Я потроху роблю "Дом в котором" своєю настільною книгою. І майже у будь-якій ситуації можу провести паралелі. Напевно трохи притягнуті за вуха... Ну але що з того?
-Плевал я на все эти заморочки, - говорит Черный. По тону чувствуется, что он завелся. - На все эти табу. Об этом нельзя, о том нельзя… Я буду говорить, о чем захочу, ясно? Это последний год для страусов с упрятанной в песок башкой. Им осталось держать ее там каких-то шесть месяцев, но ты посмотри, Курильщик, ты только посмотри, как они обсираются, когда кто-то осмеливается об этом заговорить!
Гробовая тишина после слов Черного пугает Курильщика, но и вызывает в нем неожиданное злорадство.
Горбач комкает полосатый носок, и лицо его медленно заливает краска.
Табаки в радужном балахоне застыл столбиком, за щекой - непроглоченный кусок.
Слепой - пальцы на струнах гитары, сами, как струны - лица не видно…
Сфинкс на спинке кровати, как на насесте, с закрытыми глазами…
- Тот о цыплятах, этот о страусах, - бормочет Сфинкс, не открывая глаз. - Даже метафоры одинаковые.
- Заткнись, пожалуйста, - говорит Черный, тяжело дыша. - Не делай вид, что не обоссался. Ты такой же, как они!
- Да уж не как ты, слава богу, - вздыхает Сфинкс. - Знаешь что, если ты закончил давить нам на психику…
- Ну нет, - пьяно ухмыляется Черный. - Я еще и не начинал. Это было так… вступление. Хотел дать Курильщику на вас полюбоваться. А как вы… - приступ беззвучного смеха мешает ему говорить, - а как вы все дружно сделали стойку, а? С ума сойти!..
Он вытирает выступившие на глазах слезы.
- Что ты пил, Черный? - с ужасом спрашивает Горбач. - Ты как себя вообще чувствуешь?
Табаки делает судорожные глотательные движения, пытаясь справиться с застрявшим в горле куском булки.
- Прекрасно! - Черный вскакивает, демонстрируя широкую улыбку. - Я прекрасно себя чувствую!
Курильщик немного отодвигается. Черный хватает его за плечо и, обдавая запахом перегара, громко шепчет в ухо:
- Ты видел? Нет, скажи, ты их видел?
- Видел, видел, - морщится Курильщик. Хватка у Черного железная. - Я все видел, Черный. Успокойся, пожалуйста.
- Видел, да? - встряхивает его Черный. - Ты это запомни! Мы еще ими полюбуемся в день выпуска. Вот когда можно будет сдохнуть со смеху!
Курильщику не до смеха. Он вскрикивает, когда Черный усиливает хватку и, шипя от боли, пытается разжать его пальцы.
- Отпусти, Черный! Пожалуйста!
Черный отпускает его, и Курильщик со вздохом облегчения валится на спину.
- Ладно, что там выпуск! В наружности я бы хотел их встретить, вот где! Хоть пару минут полюбоваться. Потому что я их там себе не представляю, не получается у меня, понимаешь? Пробую представить - и не могу.
Черный стоит зажмурившись.
- Может, я перевел бы кого-нибудь через дорогу, - бормочет он.
Слепой, угадав в мечтах Черного себя, усмехается. Горбач вертит пальцем у виска.
- Придержал бы свою собаку, если бы она на кого-то из них набросилась…
Табаки, справившись наконец с застрявшей в горле булочкой, разражается возмущенным визгом:
- Что еще за собака? Какая-такая собака? Откуда она взялась? Мало того, что ты шляешься где-то в наружности, выискивая бывших состайников, и перетаскиваешь их с тротуара на тротуар, так у тебя при этом еще какая-то собака! Она что, натаскана нас отыскивать? Науськанная, да? Даешь ей понюхать заныканные у нас носки, а потом говоришь: «Фас, моя крошка»? Этой поганой, поганой…
- Бультерьерихе, - шепотом подсказывает ему Сфинкс.
