Конфетки-бараночки. По мотивам необычной экскурсии
В день какой, неведомо, в никаком году случилось мне проезжать через губернский город П... Погода была несносная, дорога скверная, ямщик упрямый. Да вдобавок тотчас по приезде на станцию выяснилось, что шельма-смотритель отдал последнюю, нарочно подготовленную мне тройку под коляску чиновного барина. Лошади все были в разгоне, следственно мне и еще нескольким проезжающим только одно и оставалось - скоротать безделье в близлежащем трактире
Не успели мы с невольными своими спутниками устроиться за столами на длинных жестких лавках, как дверь трактира отворилась. Еще один припозднившийся путник - статный купчина - шагнул через порог, сбивая с головы хлопья снега и оправляя поддевку, измятую в долгой дороге.
- Досадная конфузия, право! Впервой ко Двору приглашен, на приём по случаю Рождества! Не куда-нибудь - к самому Государю спешил, а тут такое! Ну да что пользы сердце злобою сокрушать. Лучше чаем нутро взвеселить, сердце - песнями да играми, а ум - рассказами. Начнём, пожалуй! Я угощаю, господа проезжие! Хорош у меня оборот нынче - в аккурат до первой гильдии. А всё потому, что и копейку беречь умею, и рубль на дело пользовать.
Тащи-ка нам, любезный, чаю десять пар! Да самоварчик-от суксунский из угла вынь, самолучший.
И смотри, чтобы подать, как положено. Дамам - в чашках лучшего фарфору, а мужчинам - в стаканах, да с подстаканником серебряным.
Да конфет-бараночек неси. И пирогов с пылу с жару!
Я тебе не мещанин какой - человек с понятием. А вы ближе, ближе садитесь, скучать не дам. Много любопытного расскажу, только уши подставляйте. Да и спеть для вас есть кому.
Что ж, пожалуй, прямо с чаю и начнем, как русским обычаем водится. А пока самовар не поспел - порасскажу-ка я вам, господа проезжие, о том, как тот чай к нам в Россию попал
Его ведь, чаю этого, раньше в наших краях никто и не слыхивал да не нюхивал. Аж до середины просвещенного осьмнадцатого века и помину о нём не было. В Китае растили да пили, ну да где он, тот Китай... А как англичане в опиумных войнах китайцев разбили - так и смикитили умом своим хитрым аглицким, чего бы полезного у них украсть. Вот и утянули те кусты чайные, да вырастили у себя в колонии. Ну и Россия в стороне не осталась - государевы люди тоже на ту диковину руку наложили, да и взрастили первые кусты на Кавказе. И название им в северых краях Китая подслушали - там те духовитые листики "цай" называли. Ну а мы уж - как русскому уху привычнее выходит. А хитрецы те, аглицкие - они больше с юга те кустики тырили. Там их по-другому прозывали - "тхэ". Вот и называют теперь тот напиток душевный по-разному.
В те поры Китай в аккурат под Алтын-ханом был. А хан тот - чуял, за кем силушка - дружбы русского царя шибко искал. Уж и не знал, чем бы таким диковиным Михаила Фёдоровича одарить. Вот и послал ему в дар с русскими купцами, что в Сибирь по делам ездили, чаю четыре пуда. Дорого по тем временам вышло - аж в сто соболей. А посол, когда царю подарок этот вручал, всё краснел-бледнел, да тушевался, ровно барышня на сеновале. Слыхано ли дело - самому Государю заместо пушнины тюк какой-то сенной трухи под нос совать. «Не знаем, листья какого дерева или травы, но варят их в воде, приливая несколько молочка» - вымолвил перед государем. Царь Михаил Федорович сварил те листья, как сказано, да бояр пригласил отпробовать. И больно уж то варево им к душе пришлось. Да и сам Государь доволен остался. Вот так-то чай и вошел в наш, русский свычай-обычай. Только на Москве лавок сто им торговали. Спервоначалу, конечно, такое диковинное лакомство только государю да дворянам столобовым, пожалуй, и было по губе. Дорого слишком. Да и не диво, что дорого. Аж из самого Китая везли.
