Город Т. на реке Т. Или Лучший город Земли
Хорошо где нас нет но я место нашёл
Я не знаю в чём тут секрет,
Но я здесь и мне хорошо
(Андрей Сапегин)
В день какой неведомо, в никаком году…
Полицмейстер орал так, что дрожали стёкла в управе:
- Допрыгались сударыня! Доскакались по городам и временам! Довольнодумствовались в своей, понимаете ли, газете! Загадки! Тайны! Чудеса! Упреждал я Вас, сударыня, что в Сибири сгноюуууу! Во временах Шибир-Хановых! Так и сгною, будьте покойны (о нет, исключительно в смысле фигуральном - не столь уж я кровожаден, как вы, вольнодумцы, в своих собраниях прокламируете опосля пятой рюмки). Так что, вот Вам, сударыня, предписанье об высылке Вашей. В тот город, в коем Антон наш, Палыч некогда побывал по пути в Сахалин.
Ну, дальше этого держимор... ой-ой, стража законУ и порядкУ можно и не слушать. Всё едино, ничего нового не скажет. Мы, газетчики, к такому давно привыкли. Ну, или привыкнем когда-нибудь. Особенно, если газета твоя - не какой-нибудь там «Вечѣрнiй Сплѣтнiкъ», а ни много ни мало - «Загадки, тайны, чудеса». Известно ж - где загадки да тайны, там и думы. Ну а где думы - там уж и вольнодумство завсегда.
Хотя... что он там про времена Шибир-Хановы говорил? Неужто догадался, что я... впрочем, об этом после, после... А ведь плохи мои дела, если и впрямь догадался. Прихватят меня под... сомнительной белизны рученьки, да и запрут в кутузку. Потому что, как всякому добропорядочному обывателю известно - времена не выбирают. Вот и в песне об том поётся. Ну, или споют когда-нибудь. А тут вам - извольте-нате! Какая-то сошка газетная, репортёришко из вечернего листка, а ей что в век минувший шагнуть, что в век будущий - всё равно как в соседнюю лавку за печатным пряником сбегать. Ну вот путаю я времена по дамской моей рассеянности. Да и нравы тоже, порой, путаю. С тех самых пор, как времена выбирать научилась. Так что, покудова фараон бумаги на высылку мою выправляет, поговорю-ка я лучше с Антон Палычем. Умеет он и подметить и рассказать, хоть, между нами, и мизантроп преизрядный.
«Я не ехал, а полоскался в грязи! В провинциальной Тюмени так грязно, что на центральной площади утонула лошадь... В Тюмени я купил себе на дорогу колбасы, но что за колбаса! Когда берешь кусок в рот, то во рту такой запах, как будто вошел в конюшню в тот самый момент, когда кучера снимают портянки; когда же начинаешь жевать, то такое чувство, как будто вцепился зубами в собачий хвост, опачканный в деготь. Тьфу»
Увы мне! Вкусно покушать я вельмИ люблю, а тут... Эдакая конфузия, как оказалось... Впрочем, не колбасой единой жив человек, особливо газетчик. Тем паче, другим великим город Т вполне даже глянулся. Хоть и проезжали через него по делам невесёлым - то в ссылку, то в каторгу.
К примеру, Александр Николаевич (тот, что из Петербурга в Москву, помнится, путешествовал на перекладных) - весьма перфектно о городе Т отзывался:
«Приехал в Тюмень на рассвете, поставили нас на квартиру, где пировали помолвку свадебную. На сей стороне города (заречная часть) всё кожевни… Вообще в Тюмени и в округе оного много всякого ремесла, и целая деревня имеет всегда одно. Неудивительно - из первых городов в Сибири»
Да и Фёдор Михайлович (тот, что едва не был казнён расстрелянием, и лишь на эшафоте помилован каторгою) тоже город Т оценил:
«Тюмень - великолепный город, торговый, промышленный, многолюдный, удобный - все, что хотите!». И позже: «Исходил город вдоль и поперек и с удовольствием убедился, что Тюмень намного превосходит и Омск, и Семипалатинск».
