Тимоти Снайдер. Нацизм и экологические угрозы.
Книга американского профессора истории Тимоти Снайдера "Черная земля. Холокост как история и предостережения" (перевод книги - Павел Билак , Олеся Камышников , Татьяна Родионова , научная редакция: кандидат исторических наук Владимир Склокин (Украинский католический университет).
Название "Черная земля" (Black Earth)апеллирует к двум ассоциативным рядам: с одной стороны, речь идет о черноземе с прямой отсылкой к Украине и плодородным почвам в целом, с другой стороны - о планете Земля, которой грозит погружение во мрак.
Совместно с издательством сайт УП.Культура публикует сокращенную версию послесловия к книге. А я как редактор этого ЖЖ позволил себе перевести текст и еще немного его сократить.
И сегодня я публикую только первую половину текста.
И хотя даже и половина - это лонгрид, тем не менее настоятельно советую и даже прошу текст осилить - оно того стоит.
Государство занимало ключевую позицию в истории и тех, кто хотел убивать евреев, и тех, кто хотел их спасать. Мутация государственности в Германии после прихода Гитлера к власти в 1933 году, а затем ее уничтожение в Австрии, Чехословакии и Польши в 1938-1939 годах превратили евреев из граждан в объекты угнетения. Двойная атака на государственные институты балтийских государств и Польши - сначала советская в 1939-1940 годах, а затем немецкая в 1941 году - создала особое пространство для экспериментов, в котором теория "окончательного решения" стала практикой массового убийства.
"Холокост от пуль" ( Holocaust as mass shooting ) распространился на восток в советских Беларуси, Украине и России так далеко, как смогли дойти немецкие войска. Немецкая политика тотального истребления затем распространилась назад на запад, на территории, которые немцы завоевали еще до начала своего финального судьбоносного конфликта с СССР.
Устранение институтов было, однако, неравномерным. В Западной, Центральной и Южной Европе, Холокост распространялся в той степени, в которой ослабевали государства, и не более. Там, где политические структуры удержались, они оказывали поддержку и предоставляи средства людям, которые хотели помогать евреям.
Характеризуя Гитлера как антисемита или расиста-славянофоба, мы недооцениваем потенциал нацистской идеологии. Его представления о евреях и славянах - это не доведенные до крайности предрассудки, а скорее проявления последовательного мировоззрения, в котором содержался потенциал к изменению мира. Сочетание Гитлером политики и науки позволило ему представлять политические проблемы научными, а научные - политическими. Он, следовательно, поставил себя в центре круга, интерпретируя все данные согласно схеме идеального мира расового кровопролития, испорченного только гуманизирующим влиянием евреев.
Представляя евреев как экологическую угрозу, ответственную за дисгармонию планеты, Гитлер направил в конкретное русло и персонализировал неизбежное напряжение глобализации. Единственный действенный способ охраны окружающей среды в этом представлении - уничтожение политического врага; единственная действенная политика - очищение земли.
Невидимые силы мира - это не евреи-заговорщики, а физические, химические и биологические закономерности, которые мы способны постепенно все лучше описывать. Опыт европейской империи, такой важный для Гитлера, действительно имел биологическую составляющую, но не ту, которую он себе представлял.
Невидимое преимущество, которое позволило европейцам завоевать обе Америки, - не их врожденное расовое превосходство, а микробы, которых они нечаянно привезли в своих телах. Стремительное завоевание Нового Света, так восхитившее Гитлера, стало возможным потому, что завоевателям помогали микробы.
Представляя себе славян, которые сражаются, "как индейцы" на все более отдаленном рубеже, Гитлер игнорировал битву, которую индейцы не могли выиграть, - битву с инфекционными болезнями. Воюя на собственном континенте, немцы не обладали теми иммунологическими преимуществами, которые европейцы имели в Северной Америке. В Восточной Европе немцы настолько боялись болезней, что, называя евреев "тифозной бактерией", щадили евреев-врачей, чтобы те могли ухаживать за больными тифом немцами. Колонизатор должен был нести болезнь в своей крови, а не бояться ее в крови других. Он получил мир не путем очистки его от воображаемого загрязнения, а благодаря настоящему загрязнению, которое принес с собой.
