Стыдно быть человеком

Oct 07, 2024 19:33


Эта проблема волнует меня почти всю мою сознательную жизнь, ее проявления в СССР я наблюдал вблизи в том числе в своей собственной семье. Как идеология и пропаганда захватывает умы и сердца вполне разумных, мыслящих и порядочных людей. И захват глубокий и искренний: я видел как плакал мой отец, всего два раза в жизни - когда на краю гибели находился я (я умирал в 5 лет) и когда умер Сталин.

Он плакал в день похорон Сталина - а ведь он знал, что его мать умерла в Голодомор, и знал, что ее уморили голодом. Вот как раскалывают сознание людей так, что правая половина мозга не ведает о том, что помнит левая (не воспринимайте буквально) - это вопрос. Я видел несколько воплощений проблемы, а сейчас наблюдаю как мои знакомые россияне переродились за считанные месяцы.

Но я не нашел четкого ответа, и мне кажется что никто не нашел. Но во всяком случае статья Колесникова для НГ излагает проблему на немецком материале. И это тоже надо знать - так кажется мне. Особенно русским - им денацификация неизбежно предстоит. Причем практически всем, и тем, кто считает себя противником режима в большинстве случаев процедура дешовинизации сознания необходима - так кажется мне.

И разумные люди безусловно сами подвергнут свое сознание некоторой чистке - потому что массовое увлечение Путиным в недавнем прошлом было весьма свойственно и тем, кто в 22-м году ужаснулся.

Об откровенных приспособленцах и не говорю - они окажутся в первых рядах борцов с путинизмом, и это абсолютно неизбежно. Но давайте поглядим, что пишет Колесников

https://novayagazeta.ru/articles/2024/10/05/stydno-byt-chelovekom
--------------------------------------------------------------------

Как же быстро все изменилось! Поведение людей, их язык, школа, работа. Даже те, кого поначалу не заставляли немедленно подчиняться, стали играть по правилам. Уже в 1933-м все было молниеносно, за несколько дней, не недель, переделано на новый лад. «Одной из удивительных черт национал-социалистического переворота, - писала в 1938 году Эрика Манн в книге «Школа варваров. Воспитание при нацистах», - оказалась та скорость, с которой в 1933 году были перевернуты все значения и смыслы, когда стало возможным называть черным все, что еще недавно было белым».

То же самое произойдет потом, когда все закончится, и тоже за считаные дни. Ханна Арендт, для которой все происходящее было очень личным, еще до того, как она взялась разрабатывать тему «банальности зла», задастся вопросами о сути человека (не немца, а именно человека): «Почему он вообще согласился стать винтиком? Что случилось с его совестью?.. И почему в послевоенной Германии не нашлось нацистов? Почему все смогло перевернуться вверх дном во второй раз, попросту в результате поражения?»

Виктор Клемперер, остававшийся в нацистской Германии до самого конца и выживший, написал знаменитую книгу о языке Третьего рейха (Lingua Tertii Imperii - LTI):

«Самым характерным, возможно, и самым ранним детищем его (языка Третьего рейха. - А. К.) было слово Gleichschalten, «подключиться»

Другой выживший - Карл Ясперс в знаменитом послевоенном курсе лекций о виновности немцев объяснял саму готовность подключаться:

«…многие люди не хотят по-настоящему думать. Они ищут только лозунгов и повиновения. Они не спрашивают, а если отвечают, то разве что повторением заученных фраз. Они умеют только повиноваться, не проверять, не понимать, и поэтому их нельзя убедить».

А тем, кто все понимает и находится в состоянии перманентного страха, чтобы выжить, следует приспособиться, стать такими, как все, желательно невидимыми и неслышимыми. А кто ставит себе задачу слиться с толпой, тому нужно из пассивного конформиста попытаться превратиться в активного, для чего совершить акт инициации, например, убийство, как это показали Альберто Моравиа, а затем Бернардо Бертолуччи в «Конформисте» на примере Марчелло Клеричи.

Был еще один выживший - познавший раннюю славу благодаря работе «Бытие и время» профессор философии Фрайбургского университета Мартин Хайдеггер. Весной 1933-го ему было 43 года.

