Алексей Левинсон о состоянии российского общества: шок практически отсутствует
Мое внимание на это интервью Алексея Левинсона обратил elanor_x, за что ему отдельное спасибо. Левинсон конечно уже стар, он всего на год моложе меня. Но он знает о российском обществе очень много и это знание при нем. Потому его стоит послушать и стоит прислушаться. Если я правильно его понимаю, то некоторыми чертами своего поведения русские удивили даже Левинсона, а ведь это очень непросто.
Я првожу только часть интервью, те, кому материал показался интересным могут познакомитьсяы со всем материалом полностью оп адресу
https://storm100.livejournal.com/13549326.html?utm_source=embed_post
--------------------------------------------------
- Главная тема последнего месяца - вторжение ВСУ в Курскую область. Из исследования «Левада-Центра» следует, что это событие вызвало беспокойство у подавляющего большинства россиян (91%), однако шок, вызванный вторжением, уже прошел. Почему, на ваш взгляд, шок прошел так быстро и о чем это говорит?
- Действительно, 63% респондентов заявили, что атака ВСУ на Курскую область вызвала у них сильное беспокойство, а еще 28% отметили, что это их скорее беспокоит. Однако данные фокус-групп показали,что значительного беспокойства, которое можно было бы себе представить, не было. Поэтому оно и улеглось быстро.
На открытый вопрос о беспокойстве, связанном с нападением, около 40% ответили, что их волнует гибель людей и жертвы. Примерно четверть опрошенных указали на опасения, связанные с тем, что война пришла на территорию России. Это небольшое число людей, хотя, казалось бы, это как раз те страхи, которые были с самого начала СВО и которые материализовались.
То есть шок от того, что это происходит на нашей земле, практически отсутствует. Эта тема воспринимается абстрактно, без конкретного осознания. Те, кто реагирует на события, воспринимают их скорее как стихийное бедствие: люди гибнут, но мыслей о причинах, почему это происходит, в их ответах нет.
То, что реакции общества оказались менее выразительными, чем можно было ожидать, связано с состоянием эмоциональной анестезии или оцепенения, отмечаемым уже более двух лет. Исследователи наблюдают низкий уровень эмоциональной реакции на события, которые в других условиях могли бы вызвать сильные переживания. Эмоциональные реакции большинства не развиваются ни в положительную, ни в отрицательную сторону. СВО общество неохотно осознавало как войну (в отличие от меньшинства, решившего от нее бежать). «Спецоперацию» можно воспринимать нейтрально. А действия наших ВС - позитивно. Просто потому, что это «наши».
Это в каком-то смысле феноменально. Я не представляю, где и когда в нашей истории, или вообще в истории, военные действия воспринималась подобным образом. Их динамика никак не влияет на общественное мнение и спокойствие. Как исследователь российского общества, я не могу точно объяснить, почему большинство в России почти не реагирует на события войны, даже на перенос военных действий на территорию РФ. Но я подчеркиваю, что это не национальная черта россиян, а особое состояние общества в нынешней ситуации.
Около 10% россиян говорят, что беспокоятся о том, что удары могут достичь их региона, но это не так много - такие опасения остаются маргинальными. Прилеты дронов, взрывы и разрушения воспринимаются как отдельные события, но осознания того, что война теперь касается и нас, нет. Конечно, это говорится про тех, у кого не разрушило дом и не убило, не покалечило кого-то рядом.
- Отличается ли это от ситуации с мобилизацией, когда вроде бы было ощущение, что это касается каждого?
- Мобилизация представляет собой сложное явление: сначала эти события казались далекими, но затем они неожиданно вошли в семьи, и это воздействие действительно было шоковым. Но с тех пор ситуация изменилась, и многие люди идут воевать по контракту, что свидетельствует о своего рода нормализации войны. Окажется ли новая мобилизация таким же потрясением? Для тех, кого будут забирать, для их семей - вероятно, окажется.
Отношение россиян к участию срочников и контрактников в военных действиях кардинально различается. Контрактник, считают люди, сам сделал свой выбор, независимо от того, по каким причинам - из патриотических соображений или за деньги. Если он погибает или получает увечья, горе остается в кругу его семьи. Публичного горевания по этому поводу мы не наблюдаем.
Совсем другое отношение к призывникам-срочникам. С самого начала было распространено мнение, что посылать их в зону, где идут военные действия, нельзя, и реакция на это была соответствующей (в начале марта 2022 года Минобороны России признало(https://t.me/zvezdanews/71894), что солдаты-призывники участвуют в боевых действиях. - The Bell). Правительство, президент и военные услышали это и дали обещания, что срочники не будут участвовать в боевых действиях. Но из-за большой потребности в живой силе эти обещания нарушаются, что, тем не менее, не вызывает - пока, по крайней мере - ожидавшегося сильного общественного возмущения. Мы не видим массового движения, сопоставимого по силе с движением солдатских матерей в годы прошлых войн.
