...no comment

Mar 04, 2010 01:28

Как-то летом гуляли это мы во дворе, вдруг я ее потеряла из виду. Зову - молчит. Завернула за угол и увидела, как она, отвалив свою крокодилью челюсть и выпучив глаза, сидит возле скамейки и не смеет шелохнуться. А перед ней стоит девочка лет четырех в темных очках и сосредоточенно пытается затолкать ей в пасть кулачок.
Мама девочки оказалась, слава богу, не истеричка и не стала оттаскивать дитятю от «вашего волкодава». Наверное, потому, что с друзьями у Кати - так звали девочку - была напряженка. Она была незрячей с самого рождения из-за родовой травмы. Мама, бабушка да районный невропатолог - вот и все ее приятели. И большое теплое мохнатое существо, безропотно позволяющее таскать себя за уши, тянуть за язык и щупать за клыки, очень ей пришлось по душе. Стали мы выходить к скамейке через день, как на свидания, и Яська терпеливо вылизывала сопливую физиономию, катала ее на санках, и слушала жалобы на заливайском языке, разложив морду у нее на коленках.
И тут недавно Катя вдруг пропала. Раз выходим, два - нет их с мамой. Псица моя впала в тоску. Крутилась возле скамейки, ныла и даже пыталась ее грызть, видимо, от безысходности.
Через месяц, когда я уже не смогла больше наблюдать этот плач Ярославны, я отрыла телефон Катиной мамы и позвонила.
Катина мама совершенно пьяным от счастья голосом прокричала мне, что у них все хорошо, Кате сделали операцию, и она теперь видит одним глазом и со временем даже, может быть, будет видеть вторым. И конечно, конечно, как только они вернуться домой из больницы, на следующее же утро выйдут к скамейке.
…Как Яська к ней бежала, господи. Я никогда не наблюдала свою собаку такой счастливой. Плохо только, что мы все забыли, что Катя-то видит Яську первый раз в жизни. Как и вообще больших черных собак с распахнутой пастью. И тут надо отдать псице моей должное - заметив, что подружка остолбенела от ужаса, она затормозила всеми четырьмя лапами, плюхнулась на брюхо, и подъехала к ней по мокрому снегу, на ходу скуля и виляя хвостом, в позе самой умильной. Мол, ну, узнай же меня, узнай, мы же с тобой друганы, я так скучала!
И тогда Катя сделала то, что делают все бывшие незрячие в первое время после излечения. Она закрыла глаза и стала заново ощупывать Яську. Очень осторожно, очень нежно, не так, как в первый раз. Храбрый ребенок, чего уж там.
Я вдруг подумала тогда, глядя на эту сентиментальную сцену, что как-то я бездумно обидела множество хороших людей в своей жизни. Вот так выбираешься из какой-нибудь черной жопы (в политкорректном смысле) и кажется тебе, что ты вроде бы наконец, видишь все, как оно есть. Потрясение основ внезапно откупоривает третий глаз. Личностный рост выводит на новый уровень восприятия. В горниле страданий очищается эмоциональное тело. Ну, мало ли что еще может примерещиться. И старый приятель, который был так нужен все это время, вдруг видится совсем другим - смешным, страшным, глупым, ненужным, неудалым, да просто уродом. И начинаешь то ли его стыдиться, то ли себя за то, что был с ним рядом. Не дай бог кто увидит, вдруг подумают, что я такая же.
Черт его знает, может, надо было закрыть третий глаз, цыкнуть на эмоциональное тело и заново ощупать старого знакомого? Может, еще пригодились бы друг другу-то.
… Катя вон учиться бегать. Яська отскочит на десять шагов и ждет ее. А та, хоть и криво еще, и медленно, но добирается до нее и отдыхает, повиснув на шее.
Нет, определенно - каждого ощупывать заново.

(с) karma-amrak

мудро вслух, не мое

Previous post Next post
Up