Штрихи к портрету адекватности.
"Тогда решили мы взглянуть: какой народ, каких людей,
С какими думами и нравами он сможет
Объединить под знаменем своим."
1. Дочь сводила на спектакль в Русском (покамест) театре. "Страх и отчаянье в Третьей империи" Бертольда Брехта. Режиссер Тимофей Кулябин, релокант из Новосибирска. По-моему, то, что он сделал с вот этой третьей империей - это очень хорошо, хотя и не особо полезно. Хорошо в смысле наглядности поляризации: те, кто пришел такое смотреть, они и без того видят все, что хотел сказать автор и показать режиссер. Они видят все то же самое в самой ткани жизни вокруг себя, в своих столкновениях с реальностью. Но те их современники, о которых рассказывает сия бессмертная история всего лишь 85 летней давности, они не увидят. Хоть ты им спички повтыкай.
В чем гениальная убедительность режиссерской композиции? Выстроенной вокруг двух сквозных сцен "Шпион" и "Жена-диссидентка". По-моему, она в том, что ни разу не упоминая вообще никаких географических названий либо фамилий сугубо немецкая антифашистская пьеса 1938 года играется на русском языке сплошь на фактуре русского же народного быта сегодняшнего дня. С гаджетами и зарядными устройствами в антураже потерянно блеющей (или блюющей?) своими иллюзиями интеллигенции - с одной стороны. С вечно убогой кухне-готовкой животно-запуганного глубинного народа. Со столь же вечным вопросом этого народа на смертном одре (не-а, не "Кто виноват" и прочая никчемная болтовня - вопрос переходного состояния принципиально иной: "На том свете тоже затыкают рты?") И с вечным же наследничком, скучающим в агрессивном нетерпении, с другой стороны.
Пьеса идет с прошлого года, сейчас зал на две третьих. В зале половина в наушниках, т.е.нерусскоязычные. Видно, что театр своим репертуаром действительно открывается эстонскому зрителю, как ему и советовали. Но далеко не на всякую пьесу нерусскоязычный зритель пойдет в Русский театр. Эту пьесу дочери посоветовала коллега из Раквере, автохтонная кино- и театроманка. Сказала, что критики хвалят, но тяжело смотреть (почему дочь и взяла в театр меня, а не бабушку).
Я тоже похвалю: актуально, откровенно и ничего лишнего. Максимальный контакт зрителя "с экраном", просто в десна. Никакого эффекта подмостков - мол, поглядите на унижающихся на вашу потеху каких-то там придурков. Никакой вуали или дистанции, как-то отодвигающей от зрителя всю эту прогрессирующую посконную дичь (в том смысле, в каком дикость вообще только и может прогрессировать). Наоборот: абсолютно железная логика последовательности разворачивающихся перед зрителем сцен. От ролика пропагандиста до цинкового ящика перед вконец онемевшей родней (в конце разговаривают только субтитрами, и подобный сценический эффект сжатия-удушения реальности по ходу пьесы не один.) У Брехта конец несколько более жизнеутверждающий. У Кулябина конец жизнеописательный.
Оно понятно: логика, венчающаяся утверждением сопротивления авторства Брехта - "Нет!" на листовке сопротивления референдуму - она давно обесценилась. В виду немощи человеческого фактора к таковому сопротивлению. Я еще нагуглила тизер довоенной постановки в Санкт-Петербурге - вообще не тот антураж. Какие-то маски, абстрактный глум... Вот здесь более чистое зеркало и чистое время для демонстрации. Так, что пьеса действительно говорит со своим зрителем. Режиссера запомнила, схожу на что-нибудь еще.
2. Дети съездили на отдых в Турцию, в лакшери-отель "все для детей". Отель заточен под российскую публику, дочь разделила со мной свой культурный шок.