Власти придают огромное значение тому, как называется происходящее, и запрещают использовать другие термины. За нарушение этого запрета многие люди заплатили своей свободой. Они подверглись репрессиям только за то, что назвали события иначе. Это подчеркивает, что для власти символическая сторона происходящего имеет огромное значение. В то же время общество реагирует иначе - с равнодушием или поверхностно, не вникая в суть. Формальное одобрение есть, но общество не желает вглядываться ни в суть, ни в символическое ее прикрытие. Это создает парадоксальную ситуацию, когда власть придает особое значение словам, а общество остается безучастным.
Начало спецоперации, когда большой контингент российских войск вторгся на территорию другой страны, было неожиданностью для большинства россиян. Страны, которые считались дружественными и братскими, вдруг стали врагами. Однако это не вызвало критики со стороны большинства. Меньшинство - немалое, но все же меньшинство, молча бросилось вон из страны. Голоса другого меньшинства - оставшегося здесь и решавшегося хоть как-то протестовать, хоть писать на стенах «Нет войне!» - были заглушены, не услышаны. Логика большинства была такая: раз Путин решил, значит, так и надо, - это традиционная и понятная реакция.
Если опять говорить о том, что происходит - или, по видимости, не происходит - с российским обществом в последние два года, то, по-моему, внутри идет процесс адаптации. Адаптация как раз и состоит в том, чтобы максимально сгладить эффект от изменений ситуации, сделать вид, что их нет, или найти способы их компенсировать. Поэтому я бы сказал, что главное не в изменении российского общества, а в его борьбе за то, чтобы не меняться. Это, на мой взгляд, и есть ключевая особенность сегодняшней ситуации.
Повторю: в ответ на радикальные и значительные изменения внешней ситуации, которые нам, как наблюдателям, кажутся колоссальными, российское общество стремится минимизировать изменения в своем образе жизни, мышлении и чувствах. Общество, словно для самого себя, а не для внешних наблюдателей, продолжает создавать иллюзию, что ничего не изменилось.
Позицию готовности к переговорам часто объясняют усталостью от войны. Однако прямого проявления этой усталости мы не видим. Люди, конечно, предпочли бы жить так, как до войны, но при этом не готовы платить за мир ценой полного отказа от занятых территорий или тем более репараций. Настроение в обществе сейчас такое, что, мол, раз начали, то надо довести до конца.
Чтобы это настроение изменилось, общественное сознание должно перейти в совсем другую модальность, в состояние «а пошло оно все!». Это означает полное разочарование и готовность все бросить, когда становится все равно, что будет дальше. Но для этого должно возникнуть состояние массового общественного отчаяния, а пока таких признаков не наблюдается.
У россиян отношение такое: раз мы это завоевали, то отдать будет означать поражение. Если по условиям какого-то мирного договора мы уходим с этих территорий, это будет воспринято как-то, что их у нас отбили. Это значит, что мы потерпели поражение, а это нестерпимо для большинства россиян.
Что касается уважения, то из разговоров на фокус-группах видно, что россияне уверены: противостоя Америке и НАТО, Россия пользуется симпатией и уважением значительной части мира, которая тоже не любит Америку. Эти страны, может быть, не могут противостоять США из-за отсутствия силы, а мы можем.
Это создает интересную конструкцию новой претензии на мировое лидерство, напоминающей времена, когда Советский Союз возглавлял движение неприсоединившихся стран. Сейчас возникает попытка реконструировать нечто подобное: за нами стоят Африка, Азия и другие страны, которые не любят Америку. Это воодушевляет россиян, потому что создает ощущение, что мир не полностью против нас, в отличие от ощущения блокады, которая началась после «присоединения» Крыма в 2014 году.
Россия против всего половины мира, Америки, Запада, НАТО - это что-то очень воодушевляющее для людей. Эта конструкция позволяет себе приписать, что мы на стороне добра, а они на стороне зла. Даже если ты не религиозный человек, ты можешь почувствовать, что соприкасаешься с чем-то большим, значимым.
Поэтому колоссально важно, что нам противостоит не просто Украина, а что-то большее. Это позволяет нам чувствовать себя достойными уважения. В этом смысле и Путин отчасти создал ситуацию, в которой мы можем себя уважать. И это очень многое значит.
------------------------------------------------
Вот вам корректное описание русского общества. Оно гордится тем, что делает. А то что убивают людей русских не волнует вообще - ведь за это их и уважают. Они остались в начале ХХ века. И Путин просто выражает чувства и мысли большинства. И что для меня удивительней всего - от уровня образования это у русских не зависит - они начали бандитскую войну, значит если они победят, они будут собой довольны.
О законности справедливости и проч. они не думают вообще - т.е. эти понятия у них вообще отсутствуют в головах.
А мы еще удивлялись Буче.
Постпиграф
Господа, вы звери, господа
/"Раба любви"/