"У меня есть чем гордиться!" Сергей Алексашенко
я уже как-то писал, что я не верю прогнозам Андрея Илларионова. Но зато верю в прогнозы Сергея Адексашенко. И отчасти вот в этом фрагменте из интервью Алексашенко для Радио СВОБОДА
Леонид Велехов: Дефолт 1998 года - это что такое для вас было? Ваше крупное поражение или, может быть, наоборот?
Сергей Алексашенко: Сказать, что он стал моим личным поражением, я не могу, потому что дефолт - это все-таки ответственность Минфина. Это бюджет не расплатился по долгам. Я работал в Центральном банке. И то, что у нас есть угроза дефолта, я хорошо понимал. В ноябре-декабре 1997 года Центральный банк выпускал очередной доклад "Основные направления денежной политики". У нас на совете директоров шла очень горячая дискуссия по этому вопросу, потому что я категорически потребовал вписать туда, что состояние федерального бюджета грозит серьезнейшими макроэкономическими потрясениями. Многие мои коллеги выступали против, говорили, что нельзя дестабилизировать ситуацию. Я говорил: мы должны об этом сказать. Должны сказать, что мы видим эту проблему. Потом к нам будут вопросы: почему вы нас не предупредили? Поэтому назвать дефолт своим поражением я не могу. Я понимал, что эта угроза существует. К июлю 1998 года я уже понимал, в чем состоит кризис. Я понимал, как с ним бороться. Я понимал последовательность шагов, потому что к тому моменту уже Минфин прекратил погашать ГКО. Уже Центробанк должен был за Минфин расплачиваться. На самом деле, были две развилки. Был вариант, когда Центробанк начинает печатать деньги, инфляция и, соответственно, к президентским выборам 2000 года мы получаем страну с гиперинфляцией. Либо мы делаем очень болезненные реформы, но инфляция гаснет за полгода, экономика начинает расти.
Собственно говоря, за выходные дни, фактически за 15-16 августа мы согласовали всю программу действий и внутри правительства, и с МВФ. И в этом отношении, я считаю, что это была профессиональная победа. Потому что мы за выходные дни нашли выход из кризиса. Мы реализовали этот весь набор решений. И экономика начала расти в ноябре 1998 года. Как мы предполагали, как экономика должна отреагировать, точно так она и отреагировала. Это означает, что за предыдущие семь лет моей работы, моих коллег в правительстве по экономическому блоку, мы создали такую рыночную экономику, которая на болезненные лекарства отреагировала правильным образом.
Но самое главное, что удалось, благодаря Андрею Козлову и его идее, все-таки спасти вкладчиков частных банков, перевести их в Сбербанк. Да, понятно, была куча людей, которые недовольны были условиями, тем не менее, людям сохранили их сбережения. И самое главное - экономика начала расти. Уже, по-моему, в 1999 году она росла чуть ли процентов не на восемь в год. И этот бурный рост продолжался до конца 2001 года. Поэтому для меня профессионально - это все-таки победа.
Леонид Велехов: А это ваше главное достижение, главная победа за время работы в Центробанке и министерстве?
Сергей Алексашенко: Нет, нет. Кризис - это всегда результат чьих-то ошибок. Любой кризис тяжелый, его всегда приходится исправлять, и всегда платит население. За любые ошибки политиков всегда платит население, какой бы кризис ни случился. Если вы меня спросите, согласился бы я пожертвовать чем-то, чтобы не было кризиса 1998 - да, чем угодно! Потому что, кроме всего прочего, для меня кризис 1998 года стал завершением профессиональной карьеры. Потому что Центробанк был назначен ответственным. Все руководство Центробанка вычистили, Минфин оказался ни при чем. Все руководство Минфина осталось. Вот так решили, таков был политический расклад. Не считая десятка уголовных дел, которые на меня навесили, и два года я ходил и давал показания, что я не верблюд. Ну, ничего, тоже богатого опыта добавило.
