Неделя поэзии. Момент упущен...
Стихи прошедшей недели на канале Бравого чайника.
***
Посредь кипящих мыслью струй,
не ценишь вовсе тишины,
для мира всё же ты холуй,
и не дадут тебе цены.
Ты думаешь - есть вещь в себе,
берёшься даже толковать,
да крест поставлен на судьбе,
тебя же будут унижать.
Ты - есть расходный инструмент,
пусть мнящий право на успех,
цена тебе, запомни, цент,
раскиданный притом на всех.
Быть может стоит выше стать?
Попробуй, выйди в господа.
Других ты будешь унижать.
Кругом узришь людей стада.
Быть может станешь человек,
порядок сможешь навести,
но не простят тебя вовек,
сойдёшь ты сам тогда с пути.
Жизнь - есть среда из наших бед,
и нет спасения ни в чём,
вне воли каждый - людоед,
себя во думах сами жрём.
Одно прекрасно на Земле,
забыл когда на миг слова,
и видно на твоём челе:
пуста от мыслей голова.
***
Такие храбрые внутри,
идём нахраписто вперёд,
да лужу крови подотри,
ко смерти встал ты на черёд.
Излишне мягким видишь мир?
Лишь потому как не огрёб.
Тебе проблема - лишний жир?
Вот и живи среди амёб.
Живи, пока ты можешь жить,
свинье всегда один исход.
К тебе придут и будут бить.
А ты иное думал ждёт?
Найдётся храбрый индивид,
поставит кто вопрос ребром,
и все одобрят геноцид.
Тебя, голубчик, отпоём.
***
Судили греки некогда Сократа.
Он слишком много думал, говорил.
Была софиста речь витиевата,
тем к смерти сам себя приговорил.
Его просили ладно строить речи,
не расползаться мыслью по древам.
Но пребывал Сократ в словесной сечи,
дерзить готовый даже всем богам.
Он говорил. Не мог наговориться.
Не замечал - насколько глух народ.
И наступил момент остановиться,
узреть - его судьба какая ждёт.
Не говорили люди много - кратко,
порою им хватало пары слов.
Сократу становилось душно, жарко.
Быть кратким он казался не готов.
Во торжестве значений мысли прежде,
любивший дельно думать, рассуждать,
он отказал теперь себе в надежде,
согласный молча смерть свою принять.
Порою речь должна быть крайне сжата,
ведь краткость тоже требует труда.
Пройдут века, поймут тогда Сократа.
И век спустя - осудят без суда.
***
Пришёл однажды шут к царю,
петля была на шее,
сказал ему: "Я, царь, хандрю.
Скажи мне, что важнее.
У ног твоих лежать ничком?
Тогда петля задушит.
Твоим мне дале быть рабом?
И тут петля услужит.
Встать на колени. Стоять так?
А ты тяни верёвку.
Всё понимаю, коль дурак.
Несу уже ножовку.
Ума не нажил. Его нет.
Стою теперь на стуле.
Пили, царь, этот табурет.
Навеки я в отгуле.
Не мешкай, право таково.
Казнить решай скорее.
Узри, теперь мне каково.
Тебя сейчас сильнее!
Я выше, царь, а ты у ног.
Пусть правишь ты народом.
Меня казнить, увы, не смог.
И мягче с каждым годом.
Ты ниже своего шута.
Твоя петля отныне!
К чему меж нами суета?
Скажу всем о кончине".
***
Момент упущен, поздно сел писать.
О чём сложить стихотворенье?
Подумал, что ещё могу сказать,
и ждал от мысли озаренье.
Стою у пропасти - пришла строка.
Да не хотелось видеть мрака.
В Харона лодке тянет вдруг река.
Не вижу снова счастья зрака.
Колодец предо мной - мутна вода.
Во горечи впадаю в ярость.
Минута... Всё пропало без следа,
и разлилась по телу слабость.
За мною следовал теперь Персей.
Вошли в обитель мы Прокруста.
На ложе головы лишён злодей.
Я приходил в себя от хруста.
Глаза закрыв, услышал звон котла.
Ужаснее не видел места.
Рубили плоть, рекою кровь текла.
Варили мясо для Фиеста.
Забыться захотел, мне не до строк.
Зажавши рот - бежал быстрее.
Покамест рвался изнутри поток,
не думал вовсе об Атрее.
Вновь у колодца - и чиста вода.
Теперь пришёл черёд напиться.
Рука в поэзии опять тверда...
а мне пора уж сном забыться.