Нет, это не "военные запрещенные", как она выразилась, каналы по телевизору. Не необходимость почему-то выстраиваться перед работником кухни и выпрашивать себе на тарелку каждую пайку из ассортимента при оплате отдыха в режиме ультра-олинклюзив (при этом алкогольные напитки прямо от входа и на каждом углу, никаких ограничений, в номер доносят ежедневно). Шок был от методов воспитания и общения с детьми. Родители ставили свои интересы всегда на первое место. Они курили кальян прямо детям в лицо. При этом не только дети постарше - уже и годовалые сидели уткнувшись в телефон "чтобы не орали". На очевидно уставших и капризничающих маленьких детей родители орали как не в себя, демонстративно тягали их перед всей публикой с глаз долой и запирали в номере, после чего спускались в общее пространство и продолжали релаксировать с прежней дольчевитой, ничтоже виняшеся. Поскольку так действовали "на всякого мелкого шкодника", в общем, любые родители, окружение относилось с одобрительным пониманием. Дочь была очень расстроена из-за страдающих от такого обращения малышей и от невозможности хоть как-то повлиять, как у нас это принято. Я утешила, что зато ей теперь должны больше нравится альтернативно-одаренные родители из ее альтернативного детского сада: они хотя бы иногда прислушиваются, когда им говорят, что они делают что-то не так, и следуя советам, стараются сделать общение с ребенком менее травматичным. Наше окружение одобрительно относится к родительским стараниям преодолеть свои комплексы прежде, чем вымещать их на собственных детях. Но не везде можно взять такое окружение. Еще отметили различие в пищевом поведении: на построении олинклюзива мои чувствовали неловкость попросить у персонала еду. Даже столько еды, сколько они бы съели - неловко указывать кому-то на ограничение в доступе к тому, что уже приобретено тобой за справедливую оплату, это все равно что указывать на нечестное к тебе отношение. Россияне же не жалели сил и времени повыцыганивать у персонала себе в тарелку всего и с горкой, и потом больше половины оставалось несъеденным. Я предположила, что это какой-то национально-пищебазовый вид спорта. В общем, моим западным детям было полезно и познавательно приобщиться к традиционным ценностям, хотя бы в таком формате.
3. Вчера меня пырнули ножом в живот. Резиновым, небольно. У нас новые тренировки для условно-интерьерных работников. В виде отыгрывания внештатных ситуаций с вооруженными всяко-разными штуками неадекватами. Дело нужное, но совсем непривычное. Одна пара работает, другая смотрит кино, и потом обратная связь. Детали объяснять лень, я подставилась неудачно при заламывании, и вытащенный "гопником" из-за спины левой рукой ножик ударил не в мягкую ткань живота, а выше, в ребро. Я отрефлексировала, что в ребро, и пыталась еще участвовать с напарником, но мне велели слиться и заткнуться "патамуштытыумир". Потом инструктор спросил, больно ли было, и я ответила правду, что нет, это интересный опыт. Я больше боялась, что попадут резиновой пулей, и останется синяк. Инструктор прокомментировал, что тоже учится на нас дураках кто ему еще таких подгонит. В данном случае - бить левой рукой из положения лицом вниз ну а мне-то где еще таких хитрых подгонят. Интересно, что после удара как-то сразу заднеприводнымкрепким умом просветляется: что именно было лишним в почти автоматических действиях в стрессовой ситуации. Надеюсь, во внезапной этой... жизни после жизни людям тоже такое разрешают испытывать? А иначе зачем. Воспользовавшись тем, что ситуация была постановочной, а продолжающаяся жизнь реальной, я с неподдельным же интересом попытала инструктора "как надо", и он отсыпал ценных советов. По идее, после вразумления надо было бы повторить, и не один раз. Только ситуации чтобы всякий раз были непредсказуемыми, по чесноку. Тогда, возможно, во мне родится какой-то альтернативно-полезный навык. Нежели однолично переть на ножон.
Пока родился только запрос на командную работу в чрезвычайной ситуации. Мы с напарником впервые друг друга видели. До начала сета я пыталась ему намекнуть, чтобы он как человек с телохранительным бэкграундом, взял уже на себя руководство, но видимо как-то я его подавила, стажем и прочим, что он все отбрехивался, что у него нет практики внештатных ситуаций и обучения тоже нет, и это какая-то болотная структура была, где он раньше сидел "а не как тут все серьезно". Но мне сильно повезло, что из нас двоих он оказался мужиком, в смысле пола: у него включились инстинкты, и инициативу он таки взял. А дальше я стала вклиниваться голосом и отвлекать на себя. А вот между собой мы никак не коммуницировали: жизненно необходимая коммуникация все как-то "не вмещалась" в плотность ситуации, на которую мы должны были реагировать. На том и погорели: каждый делал "что положено", но как будто бы один, без страховки.
Дома меня спросили:
- Теперь понимаешь, почему пацаны играют в войнушки? Для тренировки.
- Да бестолку эти ваши войнушки: сплошное нагибание и члено,простите,вредительство. Думать некогда - лупить надо, и пожестче. Для того, чтобы крепче думалось, адекватные люди, во-первых, играют... И только в-стопоследних - в войнушки.