Но, нет, Леонид, на самом деле, я считаю, что у меня есть гораздо больше реальных достижений, которыми я могу гордиться как бюрократ, как чиновник. Ведь в те "лихие 90-е", наверное, самой важной чертой работы было то, что у меня (я был замминистра финансов и зампред Центробанка) было право принятия решений. Если я видел проблему и понимал, как ее решить, я мог это решение предлагать. И если я был убежден в своей правоте, я мог идти, когда был в Минфине, к министру, мог идти к Черномырдину, премьер-министру, и объяснять, что и почему нужно сделать. Они соглашалась. Они говорили: делай! В Центробанке я шел к Дубинину, объяснял, что нужно делать. Конечно, нехорошо говорить "я", потому что мне помогало огромное количество сотрудников Минфина. Например, новая бюджетная классификация. Ее вводил я. Новая система межбюджетных отношений, так сказать, бюджетный федерализм, - это вводил в Минфине я. Мы не успели реализовать, но написали концепцию создания системы платежей в РФ в режиме реального времени. Она написана в 1997 году. Почти 20 лет прошло, 18 лет, а она по своей идеологии лучше, чем то, что у нас есть сегодня. Просто ее не стали реализовывать, потому что сменилось руководство Центробанка. У меня есть чем гордиться.
Леонид Велехов: До какой степени нынешний режим и политический, и экономический, - плод, результат каких-то ошибок, совершенных тогда?
Сергей Алексашенко: С точки зрения экономики я не вижу больших ошибок. Потому что, несмотря на все потрясения 2008 года, 2014 года, 2015-го, санкции, российская экономика все-таки стоит и как-то не разваливается. Хотя многие западные эксперты, особенно после введения западных санкций, после падения цен на нефть в середине 2014 года, говорили: сейчас экономика рухнет. А она не рушится. Все-таки у нас рыночная экономика со встроенными инстинктами самосохранения, инстинктами самобалансирования, и я считаю, что это сегодня обеспечивает устойчивость государства.
Ведь по большому счету, что у нас сегодня случилось? У нас разрушены государственные институты. У нас разрушены системы сдержек и противовесов. Это вопрос политический. Меня очень часто спрашивают - а что должно сделать правительство, чтобы улучшить положение дел в экономике? Я говорю - ничего. Ни министр финансов, ни министр экономики, ни председатель Центробанка, ни даже премьер-министр ничего не могут сделать для того, чтобы был независимый суд. Это прерогатива президента. Они ничего не могут сделать, чтобы развивалась политическая конкуренция, чтобы у нас выборы были честными и свободными. Они ничего не могут сделать, чтобы у нас было равенство всех перед законом. Они ничего не могут сделать в борьбе с коррупцией. Потому что это все силовой блок, это все компетенция президента. У нас за 15 лет произошло разрушение политических институтов. И если вы почитаете нашу российскую Конституцию, то там Россия - федерация, республика. У нас нет ни федерации, у нас фактически унитарное государство, и у нас нет республики. У нас выборы дискредитированы настолько, что непонятно, как из этой ситуации выходить. Поэтому, отвечая на ваш вопрос, я бы сказал, что в "лихие 90-е" был упущен блок политических реформ, не произошло реформирование правоохранительных органов, не смогли праволиберальные силы создать свою сильную партию. Это вот все главные ошибки.
Ну, и очень важным, знаковым моментом стало то, что Борис Ельцин назначил своего преемника. Этим он просто перечеркнул все республиканские основы. И у нас к власти пришел человек, который, вообще говоря, до этого не был публичным политиком, который ни разу не участвовал в выборах. И который в 2000 году, когда он выиграл выборы, понял, как это делается, и понял, что это никакого отношения к выборам не имеет. Тебе нужно контролировать деньги, тебе нужно контролировать телевизор, тебе нужно контролировать суды, и тебе нужно контролировать ЦИК. После этого тебе любой результат на выборах обеспечен.
Я бы об одном хотел сказать.
Вот несмотря на все экономика России выстояла. А экономика Украины - рухнула.
Просто потому, что некоторые реформы были сделаны тогда в конце 90-х профессионалами и профессионально.
А у нас такие же дефекты силового блока - нет прокуратуры, нет судов, воруют чиновники - это все есть. А вот экономических реформ профессионально не сделали.
И как итог - мы рушимся.
И выборы, которые у нас реальны, не помогают. Потому что мы выбираем из того же набора - и все они стоят друг друга. А как они сейчас грязно торгуются вокруг тарифов и законов для ЕС - зрелище совершено омерзительное.
