Новый Карамзин
Я видала долбоёбов
Но такого первый раз
Он хуйню такую порет
Как последний пидорас
Красная плесень
Борис Акунин объявил, что всегда мечтал стать новым Карамзиным. Пишет теперь свою многотомную Исторію государства Россійскаго. Собственно почему бы и не написать, скажете вы, по образованию он историк, под псевдонимом Анатолий Брусникин наваял уже три исторических романа.
Насторожило меня его желание быть вторым Карамзиным, труды которого никакой научной ценности не имели уже на момент написания (говорят, они имеют какую-то художественную ценность, не знаю, не заметил). А тут Акунин ещё не постеснялся и открыто выложил методу, которой будет пользоваться при написании своей российской истории:
«Метод мой прост. Я читаю имеющиеся первоисточники, стараясь ничего не упустить, и смотрю, как содержащиеся там сведения интерпретированы различными авторами. Из всей этой массы фактов, имен, цифр, дат и суждений я пытаюсь выбрать всё несомненное или, по меньшей мере, наиболее правдоподобное. Малозначительное и недостоверное отсекаю».
Метод действительно прост. Он напомнил мне одного знакомого студента, который всюду ходил со своей бутылкой воды и пил только из неё. Он боялся подцепить какую-нибудь заразу и воду в бутыль фильтровал самолично. На мой вопрос о технологии фильтрации он ответствовал следующее: «Технология моя очень проста. Я пропускаю кипячёную воду сквозь марлю, сложенную вчетверо».
Долбоёб Акунин видимо даже не представляет, что выбор критерия отбора фактов из бесконечной исторической действительности и является одной из главной проблем методологии исторической науки. От выбора критерия зависит и вся последующая реконструкция событий. Акунин жопой чувствует, что произвольно сопоставлять произвольно выхваченные факты - занятие бесперспективное. И выбирает два критерия: значимость и достоверность. Что же имеет в виду Акунин под значимостью?
«Всякое явление, - пишет Риккерт, - оказывает какое-либо действие. Ведь говорят: топну ногой, и задрожит Сириус, хотя это действие, как и множество других, исторически совсем несущественно. Исторически действенно, напротив, только то, что вызывает исторически значительные действия, а это опять-таки означает, что культурная ценность определяет выбор исторически существенного» (Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. - М., 1998. - С. 98).
Критерий значительности может означать, что у субъекта имеется некая историософская (читай: ненаучная) схема, под которую он будет подгонять действительность.
А возможно Акунин под значимостью понимает каузальное воздействие на последующие исторические события. Тоже ничего хорошего. Риккерта я уже цитировал, теперь очередь Вебера: «История древнего мира, в которой бы содержалось только то, что оказало каузальное воздействие на какую-либо последующую эпоху была бы <...> совершенна так же пуста, как „история“ жизни Гёте, которая „медиатизировала“ бы (по выражению Ранке) Гёте в пользу его эпигонов, т. е. выявляла бы только те компоненты его своеобразия и высказываний, которые продолжали „оказывать воздействие“ на литературу» (Вебер М. Критические исследования в области логики наук о культуре // Культурология. XX век. - М., 1995. - С. 41).
Так, например, возникновение государства у тольтеков, имевшее для каузальной связи всемирно-исторического развития ничтожное значение, не оказавшее на формирование политической и культурной жизни Западной Европы и Северной Америки ровно никакого влияния, не подлежало бы в таком случае историческому изучению - бессмысленная для науки трата времени.
Про «достоверность» я даже писать ничего не буду. Какая нахуй достоверность, если тут «значимость» присутствует.
This entry was originally posted at http://troika-ptah.dreamwidth.org/58149.html.