Стихи прошедшей недели на
канале Бравого чайника.
***
В летах младых звенела буря,
объято жаром молодое тело,
крича надсадно, брови хмуря,
не зная средства, чтобы не болело.
Когда пришла беда? Откуда?
Был духом крепок, вылит из бетона.
Трепала разве лишь простуда...
Возжаждал обретение агона.
Сменялся ночью день во муках,
ристалий жаждал с болью за покои,
несведущий тогда в науках,
свои же повергал во прах устои.
К утру разбитый, сломлен верой,
готовый пасть, измученный боями,
не видя солнца в жизни серой,
душою находился меж мирами.
Пусть излечение настало,
но с болью безустанны поединки,
одно всегда лишь утешало -
кончаются в часах моих песчинки.
***
Разбита жизнь на долгие минуты,
и новый день сменяет день,
мы сами облачили сутки в путы,
всё больше походя на тень.
Усталые доходим до стенаний,
и стынут холодом сердца,
толкаем камень в гору ожиданий,
пути не ведая конца.
В горнило будней брошены мечтанья,
и чёрная теперь душа,
во благо прочих делаем старанья,
себе нужду того внуша.
Осталось путь пройти нам без боязни,
в том разве только наша мочь,
мы сами возвели кресты для казни,
без сна оставив снова ночь.
В день новый старому пути дорога,
набравшись как-то свежих сил,
иного в жизни не ища предлога,
довольно будет, что прожил.
***
Мир перевёрнут - перевёрнут мир:
дурные сны не так дурны,
за сатану стяжает ныне клир,
оттенки белого черны,
во благо жизни проливают кровь,
низводят разум до земли,
убогих почитай, не прекословь,
безумных слушай, им внемли,
всяк прав, кто прежде виноватым слыл,
развязны дети, сброд шальной.
Похоже, человек совсем забыл...
А может - это мир больной.
Или такое неизбывно есть,
былое с жадностью губя,
иною снова понимая честь,
уничтожая тем себя.
***
Сочилась злоба меж зубами
во трепете раздутых щёк,
топтать готовый всё ногами,
перетерпев едва упрёк.
Разбитых ожиданий взором
взирал на бешенство чудес,
смирял гордыню пред укором,
душою клокотал как бес.
Мне было очень... очень больно!
На чувства к людям вы скупы.
Довольно глупости. Довольно!
А вы поистине глупы!
Утихнет гнев, излечит время.
От сердца словно отлегло.
Тащить мне дальше это бремя.
Иного быть и не могло.
***
Один и два, пять, восемь, шесть,
семь, девять, три, четыре,
но десять пальцев как бы есть,
и нету словно в мире.
В десятках мнится всё кругом,
округлость в идеале,
но кто бы думал о таком,
не зная о начале.
Пустое нужным стало вдруг,
сперва как точку брали,
и появился после круг,
но ведь тогда не знали...
Родится всё из ничего,
и начали судачить:
искали только отчего,
пустое стало значить.
Отныне ноль - за грань черта,
едва не бесконечность,
открылась мира широта
и покорилась вечность.
***
Во мире странных измышлений
шёл странник пешею тропой,
не помнил боле он мгновений,
и не владел он головой.
С лицом усталым брёл пустыней,
в глазах застыли два числа,
являлись для него святыней,
а в прочем жизнь была тускла.
Не видел красок, всё сливалось,
поведать много хотел столь,
но с глаз его всегда читалось:
один, один, ноль, один, ноль.
Он видел мир таким - во числах,
лишь единицы и нули,
тонул в великолепных смыслах,
и потому он жил вдали.
Ушли в былое дни свершений,
уже не помнили язык,
бинарный код - предел творений,
его ещё хранил старик.
***
Под одеялом бледный и с тоской,
в поту взъерошенный и странный,
боялся смерти парень молодой.
Казалось - вовсе бездыханный.
Он хладными руками трогал лоб,
лежал, и дрожью било тело,
и пуще устрашал его озноб,
стонал протяжно и несмело.
Подушки край устав сжимать в горсти,
не в силах встать, и павши духом,
молил, упрашивал судьбу спасти,
земля пусть будет ему пухом.
Рыдал надсадно, ведь во цвете лет,
не сделав ничего, что гоже,
едва достигнув зрелости рассвет,
напрасно умирал на ложе.
Всего одну неделю погодя,
горел в мечтаниях делами:
на свете крепче не было гвоздя!
Но то сугубо между нами...