В марте 33-го Хайдеггер посетил Карла Ясперса в Гейдельберге. К тому времени автор «Бытия и времени» уже несколько лет как разорвал любовную связь с Арендт, и последнее пылкое письмо к ней было условно датировано зимним семестром 1932/1933 годов. Пылкость была связана с тем, что он опровергал дошедшие до нее слухи о его публичном антисемитизме. Мартин доказывал Ханне, что отстранился от всего, его не было во Фрайбурге, а его ассистенты и коллеги по-прежнему в основном евреи. Что отчасти было правдой - и спустя короткое время он и пальцем не пошевельнет, когда уволят его ассистента, наполовину еврея.

Вместе с Ясперсом, тоже наставником Арендт, они послушали пластинку с григорианской музыкой. Политику, судя по всему, не обсуждали. «Он уехал раньше, чем планировалось, - вспоминал Ясперс, женатый на еврейке. - «Нужно включаться», - сказал Хайдеггер, имея в виду быстрое развитие национал-социалистической реальности». Потом в апрельском письме Ясперсу Хайдеггер напишет: «Мы врастаем в новую действительность». И снова о необходимости включенности - Einsatzstelle - на этот раз философии в новую реальность.

21 апреля 1933-го Хайдеггер был избран ректором Фрайбургского университета в рамках гляйхшальтунга, который в соответствии с новым нацистским законом «о восстановлении государственной службы» означал, прежде всего, чистку учреждений, в том числе образовательных, от «неарийцев». В то время Ясперс полагал, что для его друга Мартина это было «данью времени» и вообще попыткой своим именем и профессиональным весом защитить университет и академические свободы.

В день вступления в должность ректора, еще до того, как он присоединился к НСДАП, Хайдеггер прошел подлинную нацистскую инициацию - утвердил увольнение своего учителя Эдмунда Гуссерля. Прощальное письмо супруге Гуссерля Мальвине написала жена Хайдеггера Эльфрида, ставшая нацистской активисткой. Новый закон она назвала «суровым, но разумным с немецкой точки зрения». Гуссерль не уехал из Германии и умер в 1938 году. Архив философа, как и его жену, спас (перевез в Бельгию) католический философ и священник Герман Ван Бреда.

В 1933-м Ханну Арендт ожидал первый краткосрочный арест и почти случайное освобождение - вероятно, ею был очарован один чиновник криминальной полиции. Она бежала из Германии через Прагу в Париж. Больше всего будущего автора «Истоков тоталитаризма» и «Банальности зла» поразило преображение, произошедшее с коллегами - немецкими интеллектуалами. Вот фрагмент из ее заметок о 1933 годе:

«Вы же знаете, что означало Gleichschaltung. Оно подразумевало, что этому процессу поддавались друзья. Ведь личная проблема состояла не в том, что творили наши враги, а как раз в том, что делали наши друзья. И тогда на волне этой унификации, которая была достаточно добровольной, во всяком случае, не исполнялась под давлением террора, вокруг того или иного человека образовывалось пустое пространство. И я могу утверждать, что среди интеллектуалов такое унифицирующее подчинение стало, так сказать, правилом».

Переключались, унифицировались, нивелировались, усреднялись, стремились к однородности очень и очень многие. Многие, образовывавшие пугливое конформистское большинство. Даже те, от кого до поры до времени этого не требовалось. В условиях всеобщего, allgemeine, гляйхшальтунга это явление называлось «самогляйхшальтунгом» - Selbstgleichschaltung.

Много позже Арендт напишет:

«Как соблазнительно было, например, просто игнорировать невыносимо глупую болтовню нацистов. Но как бы ни хотелось поддаться такому искушению и уютно укрыться во внутреннюю жизнь, результатом всегда будет утрата - заодно с действительностью - и самой человечности».
Так немецкое общество сдавалось. Одновременно быстро и постепенно. Приспосабливаясь всякий раз к новым обстоятельствам. Большинство просто выжидало, приняв правила игры и стараясь быть незаметными, иной раз защищенными оберегами - например, нацистскими значками на лацкане пиджака. Примерно так же вели себя многие на оккупированных нацистами территориях. Тех жителей Парижа, которые просто пережидали оккупацию, называли les attentistes, «ждунами». Когда гитлеровцы были изгнаны в августе 1944-го, им даже не понадобилось перемещаться из одного кафе в другое - они просто никуда не уходили из-за своего любимого столика.