Если разъединить науку и политику, то простой анализ вроде приведенного выше покажет, почему гитлеровское территориальное решение экологического кризиса не имело смысла. Как знал и сам Гитлер, в 1930-е годы существовала политическая альтернатива политике территориальной экспансии: немецкое государство отказывается от колонизации и поддерживает сельскохозяйственные технологии. Научный подход к проблеме сокращения ресурсов, который Гитлер настойчиво называл еврейской ложью, обещал гораздо больше выгод для немцев (и всех остальных), чем бесконечная война рас.
Ученые, среди которых было немало немцев, уже прокладывали путь для усовершенствований в сельском хозяйстве, известных как "зеленая революция". Если бы Гитлер не начал войну, которая привела его к самоубийству, то дожил бы до того дня, когда проблемой для Европы стал не недостаток продовольствия, а его избыток. Наука настолько быстро и щедро увеличила производство продовольствия, что гитлеровская идея борьбы потеряла немалую долю своей актуальности. В 1989 году, через сто лет после рождения Гитлера, мировые цены на продовольствие были примерно вдвое ниже, чем в 1939 году, когда началась Вторая мировая война, - и это несмотря на огромный прирост населения мира, а следовательно, и спроса.
Путем устранения политики и науки фюрер получил власть определять, что является благом для его расы. Сочетая то, что казалось моделью из прошлого (расовую империю), и то, что выглядело как неотложный вызов будущего (экологическую панику), нацистское мышление перекрыло защитные клапаны. Если в прошлом и будущем не было ничего, кроме борьбы и дефицита ресурсов, то все внимание уделялось настоящему. Психологическое желание найти спасение от чувства кризиса перевесило практическую направленность на осмысление будущего. Гитлер не представлял экосистему открытой для исследования и спасения: он считал, что сверхъестественный фактор - евреи - исказил ее. Определенные однажды как вечная и неизменная угроза для человеческого вида и всего естественного порядка, евреи стали объектом срочных и чрезвычайных мер.
Проверкой, которая должна была окончательно подтвердить истинность Гитлерового взгляда на природу, кампанией, которая должна была спасти немцев от невыносимого настоящего, была колониальная война против Советского Союза. Вторжение в СССР в 1941 году бросило миллионы немцев в водоворот войны на уничтожение на землях, населенных миллионами евреев. Это была именно та война, которой хотел Гитлер; кампании 1938-1940 годов были лишь подготовкой и импровизацией, приобретением опыта в уничтожении государств. Ход войны на восточном фронте создал две фундаментальные политические возможности. Сначала изображение славян как животных оправдало уничтожения их политических образований, что привело к появлению зон, где Холокост стал возможным. Затем проявилась глубокая политическая логика мышления Гитлера. Войну представляли и как колониальную (против славян), и как антиколониальную (против евреев).
По мере того, как колониальная война за Lebensraum встречала все более ожесточенное сопротивление Красной армии, усилия наци все больше концентрировались на борьбе за спасение мира от еврейского господства. А поскольку евреи якобы несли ответственность за идеи, что, как предполагалось, угнетали сильнее расы, то только их уничтожение могло обеспечить победу.
Эсэсовцы, которые в начале выступали разрушителями государств, начали массово уничтожать евреев. В местах, где немецкие власти заменила собой советские, значительная часть местного населения присоединилась к убийствам. В оккупированной Польше в 1942 году большинство евреев депортировали из их гетто и убили в газовых камерах, например в Треблинке. Евреи остальной Европы имели возможность пережить смертоносную гитлеровскую логику только в том случае, если они и их соседи сохранили связь с традиционными государственными институтами. В темных зонах отсутствия государственности евреям для того, чтобы уцелеть требовалась большая удача и благородная помощь.