***
"Смотри на небо, - мне сказали, -
какой прекрасный алый цвет".
Я посмотрел: "Ну нет, едва ли.
Такого даже близко нет".
"А видишь красноту заката
и облаков отлив в крови?"
Ответил я: "Ну, блин, ребята.
Не вижу, хоть вы разорви".
"Быть может ты слепой довольно?
Ведь это видит каждый тут".
Сказал тогда: "Как слышать больно,
но мне мои глаза не врут".
"Каким тогда ты видишь это?
В каких оттенках небо зришь?"
Тогда ответил: "Вообще-то,
пока оранжевое лишь".
Недолго длились наши споры,
смотрели солнечный закат.
Друзей простил: не сняли шоры,
в том им никто не виноват.
Не думая, всегда поверят.
Согласны, слушая других.
Тебя же гордым взглядом смерят.
А я останусь при своих.
Коснулось красное оконца.
Заметил алую вуаль,
когда едва осталось солнца.
И стало очень сильно жаль.
***
Жил средь людей забавный человек.
Пятьсот он лет прожил. И строил плот.
Все думали - из умственных калек,
не ведал коли более забот.
Изгнать пытались, ибо извёл лес,
и даже ночью разбирал мосты,
он был всегда лишь в поиске древес.
Кричали на него до хрипоты:
"Довольно, Ной, ты Бога не гневи.
Возьмись за ум, иначе быть беде.
Ты нашу жизнь уж боле не трави,
настоль ведь не бывать большой воде".
А по утру замолкли топоры,
к обеду звери стали пропадать.
Сперва молчком входил он во дворы.
Потом никто не мог того понять,
откуда живности в округе столь.
Уже не плот - зверинец расписной.
Стал всяким говорить тогда: "Изволь,
раз недоволен был, что делал Ной,
плати, и можешь на зверей смотреть".
Чрез годы плот наполнился живьём,
раскинул караванов старец сеть,
нарёк зверинец "Божьим кораблём",
а кто-то предложил наречь "Ковчег".
Чуть погодя был бунт на небесах,
и Бог людским покоем пренебрег,
с огромным сожалением в сердцах,
открыл протоки... хлынула вода.
Был рай спасён, но мир зато утоп.
Отчалил ноев плот-ковчег тогда,
земли ища кусок средь водных троп.
***
Посредь кипящих мыслью струй,
не ценишь вовсе тишины,
для мира всё же ты холуй,
и не дадут тебе цены.
Ты думаешь - есть вещь в себе,
берёшься даже толковать,
да крест поставлен на судьбе,
тебя же будут унижать.
Ты - есть расходный инструмент,
пусть мнящий право на успех,
цена тебе, запомни, цент,
раскиданный притом на всех.
Быть может стоит выше стать?
Попробуй, выйди в господа.
Других ты будешь унижать.
Кругом узришь людей стада.
Быть может станешь человек,
порядок сможешь навести,
но не простят тебя вовек,
сойдёшь ты сам тогда с пути.
Жизнь - есть среда из наших бед,
и нет спасения ни в чём,
вне воли каждый - людоед,
себя во думах сами жрём.
Одно прекрасно на Земле,
забыл когда на миг слова,
и видно на твоём челе:
пуста от мыслей голова.
***
Такие храбрые внутри,
идём нахраписто вперёд,
да лужу крови подотри,
ко смерти встал ты на черёд.
Излишне мягким видишь мир?
Лишь потому как не огрёб.
Тебе проблема - лишний жир?
Вот и живи среди амёб.
Живи, пока ты можешь жить,
свинье всегда один исход.
К тебе придут и будут бить.
А ты иное думал ждёт?
Найдётся храбрый индивид,
поставит кто вопрос ребром,
и все одобрят геноцид.
Тебя, голубчик, отпоём.
***
Судили греки некогда Сократа.
Он слишком много думал, говорил.
Была софиста речь витиевата,
тем к смерти сам себя приговорил.
Его просили ладно строить речи,
не расползаться мыслью по древам.
Но пребывал Сократ в словесной сечи,
дерзить готовый даже всем богам.
Он говорил. Не мог наговориться.
Не замечал - насколько глух народ.
И наступил момент остановиться,
узреть - его судьба какая ждёт.
Не говорили люди много - кратко,
порою им хватало пары слов.
Сократу становилось душно, жарко.
Быть кратким он казался не готов.
Во торжестве значений мысли прежде,
любивший дельно думать, рассуждать,
он отказал теперь себе в надежде,
согласный молча смерть свою принять.