- Да! Этой бультерьерихе, этой охотнице за черепами! Этой мерзкой твари! Дерьмо какое!
- Уймись, Табаки, - смеется Слепой. - Он же сказал, что придержит ее. Меня вот угрожают перетащить через дорогу, не спросив согласия, - я и то не жалуюсь. Хотя, может, у меня все имущество на этой стороне останется. И мисочка для подаяния, и табличка «Подайте бедному слепому».
- Придержит? - с горящими глазами выкрикивает Табаки. - Придержит? Ха! Да этих булей нипочем не удержать, если им что втемяшилось в их тупую башку. Они же невменяемые! А эта еще будет специально натасканная, представляете?
- Но ведь и Черный у нас не слабак, согласись, - качает головой Сфинкс. - К тому же это будет его псина, его радость и сладкая девочка. Они будут вместе охотиться, вместе завтракать…
- Заткнитесь, придурки! - кричит Черный. - Шуты гороховые!
- Так и вижу, как они прогуливаются по утрам. Он - в сером пальто в клеточку и она - отрада холостяка - в серой попонке. У него в кулаке старый носок Слепого… в пакетике, чтобы запах не выветрился… они вышли на ежедневную охоту…
- Заткнись! Да вы уже обоссались на самом-то деле!
- Еще бы не обоссались, - хмурится Сфинкс. - Мы просто в ужасе, ты уж поверь. От одного вида твоей собаки…
- Этой безбожной уродины, - встревает Табаки.
- Особенно, когда ее не видишь, - не отстает Слепой.
- Эти ее кривые ноги…
- И пиратский прищур…
- И ошейник с шипами… Ой-ой-ой!
- И серая попонка!
- Оставьте мою собаку в покое!
Вопль Черного тонет в общем хохоте. Сфинкс сползает со спинки кровати и валится на пол.
- Кретины! Идиоты!
Черный встряхивает общую кровать, с рычанием переворачивает ее и, путаясь в собственных ногах, выбегает из спальни.
- Шизофреники! Жалкие ублюдки! - доносится из прихожей. Что-то с грохотом падает, отмечая траекторию его бегства.
- Швабра и ведро с грязной водой, - шепчет Македонский, бережно выуживая Курильщика из-под матраса.
Сфинкс раскидывает ногой одеяла и переворачивает подушки:
- Если он убил магнитофон, пусть лучше не возвращается. Я его самого прикончу.
- Как он нас из-за этой ублюдочной собаки! - радостно орет Табаки, ползая среди осколков. - Чуть всех не раздавил! Вот это сила! Вот что я называю - гордый хозяин!
Курильщик держится за голову, с удивлением отмечая, что она отчего-то перестала болеть. Он тоже не сдержал смех, и теперь ему не по себе. Как будто этим он предал Черного. Одинокого, взбешенного Черного, которого так мастерски довели. Интересно, заметил ли он, что Курильщик тоже смеялся?
Горбач и Македонский переворачивают кровать на место и принимаются собирать вещи.
- А вообще-то… - задумчиво говорит Горбач, - вообще-то бультерьеры очень мужественные и преданные животные.
- Кто же спорит? - спрашивает Слепой.
Горбач пожимает плечами:
- Не знаю. Мне как-то показалось, что вы их недолюбливаете.
Табаки разражается счастливым кудахтаньем.
Магнитофон орет в полную громкость, и Слепой поспешно приглушает звук.
- Уцелел. Повезло Черному.
Сфинкс передергивает плечами, чтобы пиджак сел правильно. На щеке его налипли чаинки, ворот рубашки стал коричневым.
Курильщик ощупывает шишку на лбу. Должно быть, от нее и прошла головная боль.
- Кстати, а с чего вы взяли, что снаружи у Черного будет обязательно бультерьер? - спрашивает он Сфинкса.