Идея спасения воспринимается нами как близкая; идеология убийства - напротив от нас далека. Экологическая паника, уничтожение государств, колониальный расизм и глобальный антисемитизм могут показаться экзотикой. Большинство населения Европы и Северной Америки живет в эффективных государствах и воспринимает как должное базовые элементы суверенитета, сохранившие жизнь евреям и другим в годы войны: внешнюю политику, гражданство и бюрократию. За два поколения "зеленая революция" удалила страх голода из эмоций электората и словаря политиков. Открытое высказывание антисемитских идей в большей части западных стран составляет табу, хотя оно, кажется, ослабевает. Мы отделены от национал-социализма временем и удачей, поэтому легко отвергаем нацистские идеи, не задумываясь о том, как они действовали. Наша забывчивость убеждает нас, что мы не такие, как нацисты, и скрывает то общее, что есть у нас с ними.
Когда стандарты жизни путают с жизнью, богатое общество может начать войну против бедного во имя выживания. Десятки миллионов человек умерли на войне Гитлера не для того, чтобы немцы могли просто жить, а чтобы они могли реализовать американскую мечту в глобализированном мире.
Именно в этом моменте теория Гитлера дала ему возможность совместить глобализацию и внутреннюю политику. Он был прав, считая, что в эпоху глобальной коммуникации понятие богатства стало относительным и неустойчивым. После провала его намерения получить Lebensraum вследствие окончательного поражения Германии в 1945 году "зеленая революция" удовлетворила спрос в Европе и большей части мира, обеспечивая не только необходимое для простого физического выживания продовольствие, но и ощущение безопасности и ожидания изобилия. Впрочем, ни одно научное решение не вечно; политическое решение поддерживать науку позволяет выиграть время, но не гарантирует, что следующие решения будут хорошими. И возможно нас ждет новый момент выбора, несколько похожего на тот, с которым столкнулись немцы в 1930-х годах.
"Зеленая революция" - явление, которое больше всего отличает наш мир от мира Гитлера, - возможно, подходит к концу. И даже не потому, что на Земле много людей, а потому, что все большая часть населения требует все больших и надежных поставок пищи. Мировой уровень производства зерна в пересчете на душу населения достиг пика в 1980-х годах. В 2003 году самая населенная страна мира, Китай, стала нетто-импортером зерновых. В XXI веке мировые запасы зерновых никогда не превышали объема многомесячного потребления.
И хотя продовольствие в мире вряд полностью закончится, богатые общества, возможно, снова почувствуют беспокойство относительно будущих поставок.
Их элиты могут еще раз столкнуться с проблемой определения связи между политикой и наукой. Как показал Гитлер, их слияние открывает путь для идеологии, которая кажется способной и объяснить чувство паники и устранить его. Следуя сценарию массовых убийств, похожих на Холокост, лидеры развитого государства, поддавшись панике по поводу будущего дефицита или сознательно ее культивируя, могут начать действовать на опережение, определив определенную группу людей как источник экологической проблемы. Как показывает пример нацистов, присутствие весомых причин для беспокойства о выживании не является обязательным - достаточно мгновенной уверенности, что ради сохранения привычного образа жизни нужны решительные действия.
То, как меняется планета может сделать гитлеровские описания жизни, пространства и времени более правдоподобными. Ожидаемое в этом веке повышение среднемировой температуры на четыре градуса Цельсия изменит жизнь людей на большей части земного шара. Проблему усложняет непредсказуемость климатических изменений. Нынешние тенденции могут быть обманчивыми, поскольку не все связи уже проявились. Если исчезнут ледяные шапки, солнечное тепло будет поглощаться морской водой, а не отражаться обратно в космос. Если растает мерзлота в сибирской тундре, выделение метана из оттаявших почв способно многократно усилить парниковый эффект. Если бассейн Амазонки лишат джунглей, это высвободит огромный объем двуокиси углерода. Побережье, вероятно, затопит, но невозможно сказать, где и когда. Половина городов мира находится под угрозой, но какой из них исчезнет первым, мы знать не можем. Его конец наступит не от одной гигантской волны, а в результате кумулятивного действия множества прорывов.