Порою речь должна быть крайне сжата,
ведь краткость тоже требует труда.
Пройдут века, поймут тогда Сократа.
И век спустя - осудят без суда.
***
Пришёл однажды шут к царю,
петля была на шее,
сказал ему: "Я, царь, хандрю.
Скажи мне, что важнее.
У ног твоих лежать ничком?
Тогда петля задушит.
Твоим мне дале быть рабом?
И тут петля услужит.
Встать на колени. Стоять так?
А ты тяни верёвку.
Всё понимаю, коль дурак.
Несу уже ножовку.
Ума не нажил. Его нет.
Стою теперь на стуле.
Пили, царь, этот табурет.
Навеки я в отгуле.
Не мешкай, право таково.
Казнить решай скорее.
Узри, теперь мне каково.
Тебя сейчас сильнее!
Я выше, царь, а ты у ног.
Пусть правишь ты народом.
Меня казнить, увы, не смог.
И мягче с каждым годом.
Ты ниже своего шута.
Твоя петля отныне!
К чему меж нами суета?
Скажу всем о кончине".
***
Момент упущен, поздно сел писать.
О чём сложить стихотворенье?
Подумал, что ещё могу сказать,
и ждал от мысли озаренье.
Стою у пропасти - пришла строка.
Да не хотелось видеть мрака.
В Харона лодке тянет вдруг река.
Не вижу снова счастья зрака.
Колодец предо мной - мутна вода.
Во горечи впадаю в ярость.
Минута... Всё пропало без следа,
и разлилась по телу слабость.
За мною следовал теперь Персей.
Вошли в обитель мы Прокруста.
На ложе головы лишён злодей.
Я приходил в себя от хруста.
Глаза закрыв, услышал звон котла.
Ужаснее не видел места.
Рубили плоть, рекою кровь текла.
Варили мясо для Фиеста.
Забыться захотел, мне не до строк.
Зажавши рот - бежал быстрее.
Покамест рвался изнутри поток,
не думал вовсе об Атрее.
Вновь у колодца - и чиста вода.
Теперь пришёл черёд напиться.
Рука в поэзии опять тверда...
а мне пора уж сном забыться.
***
"Смотри на небо, - мне сказали, -
какой прекрасный алый цвет".
Я посмотрел: "Ну нет, едва ли.
Такого даже близко нет".
"А видишь красноту заката
и облаков отлив в крови?"
Ответил я: "Ну, блин, ребята.
Не вижу, хоть вы разорви".
"Быть может ты слепой довольно?
Ведь это видит каждый тут".
Сказал тогда: "Как слышать больно,
но мне мои глаза не врут".
"Каким тогда ты видишь это?
В каких оттенках небо зришь?"
Тогда ответил: "Вообще-то,
пока оранжевое лишь".
Недолго длились наши споры,
смотрели солнечный закат.
Друзей простил: не сняли шоры,
в том им никто не виноват.
Не думая, всегда поверят.
Согласны, слушая других.
Тебя же гордым взглядом смерят.
А я останусь при своих.
Коснулось красное оконца.
Заметил алую вуаль,
когда едва осталось солнца.
И стало очень сильно жаль.
***
Жил средь людей забавный человек.
Пятьсот он лет прожил. И строил плот.
Все думали - из умственных калек,
не ведал коли более забот.
Изгнать пытались, ибо извёл лес,
и даже ночью разбирал мосты,
он был всегда лишь в поиске древес.
Кричали на него до хрипоты:
"Довольно, Ной, ты Бога не гневи.
Возьмись за ум, иначе быть беде.
Ты нашу жизнь уж боле не трави,
настоль ведь не бывать большой воде".
А по утру замолкли топоры,
к обеду звери стали пропадать.
Сперва молчком входил он во дворы.
Потом никто не мог того понять,
откуда живности в округе столь.
Уже не плот - зверинец расписной.
Стал всяким говорить тогда: "Изволь,
раз недоволен был, что делал Ной,
плати, и можешь на зверей смотреть".
Чрез годы плот наполнился живьём,
раскинул караванов старец сеть,
нарёк зверинец "Божьим кораблём",
а кто-то предложил наречь "Ковчег".
Чуть погодя был бунт на небесах,
и Бог людским покоем пренебрег,
с огромным сожалением в сердцах,
открыл протоки... хлынула вода.
Был рай спасён, но мир зато утоп.
Отчалил ноев плот-ковчег тогда,
земли ища кусок средь водных троп.