Последний путь у всех примерно таков
Когда я совершал паломничество в Иерусалим, меня многое порадовало и многое огорчило. Радовало ощущение ауры святых для православного мест, можно трогать и гладить почти всё.
Зацепило две вещи: оказывается Израиль, населённый нацией миллиардеров, скверно выглядит даже в шаге от их святыни, Стены плача. А второе и главное, меня зацепил торговля на улице, по которой мы шли от автобуса к Храму Гроба Господнего, на via Dolorosa. Там длиннющий базар, десятки лавок и несмолкаемый гул голосов торгашей. Реально начало меня клинить: мы тут настроились прильнуть к святому месту, а эти торговцы хватают за руки и на всех языках сразу пытаются тебе всучить свой товар.
А потом отпустило: потому что когда Христа по этой улице вели две тысячи лет назад, вокруг тоже «был базар и лавки, и люди суетились, торопились доделать дела перед субботой». Для многих из них Крестный путь Христа был событием не слишком значимым, у них были свои дела, и в этой бурлящей толпе Он был одинок.
А ведь и мы в конце пути такие же одинокие, с любым крестным путем так: кто-то по нему идет, а вокруг продают, покупают, просто живут...
Click to viewЭто Иерусалим, рядом со святынями:
Просто за углом via Dolorosa.
И сама via Dolorosa. Это всё я заснял в 2009 году
Помните о своём последнем пути...
***
А голос русского ангела хотите услышать? Он в конце 1 минуты начинает... и ты вдруг плачешь... от восторга
Вот отчего я ходил в Филармонию, Дворец Юсупова слушать ВСЕ хоры мальчиков, которых привозили в наш город.
И отчего я плевался от страшно знаменитого на всю Европу хора мальчиков в Монссерате. Там нет искусства, только ремесло...
А на сладкий десерт вам наш Питерский Вечерний звон... Какой голос у солиста!
Моя песня была лишена мотива,
но зато ее хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладет на плечи.
Я сижу у окна в темноте; как скорый,
море гремит за волнистой шторой.
Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли и дням грядущим
я дарю их как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.
И. Бродский, 1971