Возможно, последствия невиданных штормов и безжалостных засух смогут поколебать уверенность в гарантированном доступе к основным ресурсам, что позволит гитлеровской политике возродиться. Как показал Гитлер в годы Великой депрессии, люди способны рисовать образ будущего кризиса таким образом, чтобы оправдать радикальные меры в настоящем. В условиях достаточно сильного напряжения или наличия достаточных навыков политики могут внедрить использованные Гитлером связи: между природой и политикой, между окружающей средой и домохозяйством, между потребностью и желанием. В глобальной проблеме, которая при других обстоятельствах кажется неразрешимой, можно обвинить отдельную группу человеческих существ.
Гитлер - дитя первой глобализации, появился под флагами империализма в конце XIX века. Мы дети второй глобализации конца XX века. Глобализация - ни проблема, ни спасение; это определенное состояние, которое имеет свою историю и несет особую интеллектуальную угрозу. У людей не осталось другого выбора, кроме как - что никогда не уставали подчеркивать Гитлер и Карл Шмитт - мыслить в масштабах всей планеты.
Когда глобальный порядок терпит крах, а таким был опыт многих европейцев в 1910-1930-х годах, упрощенный диагноз вроде гитлеровского кажется пригодным для того, чтобы прояснить глобальные проблемы ссылками на окружающую среду, сверхъестественные силы или заговор. Когда нормальные правила кажутся разрушенным, а ожидания разбиты вдребезги, можно оживить подозрение, что кто-то (евреи, например) неким образом исказил естественный порядок вещей. Понятно, что проблема действительно планетарного масштаба, такая, как изменение климата, требует глобального решения - и очевидным решением является определение глобального врага.
Мне трудно судить каким образом идеология Гитлера связывается с проблемами глобальной экологии и действительно ли Гитлер мысли подобным образом - сразу признаюсь, что Гитлера не читал.
Но то, что в условиях кризиса - даже не катастрофичного, не грозящего смертью, а угрожающего всего лишь сложившимся привычкам к определенному очень высокому стандарту потребления - вот уже такой угрозы может хватить. чтобы огромные толпы возбудились злобой и ринулись в опьяняющую стихию уничтожения себе подобных, особенно, если это можно сделать сравнительно безнаказанно.
Наши инстинкты - и это надлежит помнить постоянно - инстинкты социальных приматов - очень легко возбудить идей вины "иных" и идеологией "умри ты сегодня,а я завтра".
И как показывает опыт Гитлера, и в этом такой опыт имеет непреходящую ценность, весь налет цивилизованности и гуманизма слетает с людей в самые краткие сроки. И они начинают верить всему - и становятся потенциально готовыми на все, включая массовые убийства.
Поверила же огромная страна, что народ, который они считали несколько глуповатым и младшим но все-таки братом, причем им эту мысль о братстве внушали десятилетия, если не века - вот огромный народ поверил, что все его братья или как минимум большинство карателибандеровцывфашисты.
И благословил этот народ и аннексию, и войну и ограбление - при этом - вот что наиболее показательно - при этом сохраняя абсолютную убежденность в своей моральной правоте и неизмеримом умственном и нравственном превосходстве .
И как многократно убеждались украинцы - родственники и друзья из России верили во все в это свято, в свою правоту - еще святее, а при попытках украинцев возражать, просто швыряли трубку - примеров не десятки и не сотни, увы.
Я вовсе не хочу подчеркнуть недостатки некоей одной нации - напротив неоднократно указывал. что изменись условия - и возможно и даже весьма возможно украинцы оказались бы не лучше.
Я хочу обратить внимание на справедливость финального тезиса Снайдера - даже незначительного ухудшения материальных условий в обеспеченных странах - и новый гитлеризм с уже готовым набором идей, инструментов и средств может вырасти в кратчайшие сроки и в самых что ни на есть демократических странах.
