Сердце имперца
Странный текст Анатолия Стреляного об Иосифе Бродском. Ну хотя бы потому, что украинец пишет о еврее как русский о другом русском, переживающем трагедию гибели империи. ОН действительно странный, и значит хотя бы в этом смысле любопытен
В сети опять вспомнили Иосифа Бродского, на сей раз - его высказывания 1993 года. "Я думаю, страна выдохлась. У людей просто нет сил. Нет сил, и, более того, нет четко очерченных соблазнов… Где-то в середине этих 70 лет Россию разбил паралич воли". Поэт, как, впрочем, всякий человек, судит о других по себе, хотя и считается, что иной из них выражает настроения всех. Выдохся к 1993 году сам Бродский. Это у него просто не стало сил. Это у него, а не у страны пропали четко очерченные соблазны.
А в стране - только что произошла величайшая революция. Во все тяжкие пустился ждавший своего часа частный интерес. Всходила заря бурного беззакония - того, что было потом названо "лихими девяностыми". Одними овладел азарт наживы, другими похоть халявы, третьими инстинкт (и могучий!) выживания. Порвались хозяйственные связи, рухнул рубль. Откуда ни возьмись явился спасительный бартер. Знаете, юные, что это такое? Сколько он требовал сил, изобретательности, отваги, ловкости, просто - знания страны, её хозяйства? Я лично нагрузил "газик" тонной сахара на заводе в соседнем селе и попер его через только что устроенную украинско-белорусскую границу в Минск, 500 км в одну сторону. С трехэтажным матом, слышать который могли одни галки на тополях, объезжал полевыми дорогами первые погранпункты. Какие происходили превращения лиц, какие закладывались биографии, какие общественные и хозяйственные сдвиги!
Последнюю четверть советского века страна не знала прямого, классического, поистине поволжского голода только потому, что покупала хлеб у дяди Сэма и его племянников. С уходом же этого века она почти мгновенно стала в ряд крупнейших кормилиц населения Земли. Паралич воли, говорите, мэтр?! Россия сама не заметила, как, похерив колхозы и совхозы, стала делить с Украиной первые места в ряду мировых экспортеров зерна и других продуктов земледелия. И вот Бродский с его сокрушением в те самые дни, когда начиналось это фантастическое дело…
Он был природный художник и очень умный человек. Он сразу, в отличие от всех русских, узрел главное, но главное для себя, не для них, а именно: что ушла Украина. Умный, но нисколько не великодушный, он не смог благословить этот уход и уже не мог ничего из происходящего послесоветского отмечать беспристрастно. Да и кому же, как не ему, было понимать, что без Украины нет России - нет такой России, какой она привыкла себя ощущать: Российской империи? А кто он без нее? В то время, может быть, ни одно русское сердце не болело так, как его - даже в буквальном смысле, он ведь был сердечник.
Сознательные имперцы, конечно, есть и сегодня, но их мало, и какие-то они ущербные: не столько ярятся, сколько тоскуют, ведь на их призывы как следует не откликаются ни верхи, ни низы. А Кремль беспокоит, что ему больше не ставят во всё извиняющую заслугу "возвращение" Крыма. Где-то уже мелькнул над молодежной толпой плакат с надписью: "Крым НЕ наш!" Когда-то высочайшее вероучение определялась тремя словами: православие, самодержавие, народность. Сейчас дело сводится тоже к трём словам: великодержавие, победность, кондовость. Такой своеобразный ВПК. Угадывается по-своему смелый, отдающий, правда, литературой, замысел. Проникновение западной современности, мол, не остановить, но несколько сдержать её напор, уравновесить её отечественной замшелостью, может быть, получится.
Как бы отнесся к этой мегаспецоперации Бродский, который так остро чувствовал, что привычная ему империя смиряется и наверняка смирится с самоликвидацией, даже не заметив, что, собственно, произошло?
...Прощевайте, хохлы! Пожили вместе, хватит.
Плюнуть, что ли, в Днипро: может, он вспять покатит,
брезгуя гордо нами, как скорый, битком набитый
отвернутыми углами и вековой обидой.
...Не поминайте лихом! Вашего неба, хлеба
нам - подавись мы жмыхом и потолком - не треба.
Нечего портить кровь, рвать на груди одежду.
Кончилась, знать, любовь, коли была промежду.
Ой-да левада-степь, краля, баштан, вареник.
Больше, поди, теряли: больше людей, чем денег.