Несколько видов духовной смерти

О начале гляйхшальтунга, весне 1933-го, писал Себастьян Хафнер в «Истории одного немца», исключительно глубокой и талантливой книге о попытках молодого юриста продержаться в нацистской Германии хотя бы какое-то время.

«Выравнивание» (под этим словом снова понимается столь многозначный гляйхшальтунг. - А. К.), то есть захват нацистами всех учреждений, местных органов власти, руководства крупных компаний, союзов, обществ и прочих объединений, шло полным ходом, но теперь оно было педантично-систематичным. Нацистская революция обзавелась чиновничьей физиономией»

Себастьян Хафнер рассуждал - в том числе для себя, в практическом смысле, - о технологии приспособления к новой, обрушившей все основы прежней жизни, действительности. Он классифицировал адаптационные практики на несколько типов соблазнов.

Первое искушение - «перебежать на сторону победителя. Маленький пакт с дьяволом - и ты уже не среди узников и гонимых, но среди победителей и преследователей».

Так поступили, возможно, миллионы простых немцев, но и не простых тоже: Рихард Штраус быстро подчинился правилам и проявлял активность, Герхарт Гауптман вывесил у себя на доме нацистский флаг. При этом Хафнер отмечал: все эти люди потом скажут, что «никогда нацистами не были». Так, разумеется, и случилось. В 1945-м Клаус Манн брал интервью у Штрауса - ни тени раскаяния! А какими ценителями музыки, по словам композитора, были Ганс Франк, генерал-губернатор Польши (приговоренный в Нюрнберге к смертной казни), и Бальдур фон Ширах, гауляйтер Вены (20 лет в Шпандау)…

В одном из писем июля 1945 года Клаус Манн замечал: «Нацистов, как теперь это выясняется, никогда не было в Германии; даже Герман Геринг, по существу, не был таковым. Сплошная «внутренняя эмиграция»!

Вдруг все обнаруживают свое демократическое прошлое и, если это как-то возможно, свою «неарийскую бабушку». На еврейских предков огромный спрос». Еврейская бабушка - не роскошь, а средство выживания…

Второе искушение по Хафнеру - бегство в иллюзии: «Эти были люди, которые сначала абсолютно убежденно, а позднее со всеми признаками сознательного, судорожного самообмана из месяца в месяц твердили о неизбежном конце режима». Одна из опасностей депрессивного состояния - озлобление, «мазохистское погружение в ненависть, страдание и безграничный пессимизм». Жизнь с «перекошенными лицами».

Еще одно искушение - отвернуться, «уклоняться не только от соучастия, но и от любых опустошений, производимых болью». Именно в то время, писал Хафнер, увидело свет множество идиллических книг, полных «овечьих колокольцев, полевых цветов, счастья летних детских каникул, первой любви, запаха сказок, печеных яблок и рождественских елок». Эта компенсаторная реакция происходила «в самый разгар погромов, шествий, строительства оборонных заводов».

Это, уточнял Хафнер, был «выбор между тем или иным видом духовной смерти». Фейхтвангер начал писать свой страшный роман "Семья Опперман" ( в советских изданиях "Семья Оппенгейм", так было в амстердамском издании) по самым горячим следам в апреле 1933-го, и в сентябре уже его закончил. Он торопился показать миру, что представляет собой гитлеровская Германия, какова механика и динамика погружения во тьму и архаику. Чтобы ни у кого не было никаких иллюзий:

«Оказалось нетрудным… развить атавистические инстинкты, пещерные страсти - и тонкая оболочка культуры прорвалась… Внешне страна была такой, как всегда. Катились трамваи и автомобили, функционировали рестораны и даже театры, хотя они и работали теперь по указке… Очень многие проявляли равнодушие к общественной жизни. Они верили в обманчивое спокойствие будней, в искусственное веселье празднеств и манифестаций.