Просто это и есть "человеческое, слишком человеческое"
Название "Черная земля" (Black Earth)апеллирует к двум ассоциативным рядам: с одной стороны, речь идет о черноземе с прямой отсылкой к Украине и плодородным почвам в целом, с другой стороны - о планете Земля, которой грозит погружение во мрак.
Совместно с издательством сайт УП.Культура публикует сокращенную версию послесловия к книге. А я как редактор этого ЖЖ позволил себе перевести текст и еще немного его сократить.
И сегодня я публикую только первую половину текста.
И хотя даже и половина - это лонгрид, тем не менее настоятельно советую и даже прошу текст осилить - оно того стоит.
Государство занимало ключевую позицию в истории и тех, кто хотел убивать евреев, и тех, кто хотел их спасать. Мутация государственности в Германии после прихода Гитлера к власти в 1933 году, а затем ее уничтожение в Австрии, Чехословакии и Польши в 1938-1939 годах превратили евреев из граждан в объекты угнетения. Двойная атака на государственные институты балтийских государств и Польши - сначала советская в 1939-1940 годах, а затем немецкая в 1941 году - создала особое пространство для экспериментов, в котором теория "окончательного решения" стала практикой массового убийства.
"Холокост от пуль" ( Holocaust as mass shooting ) распространился на восток в советских Беларуси, Украине и России так далеко, как смогли дойти немецкие войска. Немецкая политика тотального истребления затем распространилась назад на запад, на территории, которые немцы завоевали еще до начала своего финального судьбоносного конфликта с СССР.
Устранение институтов было, однако, неравномерным. В Западной, Центральной и Южной Европе, Холокост распространялся в той степени, в которой ослабевали государства, и не более. Там, где политические структуры удержались, они оказывали поддержку и предоставляи средства людям, которые хотели помогать евреям.
Характеризуя Гитлера как антисемита или расиста-славянофоба, мы недооцениваем потенциал нацистской идеологии. Его представления о евреях и славянах - это не доведенные до крайности предрассудки, а скорее проявления последовательного мировоззрения, в котором содержался потенциал к изменению мира. Сочетание Гитлером политики и науки позволило ему представлять политические проблемы научными, а научные - политическими. Он, следовательно, поставил себя в центре круга, интерпретируя все данные согласно схеме идеального мира расового кровопролития, испорченного только гуманизирующим влиянием евреев.
Представляя евреев как экологическую угрозу, ответственную за дисгармонию планеты, Гитлер направил в конкретное русло и персонализировал неизбежное напряжение глобализации. Единственный действенный способ охраны окружающей среды в этом представлении - уничтожение политического врага; единственная действенная политика - очищение земли.
Невидимые силы мира - это не евреи-заговорщики, а физические, химические и биологические закономерности, которые мы способны постепенно все лучше описывать. Опыт европейской империи, такой важный для Гитлера, действительно имел биологическую составляющую, но не ту, которую он себе представлял.
Невидимое преимущество, которое позволило европейцам завоевать обе Америки, - не их врожденное расовое превосходство, а микробы, которых они нечаянно привезли в своих телах. Стремительное завоевание Нового Света, так восхитившее Гитлера, стало возможным потому, что завоевателям помогали микробы.
Представляя себе славян, которые сражаются, "как индейцы" на все более отдаленном рубеже, Гитлер игнорировал битву, которую индейцы не могли выиграть, - битву с инфекционными болезнями. Воюя на собственном континенте, немцы не обладали теми иммунологическими преимуществами, которые европейцы имели в Северной Америке. В Восточной Европе немцы настолько боялись болезней, что, называя евреев "тифозной бактерией", щадили евреев-врачей, чтобы те могли ухаживать за больными тифом немцами. Колонизатор должен был нести болезнь в своей крови, а не бояться ее в крови других. Он получил мир не путем очистки его от воображаемого загрязнения, а благодаря настоящему загрязнению, которое принес с собой.