Страна рушится, а они все так же пихаются вокруг корыта.
И только под страшным нажимом Запада, под угрозой лишения финансирования они чуть-чуть шевелятся.
Леонид Велехов: Дефолт 1998 года - это что такое для вас было? Ваше крупное поражение или, может быть, наоборот?
Сергей Алексашенко: Сказать, что он стал моим личным поражением, я не могу, потому что дефолт - это все-таки ответственность Минфина. Это бюджет не расплатился по долгам. Я работал в Центральном банке. И то, что у нас есть угроза дефолта, я хорошо понимал. В ноябре-декабре 1997 года Центральный банк выпускал очередной доклад "Основные направления денежной политики". У нас на совете директоров шла очень горячая дискуссия по этому вопросу, потому что я категорически потребовал вписать туда, что состояние федерального бюджета грозит серьезнейшими макроэкономическими потрясениями. Многие мои коллеги выступали против, говорили, что нельзя дестабилизировать ситуацию. Я говорил: мы должны об этом сказать. Должны сказать, что мы видим эту проблему. Потом к нам будут вопросы: почему вы нас не предупредили? Поэтому назвать дефолт своим поражением я не могу. Я понимал, что эта угроза существует. К июлю 1998 года я уже понимал, в чем состоит кризис. Я понимал, как с ним бороться. Я понимал последовательность шагов, потому что к тому моменту уже Минфин прекратил погашать ГКО. Уже Центробанк должен был за Минфин расплачиваться. На самом деле, были две развилки. Был вариант, когда Центробанк начинает печатать деньги, инфляция и, соответственно, к президентским выборам 2000 года мы получаем страну с гиперинфляцией. Либо мы делаем очень болезненные реформы, но инфляция гаснет за полгода, экономика начинает расти.
Собственно говоря, за выходные дни, фактически за 15-16 августа мы согласовали всю программу действий и внутри правительства, и с МВФ. И в этом отношении, я считаю, что это была профессиональная победа. Потому что мы за выходные дни нашли выход из кризиса. Мы реализовали этот весь набор решений. И экономика начала расти в ноябре 1998 года. Как мы предполагали, как экономика должна отреагировать, точно так она и отреагировала. Это означает, что за предыдущие семь лет моей работы, моих коллег в правительстве по экономическому блоку, мы создали такую рыночную экономику, которая на болезненные лекарства отреагировала правильным образом.
Но самое главное, что удалось, благодаря Андрею Козлову и его идее, все-таки спасти вкладчиков частных банков, перевести их в Сбербанк. Да, понятно, была куча людей, которые недовольны были условиями, тем не менее, людям сохранили их сбережения. И самое главное - экономика начала расти. Уже, по-моему, в 1999 году она росла чуть ли процентов не на восемь в год. И этот бурный рост продолжался до конца 2001 года. Поэтому для меня профессионально - это все-таки победа.
Леонид Велехов: А это ваше главное достижение, главная победа за время работы в Центробанке и министерстве?
Сергей Алексашенко: Нет, нет. Кризис - это всегда результат чьих-то ошибок. Любой кризис тяжелый, его всегда приходится исправлять, и всегда платит население. За любые ошибки политиков всегда платит население, какой бы кризис ни случился. Если вы меня спросите, согласился бы я пожертвовать чем-то, чтобы не было кризиса 1998 - да, чем угодно! Потому что, кроме всего прочего, для меня кризис 1998 года стал завершением профессиональной карьеры. Потому что Центробанк был назначен ответственным. Все руководство Центробанка вычистили, Минфин оказался ни при чем. Все руководство Минфина осталось. Вот так решили, таков был политический расклад. Не считая десятка уголовных дел, которые на меня навесили, и два года я ходил и давал показания, что я не верблюд. Ну, ничего, тоже богатого опыта добавило.