Великим Чайным Путём та дорога прозывалась. Нелегка была: около 9000 верст и 16 месяцев пути. В Калгане, что на Стене Великой Китайской, русские купцы тот чай покупали, да на верблюдов вьючили. И шагали с теми верблюдами через пустыню, что Гоби прозывается. Аж до Кяхты шли, что на границе и Российской империей. А там вязали чай в огромадные тюки - цыбики назывались. Увяжут эдакий цибик сверху кожами коровьими, загрузят в телеги али в сани - и впред, до Иркутска. А там уж и на ярмарку. Опасным тот путь был. Холод, дождь, грязь непролазная, али снег по колена. А то еще и разбойники неровен час нападут. Были там лихие людишки - чаерезами прозывались. Нападут, да как есть обоз и разграбят. Что они с теми тючищами чайными после делали - шут их ведает. Куды такую огромадину унесшь, да еще не одну... Ну да Бог им судья... Давайте-ка отдохнем покуда покуда от умных речей, да споём.
А у нас уж и самоварчик запыхтел, вот-вот поспеет. Тоже, кстати, штука непростая. И кукла на нем не просто так поставлена,
и труба на своем месте
Бают, будто в Китае её и придумали. Чоу-го называлась. И в Иране такие есть, да и в Турции. Такие - да вот не такие. Без краника. А до самовара, как он есть, вроде как, туляки додумались. Да не в Туле, а у нас, в Суксуне. На двадцать лет раньше о суксунских самоварах в книгах прописано, чем о тульских. Ну да и там и там заводы Демидовские были. Живой рукой друг от друга перенимали, если чего стОящее. Ну чего бы, вроде, хитрого. Внутри - простая посудина, куда воду льют. А в центре - труба, куда дрова кладут. Зажжешь их - дым в трубу, а вода и греется. Знай бурлит, а гадость всякая, что в воде завсегда есть - внизу ниже краника собирается.
Спервоначалу чай-от просто в воде варили. Ровно суп. А уж после додумались по-хитрому. Водицу в чайник, щепотку чаю туда ж, а чайник - на самовар повеху. Нарочно для этого чашечка на самоваре устроена. И чайной бабой всё добро принакрыть. А как поспеет - заварку по чашкам, и кипяточком долить, из самовара. Старая это традиция, русская. Двухчайниковой ее называют.
Да, любят у нас на Руси чаи гонять! Чашек по десяти, до седьмого полотенца. И на постоялых дворах, вот как мы нынче, чтобы время скоротать, покуда смотритель лошадей переменит. И в чайных, где работный люд с утра душу чашечкой-другой бодрит, а ввечеру пирогом утробу тешит, да всё под тот же чай. А мы, купцы, в тех чайных бывало, большие дела решали. На тыщи рублёв сделки делались, а то и на миллионы случалось. Да рукобитьем скреплялись, под честное слово купеческое.
Ах, и радует же душу наш чаёк! Нынче он и простому люду в усладу, хоть и сам Государь не брезгует. Раньше-то как было - привезут на ярмарку эдакой цыбик чайный, пуда в два, сложат их, голубчиков, пирамидами (бунтами те пирамиды прозывались) - и ходи, народ честнОй, облизывайся. Духовит тот чай, да где простому человеку укупить! Ну да нашелся и тут купчина сметливый из вашего краю родом - Губкин. Надумал чай тот по фунтикам малым увязывать да по коробочкам раскладывать. Такую малость отчего б и не купить - и сердцу в радость, и карману не в тягость. Так и сделался тот Губкин чайным королём. Оборотист был, да смекалист - как в Кунгуре кожи коровьи да воловьи подешевели - все враз скупил, да у китайцев на чай и выменял. Фирму свою открыл, в чайных плантациях долю имел немалую. Богат стал, как Крёз, а всё глядел, как бы где копейку выручить да рубль в дело пустить. А управляющий его, Грибушин - тот из молодых, да ранний оказался. Свою диковину придумал - плиточный чай. Вот уж точно - есть на свете такие умельцы, что из всякого сору да выжмут соку. Додумался тот Грибушин чайную пыль, да веточки - словом, всякий отход, что от приличного чаю оставался - в кипичики эдакие прессовать. И малые, и поболе размером. А для цвету сажу туда удумал подмешивать. Цена той плитке была пять рублёв. И платить ею можно было ровно как деньгами.