Если разъединить науку и политику, то простой анализ вроде приведенного выше покажет, почему гитлеровское территориальное решение экологического кризиса не имело смысла. Как знал и сам Гитлер, в 1930-е годы существовала политическая альтернатива политике территориальной экспансии: немецкое государство отказывается от колонизации и поддерживает сельскохозяйственные технологии. Научный подход к проблеме сокращения ресурсов, который Гитлер настойчиво называл еврейской ложью, обещал гораздо больше выгод для немцев (и всех остальных), чем бесконечная война рас.
Ученые, среди которых было немало немцев, уже прокладывали путь для усовершенствований в сельском хозяйстве, известных как "зеленая революция". Если бы Гитлер не начал войну, которая привела его к самоубийству, то дожил бы до того дня, когда проблемой для Европы стал не недостаток продовольствия, а его избыток. Наука настолько быстро и щедро увеличила производство продовольствия, что гитлеровская идея борьбы потеряла немалую долю своей актуальности. В 1989 году, через сто лет после рождения Гитлера, мировые цены на продовольствие были примерно вдвое ниже, чем в 1939 году, когда началась Вторая мировая война, - и это несмотря на огромный прирост населения мира, а следовательно, и спроса.
Путем устранения политики и науки фюрер получил власть определять, что является благом для его расы. Сочетая то, что казалось моделью из прошлого (расовую империю), и то, что выглядело как неотложный вызов будущего (экологическую панику), нацистское мышление перекрыло защитные клапаны. Если в прошлом и будущем не было ничего, кроме борьбы и дефицита ресурсов, то все внимание уделялось настоящему. Психологическое желание найти спасение от чувства кризиса перевесило практическую направленность на осмысление будущего. Гитлер не представлял экосистему открытой для исследования и спасения: он считал, что сверхъестественный фактор - евреи - исказил ее. Определенные однажды как вечная и неизменная угроза для человеческого вида и всего естественного порядка, евреи стали объектом срочных и чрезвычайных мер.
Проверкой, которая должна была окончательно подтвердить истинность Гитлерового взгляда на природу, кампанией, которая должна была спасти немцев от невыносимого настоящего, была колониальная война против Советского Союза. Вторжение в СССР в 1941 году бросило миллионы немцев в водоворот войны на уничтожение на землях, населенных миллионами евреев. Это была именно та война, которой хотел Гитлер; кампании 1938-1940 годов были лишь подготовкой и импровизацией, приобретением опыта в уничтожении государств. Ход войны на восточном фронте создал две фундаментальные политические возможности. Сначала изображение славян как животных оправдало уничтожения их политических образований, что привело к появлению зон, где Холокост стал возможным. Затем проявилась глубокая политическая логика мышления Гитлера. Войну представляли и как колониальную (против славян), и как антиколониальную (против евреев).
По мере того, как колониальная война за Lebensraum встречала все более ожесточенное сопротивление Красной армии, усилия наци все больше концентрировались на борьбе за спасение мира от еврейского господства. А поскольку евреи якобы несли ответственность за идеи, что, как предполагалось, угнетали сильнее расы, то только их уничтожение могло обеспечить победу.
Эсэсовцы, которые в начале выступали разрушителями государств, начали массово уничтожать евреев. В местах, где немецкие власти заменила собой советские, значительная часть местного населения присоединилась к убийствам. В оккупированной Польше в 1942 году большинство евреев депортировали из их гетто и убили в газовых камерах, например в Треблинке. Евреи остальной Европы имели возможность пережить смертоносную гитлеровскую логику только в том случае, если они и их соседи сохранили связь с традиционными государственными институтами. В темных зонах отсутствия государственности евреям для того, чтобы уцелеть требовалась большая удача и благородная помощь.