Но, нет, Леонид, на самом деле, я считаю, что у меня есть гораздо больше реальных достижений, которыми я могу гордиться как бюрократ, как чиновник. Ведь в те "лихие 90-е", наверное, самой важной чертой работы было то, что у меня (я был замминистра финансов и зампред Центробанка) было право принятия решений. Если я видел проблему и понимал, как ее решить, я мог это решение предлагать. И если я был убежден в своей правоте, я мог идти, когда был в Минфине, к министру, мог идти к Черномырдину, премьер-министру, и объяснять, что и почему нужно сделать. Они соглашалась. Они говорили: делай! В Центробанке я шел к Дубинину, объяснял, что нужно делать. Конечно, нехорошо говорить "я", потому что мне помогало огромное количество сотрудников Минфина. Например, новая бюджетная классификация. Ее вводил я. Новая система межбюджетных отношений, так сказать, бюджетный федерализм, - это вводил в Минфине я. Мы не успели реализовать, но написали концепцию создания системы платежей в РФ в режиме реального времени. Она написана в 1997 году. Почти 20 лет прошло, 18 лет, а она по своей идеологии лучше, чем то, что у нас есть сегодня. Просто ее не стали реализовывать, потому что сменилось руководство Центробанка. У меня есть чем гордиться.
Леонид Велехов: До какой степени нынешний режим и политический, и экономический, - плод, результат каких-то ошибок, совершенных тогда?
Сергей Алексашенко: С точки зрения экономики я не вижу больших ошибок. Потому что, несмотря на все потрясения 2008 года, 2014 года, 2015-го, санкции, российская экономика все-таки стоит и как-то не разваливается. Хотя многие западные эксперты, особенно после введения западных санкций, после падения цен на нефть в середине 2014 года, говорили: сейчас экономика рухнет. А она не рушится. Все-таки у нас рыночная экономика со встроенными инстинктами самосохранения, инстинктами самобалансирования, и я считаю, что это сегодня обеспечивает устойчивость государства.
Ведь по большому счету, что у нас сегодня случилось? У нас разрушены государственные институты. У нас разрушены системы сдержек и противовесов. Это вопрос политический. Меня очень часто спрашивают - а что должно сделать правительство, чтобы улучшить положение дел в экономике? Я говорю - ничего. Ни министр финансов, ни министр экономики, ни председатель Центробанка, ни даже премьер-министр ничего не могут сделать для того, чтобы был независимый суд. Это прерогатива президента. Они ничего не могут сделать, чтобы развивалась политическая конкуренция, чтобы у нас выборы были честными и свободными. Они ничего не могут сделать, чтобы у нас было равенство всех перед законом. Они ничего не могут сделать в борьбе с коррупцией. Потому что это все силовой блок, это все компетенция президента. У нас за 15 лет произошло разрушение политических институтов. И если вы почитаете нашу российскую Конституцию, то там Россия - федерация, республика. У нас нет ни федерации, у нас фактически унитарное государство, и у нас нет республики. У нас выборы дискредитированы настолько, что непонятно, как из этой ситуации выходить. Поэтому, отвечая на ваш вопрос, я бы сказал, что в "лихие 90-е" был упущен блок политических реформ, не произошло реформирование правоохранительных органов, не смогли праволиберальные силы создать свою сильную партию. Это вот все главные ошибки.
Ну, и очень важным, знаковым моментом стало то, что Борис Ельцин назначил своего преемника. Этим он просто перечеркнул все республиканские основы. И у нас к власти пришел человек, который, вообще говоря, до этого не был публичным политиком, который ни разу не участвовал в выборах. И который в 2000 году, когда он выиграл выборы, понял, как это делается, и понял, что это никакого отношения к выборам не имеет. Тебе нужно контролировать деньги, тебе нужно контролировать телевизор, тебе нужно контролировать суды, и тебе нужно контролировать ЦИК. После этого тебе любой результат на выборах обеспечен.
Я бы об одном хотел сказать.
Вот несмотря на все экономика России выстояла. А экономика Украины - рухнула.
Просто потому, что некоторые реформы были сделаны тогда в конце 90-х профессионалами и профессионально.
А у нас такие же дефекты силового блока - нет прокуратуры, нет судов, воруют чиновники - это все есть. А вот экономических реформ профессионально не сделали.
И как итог - мы рушимся.
И выборы, которые у нас реальны, не помогают. Потому что мы выбираем из того же набора - и все они стоят друг друга. А как они сейчас грязно торгуются вокруг тарифов и законов для ЕС - зрелище совершено омерзительное.
Страна рушится, а они все так же пихаются вокруг корыта.
И только под страшным нажимом Запада, под угрозой лишения финансирования они чуть-чуть шевелятся.