С какими думами и нравами он сможет
Объединить под знаменем своим."
1. Дочь сводила на спектакль в Русском (покамест) театре. "Страх и отчаянье в Третьей империи" Бертольда Брехта. Режиссер Тимофей Кулябин, релокант из Новосибирска. По-моему, то, что он сделал с вот этой третьей империей - это очень хорошо, хотя и не особо полезно. Хорошо в смысле наглядности поляризации: те, кто пришел такое смотреть, они и без того видят все, что хотел сказать автор и показать режиссер. Они видят все то же самое в самой ткани жизни вокруг себя, в своих столкновениях с реальностью. Но те их современники, о которых рассказывает сия бессмертная история всего лишь 85 летней давности, они не увидят. Хоть ты им спички повтыкай.
В чем гениальная убедительность режиссерской композиции? Выстроенной вокруг двух сквозных сцен "Шпион" и "Жена-диссидентка". По-моему, она в том, что ни разу не упоминая вообще никаких географических названий либо фамилий сугубо немецкая антифашистская пьеса 1938 года играется на русском языке сплошь на фактуре русского же народного быта сегодняшнего дня. С гаджетами и зарядными устройствами в антураже потерянно блеющей (или блюющей?) своими иллюзиями интеллигенции - с одной стороны. С вечно убогой кухне-готовкой животно-запуганного глубинного народа. Со столь же вечным вопросом этого народа на смертном одре (не-а, не "Кто виноват" и прочая никчемная болтовня - вопрос переходного состояния принципиально иной: "На том свете тоже затыкают рты?") И с вечным же наследничком, скучающим в агрессивном нетерпении, с другой стороны.
Пьеса идет с прошлого года, сейчас зал на две третьих. В зале половина в наушниках, т.е.нерусскоязычные. Видно, что театр своим репертуаром действительно открывается эстонскому зрителю, как ему и советовали. Но далеко не на всякую пьесу нерусскоязычный зритель пойдет в Русский театр. Эту пьесу дочери посоветовала коллега из Раквере, автохтонная кино- и театроманка. Сказала, что критики хвалят, но тяжело смотреть (почему дочь и взяла в театр меня, а не бабушку).
Я тоже похвалю: актуально, откровенно и ничего лишнего. Максимальный контакт зрителя "с экраном", просто в десна. Никакого эффекта подмостков - мол, поглядите на унижающихся на вашу потеху каких-то там придурков. Никакой вуали или дистанции, как-то отодвигающей от зрителя всю эту прогрессирующую посконную дичь (в том смысле, в каком дикость вообще только и может прогрессировать). Наоборот: абсолютно железная логика последовательности разворачивающихся перед зрителем сцен. От ролика пропагандиста до цинкового ящика перед вконец онемевшей родней (в конце разговаривают только субтитрами, и подобный сценический эффект сжатия-удушения реальности по ходу пьесы не один.) У Брехта конец несколько более жизнеутверждающий. У Кулябина конец жизнеописательный.
Оно понятно: логика, венчающаяся утверждением сопротивления авторства Брехта - "Нет!" на листовке сопротивления референдуму - она давно обесценилась. В виду немощи человеческого фактора к таковому сопротивлению. Я еще нагуглила тизер довоенной постановки в Санкт-Петербурге - вообще не тот антураж. Какие-то маски, абстрактный глум... Вот здесь более чистое зеркало и чистое время для демонстрации. Так, что пьеса действительно говорит со своим зрителем. Режиссера запомнила, схожу на что-нибудь еще.
2. Дети съездили на отдых в Турцию, в лакшери-отель "все для детей". Отель заточен под российскую публику, дочь разделила со мной свой культурный шок.