Идея спасения воспринимается нами как близкая; идеология убийства - напротив от нас далека. Экологическая паника, уничтожение государств, колониальный расизм и глобальный антисемитизм могут показаться экзотикой. Большинство населения Европы и Северной Америки живет в эффективных государствах и воспринимает как должное базовые элементы суверенитета, сохранившие жизнь евреям и другим в годы войны: внешнюю политику, гражданство и бюрократию. За два поколения "зеленая революция" удалила страх голода из эмоций электората и словаря политиков. Открытое высказывание антисемитских идей в большей части западных стран составляет табу, хотя оно, кажется, ослабевает. Мы отделены от национал-социализма временем и удачей, поэтому легко отвергаем нацистские идеи, не задумываясь о том, как они действовали. Наша забывчивость убеждает нас, что мы не такие, как нацисты, и скрывает то общее, что есть у нас с ними.
Когда стандарты жизни путают с жизнью, богатое общество может начать войну против бедного во имя выживания. Десятки миллионов человек умерли на войне Гитлера не для того, чтобы немцы могли просто жить, а чтобы они могли реализовать американскую мечту в глобализированном мире.
Именно в этом моменте теория Гитлера дала ему возможность совместить глобализацию и внутреннюю политику. Он был прав, считая, что в эпоху глобальной коммуникации понятие богатства стало относительным и неустойчивым. После провала его намерения получить Lebensraum вследствие окончательного поражения Германии в 1945 году "зеленая революция" удовлетворила спрос в Европе и большей части мира, обеспечивая не только необходимое для простого физического выживания продовольствие, но и ощущение безопасности и ожидания изобилия. Впрочем, ни одно научное решение не вечно; политическое решение поддерживать науку позволяет выиграть время, но не гарантирует, что следующие решения будут хорошими. И возможно нас ждет новый момент выбора, несколько похожего на тот, с которым столкнулись немцы в 1930-х годах.
"Зеленая революция" - явление, которое больше всего отличает наш мир от мира Гитлера, - возможно, подходит к концу. И даже не потому, что на Земле много людей, а потому, что все большая часть населения требует все больших и надежных поставок пищи. Мировой уровень производства зерна в пересчете на душу населения достиг пика в 1980-х годах. В 2003 году самая населенная страна мира, Китай, стала нетто-импортером зерновых. В XXI веке мировые запасы зерновых никогда не превышали объема многомесячного потребления.
И хотя продовольствие в мире вряд полностью закончится, богатые общества, возможно, снова почувствуют беспокойство относительно будущих поставок.
Их элиты могут еще раз столкнуться с проблемой определения связи между политикой и наукой. Как показал Гитлер, их слияние открывает путь для идеологии, которая кажется способной и объяснить чувство паники и устранить его. Следуя сценарию массовых убийств, похожих на Холокост, лидеры развитого государства, поддавшись панике по поводу будущего дефицита или сознательно ее культивируя, могут начать действовать на опережение, определив определенную группу людей как источник экологической проблемы. Как показывает пример нацистов, присутствие весомых причин для беспокойства о выживании не является обязательным - достаточно мгновенной уверенности, что ради сохранения привычного образа жизни нужны решительные действия.
То, как меняется планета может сделать гитлеровские описания жизни, пространства и времени более правдоподобными. Ожидаемое в этом веке повышение среднемировой температуры на четыре градуса Цельсия изменит жизнь людей на большей части земного шара. Проблему усложняет непредсказуемость климатических изменений. Нынешние тенденции могут быть обманчивыми, поскольку не все связи уже проявились. Если исчезнут ледяные шапки, солнечное тепло будет поглощаться морской водой, а не отражаться обратно в космос. Если растает мерзлота в сибирской тундре, выделение метана из оттаявших почв способно многократно усилить парниковый эффект. Если бассейн Амазонки лишат джунглей, это высвободит огромный объем двуокиси углерода. Побережье, вероятно, затопит, но невозможно сказать, где и когда. Половина городов мира находится под угрозой, но какой из них исчезнет первым, мы знать не можем. Его конец наступит не от одной гигантской волны, а в результате кумулятивного действия множества прорывов.