Как-нибудь перебьемся. А что до слезы из глаза,
Нет на нее указа ждать до другого раза.
С Богом, орлы, казаки, гетманы, вертухаи!
Только когда придет и вам помирать, бугаи,
будете вы хрипеть, царапая край матраса,
строчки из Александра, а не брехню Тараса.
/Иосиф Бродский/
Да, ненавистник советской империи, Бродский в этом известном стихе предстает имперцем. Но меня всегда изумляло почти до немоты в этом стихе последняя строчка и даже только два последних слова. Про "брехню Тараса". Большой поэт и при этом человек очень большого ума не мог победить в себе впитанное с детства - принадлежность к некоему величию. Величию Империи, культуры, языка, литературы - и как оказалось все же и прежде всего к величию империи.
Кажется тут Стреляный прав. Но вот как быть с "брехней Тараса"? Когда-то один мой знакомый по сети спросил меня "а что это такое - национальный поэт" И я ему ответил:
"Это человек, одновременно ставший и соавтором национального мифа и его составной частью" - мне это мое определение и сегодня нравится.
Как же мог большой поэт и большая умница назвать "брехней" то, что для украинца стало неотъемлемой частью его национального мифа - значит и частью его мировосприятия вообще? Он же еще и человек огромной культуры и хорошо понимал и английский и американский национальный миф и понимал что русский. в котором он воспитан во-первых миф, а во вторых что такой миф есть у каждого народа, что он есть и у украинцев. Что становясь независимыми, украинцы именно реализуют свой национальный миф и заповит Шевченка.
Как же у него повернулась рука - а ведь у большого поэта не бывает случайных слов вообще - а тем более таких, определяющих звучание всего стиха?
Видимо давление русского имперского мифа поистине огромно, раз даже такой интеллект не смог устоять. И - я обращаюсь к своим соотечественникам, которые в последние пару дней очень много "хороших и добрых" слов сказали по адресу своих русских оппонентов, таких слов, какие и не всякий биндюжник в спокойном состоянии выговорит - дорогие украинцы, может нужно быть более снисходительным к нашим северным соседям?
Их сознание подверглось слишком мощной промывке. И да - большинство из них не устояло перед жаждой ложно понятоого величия и ложным ощущением собственного превосходства и присвоенных самими себе прав.
Все это плохо, и все это так. Однако примите в расчет: еще не известно, каким бы стал каждый из нас, будь он рожден между Уралом и Доном
В сети опять вспомнили Иосифа Бродского, на сей раз - его высказывания 1993 года. "Я думаю, страна выдохлась. У людей просто нет сил. Нет сил, и, более того, нет четко очерченных соблазнов… Где-то в середине этих 70 лет Россию разбил паралич воли". Поэт, как, впрочем, всякий человек, судит о других по себе, хотя и считается, что иной из них выражает настроения всех. Выдохся к 1993 году сам Бродский. Это у него просто не стало сил. Это у него, а не у страны пропали четко очерченные соблазны.
А в стране - только что произошла величайшая революция. Во все тяжкие пустился ждавший своего часа частный интерес. Всходила заря бурного беззакония - того, что было потом названо "лихими девяностыми". Одними овладел азарт наживы, другими похоть халявы, третьими инстинкт (и могучий!) выживания. Порвались хозяйственные связи, рухнул рубль. Откуда ни возьмись явился спасительный бартер. Знаете, юные, что это такое? Сколько он требовал сил, изобретательности, отваги, ловкости, просто - знания страны, её хозяйства? Я лично нагрузил "газик" тонной сахара на заводе в соседнем селе и попер его через только что устроенную украинско-белорусскую границу в Минск, 500 км в одну сторону. С трехэтажным матом, слышать который могли одни галки на тополях, объезжал полевыми дорогами первые погранпункты. Какие происходили превращения лиц, какие закладывались биографии, какие общественные и хозяйственные сдвиги!
Последнюю четверть советского века страна не знала прямого, классического, поистине поволжского голода только потому, что покупала хлеб у дяди Сэма и его племянников. С уходом же этого века она почти мгновенно стала в ряд крупнейших кормилиц населения Земли. Паралич воли, говорите, мэтр?! Россия сама не заметила, как, похерив колхозы и совхозы, стала делить с Украиной первые места в ряду мировых экспортеров зерна и других продуктов земледелия. И вот Бродский с его сокрушением в те самые дни, когда начиналось это фантастическое дело…
Он был природный художник и очень умный человек. Он сразу, в отличие от всех русских, узрел главное, но главное для себя, не для них, а именно: что ушла Украина. Умный, но нисколько не великодушный, он не смог благословить этот уход и уже не мог ничего из происходящего послесоветского отмечать беспристрастно. Да и кому же, как не ему, было понимать, что без Украины нет России - нет такой России, какой она привыкла себя ощущать: Российской империи? А кто он без нее? В то время, может быть, ни одно русское сердце не болело так, как его - даже в буквальном смысле, он ведь был сердечник.