Вот и архаровец мой про то же вещает:
- Да вы, сударыня, не огорчайтесь шибко! Высылка - она ж не каторга. Не пропадёте, чай. С вашей-то любопытностью все каблучки собьёте по городским мостовым. А город тот богатый, купеческий. Одних первогильдийских там... Кожевенные короли, чайные, рыбные. Ну а вам, сударыня, ради дамского интересу - шляпки там, кружева да фижмы с брыжжами - порекомендую короткое знакомство с купчихами местными свести.
Вот, к примеру, Шешукова Аполлинария Ивановна, купчиха первой гильдии. Сама модница первостатейная, журналы мод аж из Парижа выписывает. И салон её, «Венский шик» на весь город славится своими шляпками. Да и подружки у нее ей под стать. Пани Мальвина, к примеру, аптекаря Зенкевича супруга. Или Альмира Ханум, супруга богатого бухаретинина из Новошабабинских юрт, что за рекой. Знатные тюменские горожанки Ой, непростые то купчихи, сударыня! Сдаётся мне, что салоны да лавки - это у них так, для глаз отводу. А на деле-то... Как приедет кто в город Т. по любопытности а то и по казённой какой надобности - так тотчас и к ним. А те купчихи и рады-радёшеньки. Наймут лихача, прыг в пролётку с гостями вместе, да и давай по городу разъезжать. Про каждый дом - да что там, про каждый камень! - тем гостям расскажут-обскажут. От Чинги-Тура и до молодых той земли покорителей.
Да вы глазками-то своими прекрасными не хлопайте, сударыня. Давненько уж я всё знаю . И про времена ваши, и про нравы. Сдаётся мне, что и купчихи те из того же теста да на той же закваске мешены. Давненько мои коллеги из города Т за ними приглядывают. Сдается мне, что и вам с ними найдется о чем поговорить. Бог с ними, временами и нравами. Вы уж только улицу, город и век по нечаянности не перепутайте, как помнится, один шансонье певАл. Ну, или споёт когда-нибудь. Так что вам, сударыня, и карты в руки. Хммм... географические.
...Купчиха и впрямь была дородна, бела и румяна. И одета весьма щегольски. Сразу видно - первой гильдии.
- Городом нашим интересуетесь, голубушка? И слыхали, будто я вместе с подругами моими тому интересу всегда поспособствовать готова? Откудова, кстати, голубушка, слыхали? Ох уж, эта людская молва! Это она верно молвит! С превеликим моим удовольствием поспособствую! Тарантас у вас, голубушка, свой, али извозчика прикажете кликнуть? Только... мы ведь не просто по улицам да переулкам поедем, а по временам. От стародавних до будущих. Не укачает, с непривычки? Ох, простите, голубушка, не разглядела сразу, что вы и сами-то горазды времена выбирать! Что ж, тогда в путь, голубушка!
Цокают копыта по мостовой... Урчит мотор... И главная улица города Т на наших глазах меняет названия. Целых пять названий.
Вот разрастается посад от Тюменского острога. И от южных Спасских проезжих ворот начинается Большая Спасская улица. Кипит работа, строится первый в городе каменный храм - Храм Благовещения Пресвятой Богородицы. И улица становится Благовещенской.
Озабоченно меряет шагами улицу городской голова, купец II гильдии Иван Васильевич Иконников. Прикидывает да рассчитывает, как бы привести всё в лучший вид к скорому приезду цесаревича Александра Николаевича. Тот ведь хоть и молод, да приметлив. Августейшая особа. И учитель при нём, поэт Василий Андреевич Жуковский.
И вот со стороны Екатеринбурга 1 мая 1837 года по Московскому тракту въехал в город экипаж.
«Экипаж приблизился, остановился у триумфальных ворот, именно на этот случай воздвигнутых, и Тюмень восторжествовала небывалому еще счастью»
Е. Расторгуев. «Посещение Сибири государем- наследником-цесаревичем», 1841
«августейший посетитель, проезжая мимо церкви Нерукотворного Спасителя, изволил остановиться, с благоговением приложился к кресту, поднесенному ожидавшим его иереем, и первый шаг Его Высочества на земле сибирской был в храм Спасителя»
Н.А. Абрамов. Очерк «Город Тюмень»
Остановился наследник в доме городского головы: «у подъезда дома тюменский городской голова второй гильдии купец И.В. Иконников с почетнейшими гражданами имел счастье встретить Его Императорское высочество с хлебом и солью».