Возможно, последствия невиданных штормов и безжалостных засух смогут поколебать уверенность в гарантированном доступе к основным ресурсам, что позволит гитлеровской политике возродиться. Как показал Гитлер в годы Великой депрессии, люди способны рисовать образ будущего кризиса таким образом, чтобы оправдать радикальные меры в настоящем. В условиях достаточно сильного напряжения или наличия достаточных навыков политики могут внедрить использованные Гитлером связи: между природой и политикой, между окружающей средой и домохозяйством, между потребностью и желанием. В глобальной проблеме, которая при других обстоятельствах кажется неразрешимой, можно обвинить отдельную группу человеческих существ.
Гитлер - дитя первой глобализации, появился под флагами империализма в конце XIX века. Мы дети второй глобализации конца XX века. Глобализация - ни проблема, ни спасение; это определенное состояние, которое имеет свою историю и несет особую интеллектуальную угрозу. У людей не осталось другого выбора, кроме как - что никогда не уставали подчеркивать Гитлер и Карл Шмитт - мыслить в масштабах всей планеты.
Когда глобальный порядок терпит крах, а таким был опыт многих европейцев в 1910-1930-х годах, упрощенный диагноз вроде гитлеровского кажется пригодным для того, чтобы прояснить глобальные проблемы ссылками на окружающую среду, сверхъестественные силы или заговор. Когда нормальные правила кажутся разрушенным, а ожидания разбиты вдребезги, можно оживить подозрение, что кто-то (евреи, например) неким образом исказил естественный порядок вещей. Понятно, что проблема действительно планетарного масштаба, такая, как изменение климата, требует глобального решения - и очевидным решением является определение глобального врага.
Мне трудно судить каким образом идеология Гитлера связывается с проблемами глобальной экологии и действительно ли Гитлер мысли подобным образом - сразу признаюсь, что Гитлера не читал.
Но то, что в условиях кризиса - даже не катастрофичного, не грозящего смертью, а угрожающего всего лишь сложившимся привычкам к определенному очень высокому стандарту потребления - вот уже такой угрозы может хватить. чтобы огромные толпы возбудились злобой и ринулись в опьяняющую стихию уничтожения себе подобных, особенно, если это можно сделать сравнительно безнаказанно.
Наши инстинкты - и это надлежит помнить постоянно - инстинкты социальных приматов - очень легко возбудить идей вины "иных" и идеологией "умри ты сегодня,а я завтра".
И как показывает опыт Гитлера, и в этом такой опыт имеет непреходящую ценность, весь налет цивилизованности и гуманизма слетает с людей в самые краткие сроки. И они начинают верить всему - и становятся потенциально готовыми на все, включая массовые убийства.
Поверила же огромная страна, что народ, который они считали несколько глуповатым и младшим но все-таки братом, причем им эту мысль о братстве внушали десятилетия, если не века - вот огромный народ поверил, что все его братья или как минимум большинство карателибандеровцывфашисты.
И благословил этот народ и аннексию, и войну и ограбление - при этом - вот что наиболее показательно - при этом сохраняя абсолютную убежденность в своей моральной правоте и неизмеримом умственном и нравственном превосходстве .
И как многократно убеждались украинцы - родственники и друзья из России верили во все в это свято, в свою правоту - еще святее, а при попытках украинцев возражать, просто швыряли трубку - примеров не десятки и не сотни, увы.
Я вовсе не хочу подчеркнуть недостатки некоей одной нации - напротив неоднократно указывал. что изменись условия - и возможно и даже весьма возможно украинцы оказались бы не лучше.
Я хочу обратить внимание на справедливость финального тезиса Снайдера - даже незначительного ухудшения материальных условий в обеспеченных странах - и новый гитлеризм с уже готовым набором идей, инструментов и средств может вырасти в кратчайшие сроки и в самых что ни на есть демократических странах.
Просто это и есть "человеческое, слишком человеческое"