (того самого, чьи письма я нашел, написанные каллиграфическим почерком), семью отца (мой дед был учителем) - просто... даже не раскулачили - выгнали из самостоятельно построенного дома на мороз и делов-то. А потом был голод. Мамина старшая сестренка - которая сначала была (мама вспоминала ее густые курчавые волосы) а потом ее не стало. А потом война. Потом сорок шестой - когда отец с приятелем ловили на улице собак и ели их в студенческой общаге. Наверно с тех пор, отец повторял "самое страшное в жизни - это голод".
После всего этого - двойное дно у этой коробки не выглядело таким уж странным.
В январе будет шестьдесят лет, как эта книжка была издана.