Одинокая
Кульминация мистерии Голгофы описана в Евангелии как гиперссылка на ветхозаветный Псалом 21 (22-й в Танахе):
«Боже мой! Боже мой! [внемли мне] для чего Ты оставил меня? Далеки от спасения моего слова вопля моего. Боже мой! я вопию днем, - и Ты не внемлешь мне, ночью, - и нет мне успокоения… Я пролился, как вода; все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось, как воск, растаяло посреди внутренности моей. Сила моя иссохла, как черепок; язык мой прильпнул к гортани моей, и Ты свел меня к персти смертной. Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои. Можно было бы перечесть все кости мои; а они смотрят и делают из меня зрелище; делят ризы мои между собою и об одежде моей бросают жребий. Но Ты, Господи, не удаляйся от меня; сила моя! поспеши на помощь мне; избавь от меча душу мою и от псов одинокую мою; спаси меня от пасти льва и от рогов единорогов, услышав, избавь меня…»
В данном тексте есть одно интересное по своей риторическое невнятности место: «избавь от меча душу мою и от псов одинокую мою». Какую ещё «одинокую»? В Танахе это слово יְחִידָתִֽי от корня יחִיד - яхид [yaw-kheed], в греческом это слово μονογενής - моногенный, то бишь единственный в своем роде.
В ветхозаветные времена не было ещё выраженных и популярных нынче психологических понятий как «уникальный», «индивидуальный», «эксклюзивный» - всё это слова из современного самостийного языка адептов редукционизма, усталых старателей личной жизни и частной собственности. Тем не менее, и в древнееврейском можно найти по контексту и лексике разницу между понятиями «единственный» («одинокий», моногенный) и «единый» (причастный, соборный). Вот слово яхид как раз обозначает единицу, индивида.
В контексте Псалом, а тем более драма Голгофы, описывает кульминацию индивидуального пути человека, который привёл его, если так можно сказать, в точку максимально приближённую к Богу, но при этом и максимально удалённую от мира, в точку экстремального отчуждения, отречения и опустошения всех иллюзий. Вопрошающий крик «для чего Ты оставил меня?» обусловлен тем, что смертным человеком субъект быть уже не может, а бессмертной душой - ещё не может. В этой точке невозврата и тьмы последней разрушается иллюзия «Я» и иллюзия «Бога». Именно последнее вызывает недоумение, но не в том смысле, что «Бог» это иллюзия, а в том, что всё человеческое эмоционально-ментальное понимание божественного в принципе не может соответствовать (вместить) реальному, это такая картинка, суррогат, мыслеформа, которой (как и всякой форме) не пройти через «игольное ухо». Разрушение этой формы создаёт явное ощущение оставленности Богом.
Псалмопевец просит спасти от меча (дифференциации) его душу (холистическое начало, источник причастия с Единому) и спасти от псов (цербера, стража порога) его личность - дифференцированную «конечность», индивидуальность, «Я». Одинокую.