Маленькие люди. И наши большие пониматели из сетей
Михаил Дубинянский
В последнюю ноябрьскую субботу Украина вспоминает о миллионах жертв большевистского Голодомора.
Будем откровенны: современному украинскому блогеру или гражданскому активисту гораздо легче отождествлять себя с деятелями "расстрелянного возрождения", с погибшими членами ОУН или на худой конец с репрессированными национал-коммунистами. С теми, кто жил насыщенной интеллектуальной жизнью, размышлял о судьбах планеты, боролся за свои высокие идеалы - и органично вписался бы в повестку нашего Фейсбука.
Но жертвы Голодомора в своей массе были не такими. Подавляющее большинство погибших от рукотворного голода в 1932-1933 годах - это маленькие люди. Сельские обыватели, погруженные в собственный семейно-бытовой мир и далекие не только от строительства социализма, но и от любого другого "-изма". Недостаточно образованные, не говорившие на иностранных языках, не читавшие ни Маркса, ни Донцова.
Они не ставили перед собой великих целей. Они просто хотели жить: жить для себя и своих близких, а не для сталинского государства. Они часто бывали слабыми и пассивными, наивными и ограниченными, поступавшими иррационально и безрассудно.
Под натиском беспощадной идеологической машины, обрекшей их голодную муку, они нередко ломались как личности и теряли человеческий облик. А умирали страшной, но обычно совсем не героической смертью.
Между ними и сегодняшними представителями прогрессивной украинской общественности - ментальная пропасть.
Если кто-то более или менее близок к маленьким людям 1930-х годов, так это современные маленькие люди. Такие же приземленные обыватели, живущие ради себя и своих родных и далекие от государственного строительства.
По иронии судьбы, политизированная интеллигенция, рефлексирующая над трагедией Голодомора и солидаризирующаяся с украинским крестьянством ХХ века, питает стойкую антипатию к современному маленькому человеку. Безыдейный украинский обыватель зачастую воспринимается как унтерменш, как существо низшего порядка. В лучшем случае он выступает объектом плохо скрываемого презрения. В худшем - объектом неприкрытой ненависти.
Это их заклеймил позором главный украинский историк: "Большинство не читает книг. Большинство не знает ни одного иностранного языка. Большинство не видело мира не только за пределами Украины, а даже за пределами своего телевизора".
/Это автор про Вятровича - но он главный историк только у Порошенко, у историков он не историк вообще - В.Т./
Среди наших сетевых активистов распространено убеждение, что маленький человек всегда сам виноват в своих несчастьях.
Виноват в том, что оказался недостаточно умным, сильным, храбрым и волевым. В том, что поступал опрометчиво, верил чужой лжи, тешил себя необоснованными надеждами. В том, что не проявлял должной отваги, не сопротивлялся диктатуре и произволу, не защищал Родину с оружием в руках. Стало быть, он в любом случае получил по заслугам, и жалеть его нечего.
Если жизнь обывателя разрушена войной, если он теряет свой дом и своих близких, то это считается справедливой расплатой за отсутствие гражданской позиции. Если обыватель, наслушавшийся рассказов о неопасности COVID-19, тяжело заболевает и умирает в мучениях, это видится справедливой карой за невежество.
Дегуманизация обывателя стала для украинской блогосферы чем-то само собой разумеющимся. Милосердие и сочувствие успехом не пользуются. /Чистая правда - ИМХО - В.Т./
Отечественные лидеры мнений охотно бравируют циничностью и мизантропией: это модно, это трактуется как интеллектуальная мощь и привлекает аудиторию. Однако в четвертую субботу ноября те же твердокаменные элитаристы, непримиримые к маленькому человеку, включают нетипичный для себя гуманизм и оплакивают трагедию маленьких украинцев 1930-х. И в этом слишком много внутреннего диссонанса.
/Они не оплакивают трагедии маленьких украинцев. Они оплакивают трагедию украинского крестьянства и "Народа", а народ это нечто вечное и величественное; это вообще гуманисты того сорта, которые очень любят народ, но терпеть не могут население - В.Т. /
Пожалуй, честнее других оказался ныне покойный блогер Святослав Носов aka Горький Лук.
Пять лет назад он высказался о жертвах Голодомора с таким же цинизмом и презрением, как и о нынешних обывателях.
/Надо еще добавить, что текст Горького Лука отмечен принципиальным непониманием как экономики инудстриализации, какую мы строили, так и политики и психологии Сталина (см. здесь и здесь) и вообще переполнен ошибками, это помимо чванства и жестокости; забавно, что такой тип блогера у нас имеет репутацию патриота и даже демократа - В.Т.
Разумеется, текст про погибших "селюков" получился абсолютно неэтичным и оскорбительным, и на автора обрушилась буря негодования. Но, в отличие от многих коллег по перу, Горькому Луку нельзя было отказать в последовательности: к маленьким людям 30-х годов он подошел с той же безжалостной меркой, что и к современному плебсу.
Остается надеяться, что память о Голодоморе способна послужить смягчению нравов, и, оплакивая уничтоженных в 1932-1933 годах, мы откажемся от стигматизации ныне живущих.
И будем помнить о том, что всякий маленький человек прежде всего остается человеком.
Надежды юношей питают, усладу старцам подают По меркам времен Михайлы Васильевича, я уже лет 25 как старец, потому надежды меня не питают, но и услады особой тоже не вижу от них. А в остальном я с Дубинянским согласен. Возможно мое детство, частично проведенное в глухом украинском селе без электричества и преимущественно в "бабьем царстве" (мужчины остались на фронтах Второй мировой но и в 33-м, потому что мужчины и там мерли чаще) - и я там видел баб, многие из которых плохо понимали по русски и не больно умели читать-писать - но которых я даже не то, что полюбил - просто я ощущал себя таким же. Они меня любили и они меня воспитали - просто своей жизнью. Я не могу тогда и не могу теперь смотреть на них сверху вниз.
Вот на хвастливых полузнаек - могу, а на крестьян -нет. Это не заслуга - просто так сложилась жизнь.
Почти все комментарии, какие я хотел сказать, я оставил прямо в тексте. А добавить хочу - только одну цитату
Постпиграф
И что это за словечко такое - простой?
Это дубли у нас простые!
/Братья Стругацкие, "Понедельник..."/