Нет, это не "военные запрещенные", как она выразилась, каналы по телевизору. Не необходимость почему-то выстраиваться перед работником кухни и выпрашивать себе на тарелку каждую пайку из ассортимента при оплате отдыха в режиме ультра-олинклюзив (при этом алкогольные напитки прямо от входа и на каждом углу, никаких ограничений, в номер доносят ежедневно). Шок был от методов воспитания и общения с детьми. Родители ставили свои интересы всегда на первое место. Они курили кальян прямо детям в лицо. При этом не только дети постарше - уже и годовалые сидели уткнувшись в телефон "чтобы не орали". На очевидно уставших и капризничающих маленьких детей родители орали как не в себя, демонстративно тягали их перед всей публикой с глаз долой и запирали в номере, после чего спускались в общее пространство и продолжали релаксировать с прежней дольчевитой, ничтоже виняшеся. Поскольку так действовали "на всякого мелкого шкодника", в общем, любые родители, окружение относилось с одобрительным пониманием. Дочь была очень расстроена из-за страдающих от такого обращения малышей и от невозможности хоть как-то повлиять, как у нас это принято. Я утешила, что зато ей теперь должны больше нравится альтернативно-одаренные родители из ее альтернативного детского сада: они хотя бы иногда прислушиваются, когда им говорят, что они делают что-то не так, и следуя советам, стараются сделать общение с ребенком менее травматичным. Наше окружение одобрительно относится к родительским стараниям преодолеть свои комплексы прежде, чем вымещать их на собственных детях. Но не везде можно взять такое окружение. Еще отметили различие в пищевом поведении: на построении олинклюзива мои чувствовали неловкость попросить у персонала еду. Даже столько еды, сколько они бы съели - неловко указывать кому-то на ограничение в доступе к тому, что уже приобретено тобой за справедливую оплату, это все равно что указывать на нечестное к тебе отношение. Россияне же не жалели сил и времени повыцыганивать у персонала себе в тарелку всего и с горкой, и потом больше половины оставалось несъеденным. Я предположила, что это какой-то национально-пищебазовый вид спорта. В общем, моим западным детям было полезно и познавательно приобщиться к традиционным ценностям, хотя бы в таком формате.
3. Вчера меня пырнули ножом в живот. Резиновым, небольно. У нас новые тренировки для условно-интерьерных работников. В виде отыгрывания внештатных ситуаций с вооруженными всяко-разными штуками неадекватами. Дело нужное, но совсем непривычное. Одна пара работает, другая смотрит кино, и потом обратная связь. Детали объяснять лень, я подставилась неудачно при заламывании, и вытащенный "гопником" из-за спины левой рукой ножик ударил не в мягкую ткань живота, а выше, в ребро. Я отрефлексировала, что в ребро, и пыталась еще участвовать с напарником, но мне велели слиться и заткнуться "патамуштытыумир". Потом инструктор спросил, больно ли было, и я ответила правду, что нет, это интересный опыт. Я больше боялась, что попадут резиновой пулей, и останется синяк. Инструктор прокомментировал, что тоже учится на нас дураках кто ему еще таких подгонит. В данном случае - бить левой рукой из положения лицом вниз ну а мне-то где еще таких хитрых подгонят. Интересно, что после удара как-то сразу заднеприводнымкрепким умом просветляется: что именно было лишним в почти автоматических действиях в стрессовой ситуации. Надеюсь, во внезапной этой... жизни после жизни людям тоже такое разрешают испытывать? А иначе зачем. Воспользовавшись тем, что ситуация была постановочной, а продолжающаяся жизнь реальной, я с неподдельным же интересом попытала инструктора "как надо", и он отсыпал ценных советов. По идее, после вразумления надо было бы повторить, и не один раз. Только ситуации чтобы всякий раз были непредсказуемыми, по чесноку. Тогда, возможно, во мне родится какой-то альтернативно-полезный навык. Нежели однолично переть на ножон.
Пока родился только запрос на командную работу в чрезвычайной ситуации. Мы с напарником впервые друг друга видели. До начала сета я пыталась ему намекнуть, чтобы он как человек с телохранительным бэкграундом, взял уже на себя руководство, но видимо как-то я его подавила, стажем и прочим, что он все отбрехивался, что у него нет практики внештатных ситуаций и обучения тоже нет, и это какая-то болотная структура была, где он раньше сидел "а не как тут все серьезно". Но мне сильно повезло, что из нас двоих он оказался мужиком, в смысле пола: у него включились инстинкты, и инициативу он таки взял. А дальше я стала вклиниваться голосом и отвлекать на себя. А вот между собой мы никак не коммуницировали: жизненно необходимая коммуникация все как-то "не вмещалась" в плотность ситуации, на которую мы должны были реагировать. На том и погорели: каждый делал "что положено", но как будто бы один, без страховки.
Дома меня спросили:
- Теперь понимаешь, почему пацаны играют в войнушки? Для тренировки.
- Да бестолку эти ваши войнушки: сплошное нагибание и члено,простите,вредительство. Думать некогда - лупить надо, и пожестче. Для того, чтобы крепче думалось, адекватные люди, во-первых, играют... И только в-стопоследних - в войнушки.