Сознательные имперцы, конечно, есть и сегодня, но их мало, и какие-то они ущербные: не столько ярятся, сколько тоскуют, ведь на их призывы как следует не откликаются ни верхи, ни низы. А Кремль беспокоит, что ему больше не ставят во всё извиняющую заслугу "возвращение" Крыма. Где-то уже мелькнул над молодежной толпой плакат с надписью: "Крым НЕ наш!" Когда-то высочайшее вероучение определялась тремя словами: православие, самодержавие, народность. Сейчас дело сводится тоже к трём словам: великодержавие, победность, кондовость. Такой своеобразный ВПК. Угадывается по-своему смелый, отдающий, правда, литературой, замысел. Проникновение западной современности, мол, не остановить, но несколько сдержать её напор, уравновесить её отечественной замшелостью, может быть, получится.
Как бы отнесся к этой мегаспецоперации Бродский, который так остро чувствовал, что привычная ему империя смиряется и наверняка смирится с самоликвидацией, даже не заметив, что, собственно, произошло?
...Прощевайте, хохлы! Пожили вместе, хватит.
Плюнуть, что ли, в Днипро: может, он вспять покатит,
брезгуя гордо нами, как скорый, битком набитый
отвернутыми углами и вековой обидой.
...Не поминайте лихом! Вашего неба, хлеба
нам - подавись мы жмыхом и потолком - не треба.
Нечего портить кровь, рвать на груди одежду.
Кончилась, знать, любовь, коли была промежду.
Ой-да левада-степь, краля, баштан, вареник.
Больше, поди, теряли: больше людей, чем денег.
Как-нибудь перебьемся. А что до слезы из глаза,
Нет на нее указа ждать до другого раза.
С Богом, орлы, казаки, гетманы, вертухаи!
Только когда придет и вам помирать, бугаи,
будете вы хрипеть, царапая край матраса,
строчки из Александра, а не брехню Тараса.
/Иосиф Бродский/
Да, ненавистник советской империи, Бродский в этом известном стихе предстает имперцем. Но меня всегда изумляло почти до немоты в этом стихе последняя строчка и даже только два последних слова. Про "брехню Тараса". Большой поэт и при этом человек очень большого ума не мог победить в себе впитанное с детства - принадлежность к некоему величию. Величию Империи, культуры, языка, литературы - и как оказалось все же и прежде всего к величию империи.
Кажется тут Стреляный прав. Но вот как быть с "брехней Тараса"? Когда-то один мой знакомый по сети спросил меня "а что это такое - национальный поэт" И я ему ответил:
"Это человек, одновременно ставший и соавтором национального мифа и его составной частью" - мне это мое определение и сегодня нравится.
Как же мог большой поэт и большая умница назвать "брехней" то, что для украинца стало неотъемлемой частью его национального мифа - значит и частью его мировосприятия вообще? Он же еще и человек огромной культуры и хорошо понимал и английский и американский национальный миф и понимал что русский. в котором он воспитан во-первых миф, а во вторых что такой миф есть у каждого народа, что он есть и у украинцев. Что становясь независимыми, украинцы именно реализуют свой национальный миф и заповит Шевченка.
Как же у него повернулась рука - а ведь у большого поэта не бывает случайных слов вообще - а тем более таких, определяющих звучание всего стиха?
Видимо давление русского имперского мифа поистине огромно, раз даже такой интеллект не смог устоять. И - я обращаюсь к своим соотечественникам, которые в последние пару дней очень много "хороших и добрых" слов сказали по адресу своих русских оппонентов, таких слов, какие и не всякий биндюжник в спокойном состоянии выговорит - дорогие украинцы, может нужно быть более снисходительным к нашим северным соседям?
Их сознание подверглось слишком мощной промывке. И да - большинство из них не устояло перед жаждой ложно понятоого величия и ложным ощущением собственного превосходства и присвоенных самими себе прав.
Все это плохо, и все это так. Однако примите в расчет: еще не известно, каким бы стал каждый из нас, будь он рожден между Уралом и Доном