А улица, по которой мы едем сквозь времена, в честь этого события стала сначала Александровской, а после - Царской.
... Красные флаги... Красные звёзды на комиссарских кожанках. Винтовки с примкнутыми штыками...
- ЧуднО времена поворачиваются. Последнего российского царя в ссылку везут. Аккурат по Царской.
-Хватит, поцарствовал! Нынче у нас Долой Самодержавие! И эта... как там её... Республика! Вот так улицу и назовём.
Так главная и самая длинная улица города Т и стала улицей Республики.
Ну а я, по примеру учителя моего в газетном ремесле - Дяди Гиляя - тем временем прошу извозчика отвезть нас с купчихою в самый унылый и мрачный район, где, опаса ради, и ходить-то в одиночку благородной барышне не пристало бы. И вот она - далёкая окраина, где в жалких лачугах влачили существование бедняки, скрывались от полиции беглые каторжники, воры и убийцы всех мастей. Даже названием этого места пугали детей: «Вот отвезём тебя в ПотОскуй!» Да-да, именно так! Что еще делать в столь хмуром месте, как не тосковать? Даже извозчик наш приуныл, вспомнив, как тосковали его собратья по ремеслу, в холод, дождь, слякоть или жару поджидая пассажиров в своих пролётках на углу Большой и Малой Разъездной по сторонам от Всехсвятской церкви. Круглой она еще прозывалась. За то, что вид необычный для церкви имеет - ротондою построена.
Впрочем, недолго длилась потОскуйская тоска. Как протянули к городу Т чугунку по берегу Туры, так и ожила сия окраина. Сначала мещане стали селиться, из тех что побогаче, а там и купцы. И пошло-поехало! Лавки, трактиры, питейные заведения. Ну и... веселые дома, конечно, как же без них. И барышни... эмм... общественного темперамента. Коих, известно как в народе прозывали. Немудрено, что и в названьи окраины буковка как-то незаметно поменялась. И стал тот район ПотАскуем.
- А сейчас, голубушка, мы с вами в гости отправимся. К персоне вельмИ известной. Здешних мест уроженцу. Эй, извозчик! Гони на окраину городскую! Аккурат в выгон первого картала, что от кладбища справа. Да времена выбирать не позабудь, любезный! Нам к Аптекарскому саду госпожи Даудель надобно. Вдовы почтенного аптекаря, что под сад тот самолично у городской Думы место истребовал, да разновсякими лекарственными травами засадил. Помнишь, поди:
«В доброе старое время в Тюмени был образцовый аптекарский сад Александры Ивановны Даудель, который снабжал травами не только Сибирь, но и восточную часть России… Беседок, гротов, хитроумных затей и фонтанов в нем не было, но и без этого там было уютно, тенисто, все к делу и все в порядке… Слева от ворот стоял небольшой домик, где жила хозяйка, а справа вдали - хорошенькая, чистенькая оранжерейка с грунтовым сараем… Центр сада был разбит на квадратные участки, защищенные с трех сторон синевато-зелеными стройными кедрами и только с юга открытые».
Право, жаль, что как упокоилась с миром добрая Александра Ивановна, так и начал приходить тот сад в запустенье.
«Поймет ли ваше сердце, как было мне тяжело, как мне было больно, когда через двадцать лет увидел я, что садик мой почти вырублен и обращен в поскотину, и потому, собственно, что сделался он городской собственностью»
И верно - грустно на такое глядеть. Был сад, и не стало сада. Так что, возьми-ка, любезный, по временам чуть вперёд. В год, для примеру, 1903. Когда статский советник Николай Иванович Давыдовский, гласный Городской Думы, здесь ночлежный дом выстроил.
Э, да ты, любезный, больно шибко уж вперёд по временам взял. Только эти развалины от того ночлежного дома к новому веку и остались. Так что осади-ка ты чуть назад. В год 1904. В то самое время, когда городской голова Текутьев Андрей Иванович в остатках того сада самолучшую больницу обустроил. Двухэтажную каменную Аж на 128 мест. Дорого обошлась - в 45 тысяч рублей.
Ну вот, теперь и в гости можно заглянуть. К той самой вельмИ известной персоне. Простой ведь мужик вроде, каких в здешних краях двенадцать на дюжину - ан вот непрост! Ой, непрост! Много о нём говорено, и плохого и хорошего. А чему верить - то уж каждый сам решает.
- Доброго денька, Григорий Ефимович! Вот, гостью из краев чужедальних к Вам привела.
Вы уж обскажите, Григорий Ефимович, почему Вы здесь, с больницею рядом.
Да, неприятнейший случай! Ну кто б подумал, что простая нищенка, за подаяньем к Вам потянувшаяся... Уродица безносая, сама акИ смерть страшна..
«Петербург, департамент полиции.
Три часа дня 29 июня Покровском Григорию Ефимовичу Распутину Новому, вернувшемуся Петербурга вечером накануне, улице, около его дома, куда он вышел послать телеграмму, нанесена рана живот кинжалом сызранской мещанкой Хионией Кузьминой Гусевой, 33 лет, проживающей Царицыне… Гусева задержана, преступлении созналась, заявив, приехала Покровское убить Распутина Нового религиозным побуждениям, участников не было, Гусева их тоже отрицает, проверка подозрительных Покровском более нет... Пострадавшему сделана операция. Наблюдает врач, рана порядочная, положение пока неопределенное.
Исправник СКАТОВ».
Да, надолго запомнились Вам эти больничные стены! Пароходом сюда доставили, да сам Государь лучших докторов отрядил на Ваше излеченье. Впрочем, не будем о плохом говорить. Дозвольте лучше присесть - в ногах, говорят, правды нету!
Говорят, непростой это стул, ох, непростой! Что скажете, Григорий Ефимович? Ах, ничего не скажете! Велите самим проверить? Ну что ж, будь по-Вашему! Благодарствуйте за тёплый приём, да не взыщите, ежели что не так.
А мы, голубушка, с вами дальше отправимся. К Реальному училищу. Оно же Александровское.
«15 сентября 1879 г. совершилось в городе Тюмени Тобольской губернии открытие второго в Западной Сибири реального училища… Дом для училища обязался выстроить на свои собственные средства тюменский городской голова, потомственный гражданин Прокопий Иванович Подаруев».
Из газеты «Тобольские губернские ведомости» от 29 сентября 1879 года
Какой замечательный человек там директорствовал - Словцов Иван Яковлевич! До сих пор его с благодарностью вспоминаем.
А сколько известных персон в его классах чернилами пальцы перемазало!
И знакомец мой в нём шесть классов проучился - Мишка непутёвый.
В 16 лет из Елецкой гимназии вылетел за дерзость учителю, да с волчьим билетом! Ежели бы не дядюшка его, Игнатов Иван Иванович, знакомец наш старый - так бы и остаться парню неучем-Митрофанушкою. Выслушал он историю племянника, взглянул на него эдак внимательно, да и и отрезал: «Михаил едет в Тюмень, где полно людей, живущих и работающих на птичьих правах». И ведь вышел же толк из непутёвого Мишки Пришвина! Писателем стал. Да вы, голубушка, его роман прочтите, «Кощеева цепь». Всё, как есть расписал - и про наш город, и про ученье своё, и про дядюшку.
А сколько тайн и загадок это училище хранит - не сочтёшь!
Возьми-ка, любезный, по временам чуть подалее. В тот военный год, когда прибыл сюда груз из Москвы.
«В очень короткий срок Тюмень приняла 22 предприятия, 33 госпиталя.. Среди шквала поступающих звонков был один короткий: в первых числах июля к вам приедет очень ответственный объект»
Дмитрий Купцов, в то время - первый секретарь Тюменского горкома КПСС.