В эту пору в Германии научились лгать. Вслух фашистов прославляли, а втайне проклинали. Одевались в коричневый цвет нацистов, а в сердце таили красный цвет их врагов. «Бифштексы» - называли они сами себя (потому что, как бифштексы, были коричневы снаружи и красны внутри). Партия «бифштексов» была куда многочисленнее партии фюрера»

А заканчивается все переписанными учебниками истории для школьников, введением курса геополитики в школе («Прежде всего мы должны сражаться, чтобы сделать Германию сильной, и затем мы должны прийти на помощь немцам за границей»), «Сборником артиллерийских задач для старших классов средней школы». И задачкой: «Евреи являются чужаками в Германии. В 1933 году в Германском рейхе из 66 060 000 населения было 499 682 еврея. Каков общий процент чужаков?»

***

…И все-таки - как это могло произойти? Надменный аристократ с монархическими взглядами, ненавистник пруссачества, журналист и писатель Фридрих Рек-Маллечевен с 1936-го по 1944-й вел дневник, который он был вынужден прятать - закапывать в поле. В августе 1936 года Рек сформулировал этот вопрос в такой редакции:

«…ломаю голову над вечной загадкой - как народ, который еще несколько лет назад так ревностно охранял свои права, в одночасье погрузился в летаргию, в которой не только терпит господство вчерашних бездельников, но и, какой стыд, уже не способен ощутить свой собственный позор как позор».

В 1944-м на писателя донес издатель. В феврале 1945-го автор «Дневника отчаявшегося» погиб в Дахау.

Проблема не совсем в немцах. Арендт в эссе со многое объясняющим названием «Организованная вина» писала:

«На протяжении многих лет мы встречали немцев, которые заявляют, что им стыдно быть немцами. И у меня часто возникал соблазн ответить, что мне стыдно быть человеком».

Система убийств, поясняла Арендт, «опирается не на фанатиков, не на прирожденных убийц, не на садистов; она полностью полагается на нормальность работяг и отцов семейств». Они не считают себя убийцами, потому что делают это «в силу своей профессии». То же с утонченными интеллектуалами, которые любили «проводить досуг, читая Гельдерлина и слушая Баха». И становились убийцами.

От просто человека к человеку толпы - один шаг. Что делать - обстоятельства, необходимость кормить семью, да и просто физически выжить; «я выполнял приказ»; «ты должен понять - я пять лет как безработный. Они могут сделать со мной все что угодно». Эти слова сказал один эсэсовец при случайной встрече своему бывшему однокласснику-еврею, оказавшемуся в Бухенвальде. «Ты должен понять…»

----------------------------------------

Тут огромная коллекция цитат, я ее ощутимо сократил. Потому что Андрея Колесникова интересует вопрос как стали и притом достаточно быстро стали соучастниками нацизма интеллектуалы высшей пробы: дирижеры и философы, писатели и ученые. Притом стали просто с пугающей быстротой.

И мы сегодня воочию наблюдаем за процессом в реальном времени - мы все наблюдаем в России. И бегство в узкую профессию и ура-патриотизм. Вот не знаю как насчет сказок и пасторалей.

Явление описывают, но конечно важны внутренние процессы и важна социология - тем не менее даже то что я понимаю я , если можно так выразиться, не постигаю - т.е. не могу ощутить кожей, не могу почувствовать так сказать изнутри.

И я не согласен с теми кто ищет истоки в особой генетике, этого точно нет. Культурный код - куда ближе. НО ведь меня самого воспитывали вполне себе русским имперцем. У меня и сегодня спазмы в горле когда поют "Плещут холодные волны".

И вот вопреки этому всему я не постигаю - ну как же так, ведь вранье просто бьет в глаза изо всех щелей. Как же приличные и образованные люди становятся искренними путинистами?

НО пытаюсь понять - ведь Россия нашим соседом останется

интеллигенция, превращение, Россия, НГ, фашизм

Previous post Next post
Up