А Грибушин да Губкин по тем временам знатно расторговались. И в Кунгуре дела вели, и в Перми, и в Нижнем, и на саму Москву замахнулись. Ну да в Москве свой чаеторговец был - Ефим Высоцкий. Такими оборотами ворочал - вымолвить боязно. Аж в семьдесят миллионов дела управлял. Куды уж нам-то, боле десяти мешков и во сне не видали, хоть и первогильдийские.
Да вы не стесняйтесь, не стесняйтесь! Подливайте чайку, да сахару не жалейте! Как у нас говорят - "Чай Высоцкого, сахар Бродского, а вся Россия - Троцкого" (ой, чего это я, купец первогильдейский, несу? Нешто прихворал в дороге - ересь всякая причудилась. Флаги красные, гольтепа на улицах, да этот... Лейба Бронштейн с трибуны орёт). Да вы колите сахарок-то, колите! Голову сахарную, что в добрый самовар размером - её только долотом и взять. Не то что эти... как их... рафинады.
Ох, что-то заболтался я. Давайте-ка еще споём.
А после я вам о купцах расскажу - откуль пошли, да кем стали.
Спервоначалу те купцы из крестьян да мещан были. Торговали себе потихоньку, деньгу наживали. А в году 85 Государыня Екатерина Гильдейский указ издала. Всех купцов по гильдиям разделила - у кого сколь за год обороту. Кто в пятьсот рублёв - те третьей гильдии. В лавке своей торгуй, сколь хошь, а в сурьёзны дела не суйся. Мало, говорите, пятьсот рублев? Какой там мало, ежели корова-кормилица три рубля стоила, на копейку можно было булку ситного купить, а на целковый - добрую свадьбу отгулять.
Кто от тыщи до десяти на год - те уже второй гильдии были. На ярмарках торговали. Ну а кто поболе десяти, вот как я - те первой. Морем товар возим. Да хоть и тот же чай. И при Дворе привечаемы. В Гвардейском зале каждый год для нас, первогильдийских приём особый.
И благоволит к нам, купцам, Государь. Мы, купцы, по высочайшему указу подушной подати не платим - не то что прочие обыватели. С обороту в казну отдаем. Спервоначалу сотую часть отдавали, а к концу века нонешнего, девятнадцатого - аж двадцатину требуют. Ужасный век, ужасные сердца! Не то, что раньше. Ну да все едино грех обижаться. К примеру, в солдаты нас не бреют. И паспорт у нас особый - езжай с таким куда хошь по России-матушке, справляй дела торговые.
А ежели чей торговый дом поболе ста лет существует - тех могут и дворянским титулом пожаловать. Можно б и права заявить, да на что мне? Титулком хвастать? Моё-то свидетельство купеческое покрепче иной дворянской грамоты будет. Под ним уж сыны мои торгуют. А после и внуки-правнуки станут. Ежели та... ливарюция не приключится. Ну да они и в ливарюцию не потеряются. Как пароходчик наш, Мешков, что университет построил. При царе-батюшке всё пароходы по Каме водил, а при большевиках по железнодорожной части пошел. Чуть не с поклоном пригласили в министерство ихнее. Путей сообщения.
Вообще купцов в ваших краях немало было. И Мешков-пароходчик, и Любимов, что корабельный да содовый заводы построил, и Тупицын, что фосфорный завод поставил на Данилихе, и братья Каменские, тож пароходчики. Да купцы те деньги свои не в кубышках держали. На добрые дела тратили щедро. Ну, про университет все знают. А вот про монастырь, что на Белой Горе - позапамятовали. А ведь на его строительство тоже купец раскошелился. Жирнов Пал Степаныч. Лесом торговал да мильёнами ворочал, вот и не пожалел на благое дело.
Ну да что мы всё о делах да о делах! Притомил я вас, поди. Давайте-ка еще споем.
Да в шарады сыграем
Тем временем со двора раздался звон колокольцев и простуженое ямщицкое кхеканье. Курьерская тройка воротилась, и смотритель приказал тотчас же, не кормя, запрячь лошадей в купцову кибитку. Мы самым наисердечным образом простились с невольным нашим спутником, столь кстати развеявшим нашу дорожную скуку презанимательной своею беседою. И, конечно же, обещали ему при случае, встретиться вновь.
