(no subject)
Читая Фёдора Михайловича Достоевского
... такой "отчаянный" иногда сам уж поскорее, ждёт, чтоб порешили его, потому что самому становится наконец тяжело носить на себе эту напускную отчаянность.
***
Петров был отнюдь не слуга, прежде всего не слуга; разобидь я его, он бы знал, как со мной поступать.
***
Петров объявил, что вымоет меня с ног до головы, так что "будете совсем чистенькие", и усиленно звал меня париться. париться я не рискнул, Петров вытер меня всего мылом. "А теперь я вам ножки вымою", - прибавил он в заключение. Я было хотел отвечать, что могу вымыть и сам, но уж не противоречил ему и совершенно отдался в его волю. В уменьшительном "ножки" решительно не звучало ни одной нотки рабской; просто-запросто Петров не мог назвать моих ног ногами, вероятно, потому, что у других, у настоящих людей, - ноги, а у меня ещё только ножки.
***
Мне приходилось сталкиваться с подобным отношением. Когда со стороны наблюдавшим могло показаться, что человек в подчинении. А я видела, что со мной себя парень так ведёт потому, что ни во что меня не ставит. И ноги у меня не ноги, и руки у меня не руки, и мозги у меня бабские, потому что я и есть баба. А мне, кроме как к такому отношению, в остальном и придраться было не к чему, и я терпеливо ждала, когда всё кончится.
Помню у нас случилась размолвка, и я считала, что всё. Размолвка публичная (всё дело было в колхозе на практике, вечером в бараках, в нашей девчачьей комнате), были парни в гостях, и был он в гостях (у него прозвище было Киндрат, он так и не объяснил, почему его так называли), я что-то ляпнула, Киндрат обиделся и без единого слова вышел из помещения, хлопнув дверью. Я точно думала, что это всё. Обидно, но, наверное, к лучшему, думала я. Хватит тешить своё тщеславие.
И два дня ходила уверенная, что всё. А потом нас всех отправили в сад собирать яблоки. Погода стояла пасмурная, только что прошли сильные дожди, мы месили грязь ногами, собирали нехотя, кое-как. Как собрали, на обратном пути, вижу он сидит около дороги, и мне придётся мимо идти. У меня в руках пара яблок было, одно я грызла. Он попросил. Я бросила. Потом он мне так и сказал: ты сама хотела мириться. Прошла мимо.
Потом стояла перед входом в свой барак, Киндрат жил в другом со своими однокурсниками, и об металлический выступ пыталась, шаркая ногой, соскоблить налипшую грязь. Шарк-шарк. Две подружки мимо проходили. Как нарочно:
- Настя, а ти не шкодуєш через те, що Кіндрат пішов? - они видели уход.
- Він повернеться, - я не видела смысла их обманывать.
Когда они шли обратно, он уже помогал мне соскабливать грязь, держа мою "ножку" в своей лапе и шаркая ею об выступ. У него получалось лучше, чем у меня. Подружки конечно же удивились. Но у меня не было иллюзий, кто главный.
Он периодически заставлял мою шерсть на затылке вставать дыбом. К примеру, он как-то рассказал мне, что со всеми его бывшими девушками у него прекрасные отношения. Он с ними замечательно дружит. