Молодой рыцарь и отцеубийство
Снова о том, что не говорили на уроках литературы.
Почему Альбер не смог вытерпеть обвинений старого барона и выскочил со своим заявлением, все, в итоге, испортив?
Да потому, что услышал обличение своего действительного желания:
"Барон
Доказывать не стану я, хоть знаю,
Что точно смерти жаждет он моей,
Хоть знаю то, что покушался он
Меня...
Герцог
Что?
Барон
Обокрасть.
Альбер бросается в комнату.
Альбер
Барон, вы лжете."
Когда у него появилась эта мысль - убить отца? Да именно в тот момент, когда жид сказал: "А можно б...". Нелепо думать, будто Альбер действительно не понимает, к чему тот клонит, пока не прозвучали слова: "я думал, что уж барону время умереть." Он, конечно, просто вынуждает собеседника произнести свое предложение открытым текстом, разыгрывая непонимание:
"Что ж? взаймы на место денег
Ты мне предложишь склянок двести яду,
За склянку по червонцу. Так ли, что ли?"
Можно было бы предположить здесь тонкий расчет: дождаться явно преступных слов собеседника и, шантажируя его, заставить отдать деньги. Но в итоге ведь Альбер не берет денег...
Нет, дело не в этом. Разыгрывая эту комедию, он мысленно уже убил старого барона, чтобы завладеть наследством ("обокрасть"). Ему необходимо оправдаться: "Это не я подумал - это он предложил!" - отсюда вся игра, вынуждающая собеседника произнести слово "умереть", а затем явно преувеличенная истерика: "Повешу!" "Вон, пес!" "Возьми его червонцы... Иль нет, постой". А какова деталь: "Дай мне стакан вина, Я весь дрожу..." Дрожит он, храбрый рыцарь: прямо весь дрожит... Отчего вдруг?...
Да, он вел себя правильно, как должно - но совесть не обманешь. Альбер, помысливший убить отца, теперь обречен - как Борис Годунов, убивший царевича Димитрия, и как Сальери, отравивший Моцарта. Он мог бы сидеть тихо - и герцог вынудил бы Скупого рыцаря содержать сына, как положено, а "не как мышь, рожденную в подполье". Но Альбер уже не мог в этом случае повести себя рационально - как Борис Годунов не смог даже выслушать предложения патриарха о канонизации царевича Димитрия и перенесении его мощей.
А дальше - он вдруг видит, что мечта может стать реальностью, не требуя от него невозможного превращения из благородного рыцаря в отравителя: барон сам его вызывает - теперь его можно убить законно... Но эта иллюзия длится одно мгновение, а дальше следует закономерный крах всех чаяний.
А что произойдет с сознанием молодого рыцаря после смерти отца - это потом распишет нам Достоевский: Пушкин доходит ровно до той границы, где начинается вся эта карамазовщина.
***
Ну и чтоб два раза не вставать: в детстве меня удивляло, что слуга рыцаря носит имя Иван. Разумеется, тут имелся в виду не русский Ванька, а какой-нибудь Ivan или Iwan - что, в принципе, одно и то же.
Почему Альбер не смог вытерпеть обвинений старого барона и выскочил со своим заявлением, все, в итоге, испортив?
Да потому, что услышал обличение своего действительного желания:
"Барон
Доказывать не стану я, хоть знаю,
Что точно смерти жаждет он моей,
Хоть знаю то, что покушался он
Меня...
Герцог
Что?
Барон
Обокрасть.
Альбер бросается в комнату.
Альбер
Барон, вы лжете."
Когда у него появилась эта мысль - убить отца? Да именно в тот момент, когда жид сказал: "А можно б...". Нелепо думать, будто Альбер действительно не понимает, к чему тот клонит, пока не прозвучали слова: "я думал, что уж барону время умереть." Он, конечно, просто вынуждает собеседника произнести свое предложение открытым текстом, разыгрывая непонимание:
"Что ж? взаймы на место денег
Ты мне предложишь склянок двести яду,
За склянку по червонцу. Так ли, что ли?"
Можно было бы предположить здесь тонкий расчет: дождаться явно преступных слов собеседника и, шантажируя его, заставить отдать деньги. Но в итоге ведь Альбер не берет денег...
Нет, дело не в этом. Разыгрывая эту комедию, он мысленно уже убил старого барона, чтобы завладеть наследством ("обокрасть"). Ему необходимо оправдаться: "Это не я подумал - это он предложил!" - отсюда вся игра, вынуждающая собеседника произнести слово "умереть", а затем явно преувеличенная истерика: "Повешу!" "Вон, пес!" "Возьми его червонцы... Иль нет, постой". А какова деталь: "Дай мне стакан вина, Я весь дрожу..." Дрожит он, храбрый рыцарь: прямо весь дрожит... Отчего вдруг?...
Да, он вел себя правильно, как должно - но совесть не обманешь. Альбер, помысливший убить отца, теперь обречен - как Борис Годунов, убивший царевича Димитрия, и как Сальери, отравивший Моцарта. Он мог бы сидеть тихо - и герцог вынудил бы Скупого рыцаря содержать сына, как положено, а "не как мышь, рожденную в подполье". Но Альбер уже не мог в этом случае повести себя рационально - как Борис Годунов не смог даже выслушать предложения патриарха о канонизации царевича Димитрия и перенесении его мощей.
А дальше - он вдруг видит, что мечта может стать реальностью, не требуя от него невозможного превращения из благородного рыцаря в отравителя: барон сам его вызывает - теперь его можно убить законно... Но эта иллюзия длится одно мгновение, а дальше следует закономерный крах всех чаяний.
А что произойдет с сознанием молодого рыцаря после смерти отца - это потом распишет нам Достоевский: Пушкин доходит ровно до той границы, где начинается вся эта карамазовщина.
***
Ну и чтоб два раза не вставать: в детстве меня удивляло, что слуга рыцаря носит имя Иван. Разумеется, тут имелся в виду не русский Ванька, а какой-нибудь Ivan или Iwan - что, в принципе, одно и то же.