Секретный груз. В сопровождении химика Збарского Бориса Ильича. Понимающему - достаточно, так ведь, голубушка? Ясно, что секрет тот недолго секретом пробыл. Первой девчонка семнадцатилетняя - Настя Мелких - узнала, кто в кабинете того училища гостит, когда туда уборщицей устроилась. А после - еврей-портной Меер Файвишевич Хацкелевич (или, как называли его знакомые, Михаил Фадеевич) догадался. Когда пришли к нему однажды люди в штатском, но при исполнении. И сделали заказ пошить старомодного фасону френч без подкладки, предоставив размеры. И сказали, что придётся ему обойтись без примерки. Тут уж портной, как человек умный, вопросов спрашивать не стал. Работу выполнил, да и знай помалкивал.
А вы, голубушка, догадались, что за груз к нам привозили, и для кого старина Хацкелевич тот френч шил? Признаться, люблю я об этом случае гостям порассказать на другой нашей прогулке, когда легенды да страшилки нашего города Т на глазах оживают.
Так что умолчим пока о нашей разгадке, да и отправимся далее. Деревянным нашим кружевом полюбуемся.
Да, с душою строились наши купцы. Колокольников, Чиралов, Иконников, Чукмалдин. Не дома - загляденье. Не зря же в чираловском нынче Тургеневскую ресторацию открыли. И назвали Домом Счастья.
Непременно отужинайте там, голубушка, не пожалеете!
Ну а мы сейчас на набережную отправимся. Гони, любезный, по временам, к веку двадцать первому! Чтобы красоту необыкновенную нашей гостье показать. Вот она, набережная четырехъярусная!
А вот - мост самый длинный. Мост Поцелуев.
И музей наш знаменитый неподалеку. Тот самый, что стараньями Ивана Яковлевича создан был.
Того самого, директора Александровского училища. Знатная коллекция редкостей у господина Словцова была. С собой привёз, как в училище приехал директорствовать. И не запрятал по сундукам да каморам, а людям показал. Аж на две комнаты в доме купца Бойцова хватило. Ну а после, как уезжал из нашего города Иван Яковлевич, его коллекцию господин Чукмалдин выкупил, Николай Мартемьянович. Крепкий купчина, из старообрядцев. Но не только деньгУ считать умел, да и думал не только о брюхе.
Слыхано ли - целых десять тысяч рублей за ту коллекцию отдал. И городу подарил. От этой самой коллекции-то музей и начался.
А самая, пожалуй, редкая редкость в том музее - скелет мамонта. Самолично господином Словцовым в деревне Решетниково. Кстати, слыхали, голубушка, что мамонта этого «Иванычем» прозвали. В честь господина Словцова, конечно же.
А вот часы на фасаде этого музея - видите! Тоже часы непростые. Тюменские куранты.
«...в столь обширном городе, как Тюмень, нет публичных часов, что весьма необходимо для жителей. А потому они признают полезным и удобным устроить часы на Общественном доме им принадлежащем, в коем помещаются городские присутственные места»
Решение Тюменской городской думы, января числа 28-го, в году 1857 .
Собрал те часы крестьянин Успенской волости Алексей Иванович Трусов, проживающий в Тюмени. Немало, скажу вам, голубушка, получил он за ту работу. Целую тысячу серебром. Миллион примерно по-нашему. Да Малую Серебряную медаль на выставке.
А сейчас, голубушка, вернёмся-ка мы по временам чуть обратно. К тем временам, когда на берегу Туры, на мысу живописном, обитель строилась. Ко временам святителя Филофея Лещинского. Многое пережила та обитель. Во всех временах выстояла.
А мы с вами, голубушка, прогулку нашу завершим в веке нынешнем. Двадцать первом, то бишь. В том самом, когда город наш из сибирской глуши да столицы деревень сделался городом счастья. Вот и Дерево счастья по такому случаю в городе нашем появилось. Идёмте же к нему, голубушка, скорее. Чтобы желание загадать. И желание то - слово своё купеческое даю! - непременно сбудется!
И ведь вправду - сбылось! Едва успела я раскланяться с доброю купчихою и принесть ей благодарность за сей вельмИ познавательный променад, как телефонировал мне держиморда наш полицмейстер. С распоряженьем оный променад в газетном нумере расписать. Да в конце всенепременно добавить:
Продолжѣнiе слѣдуетъ!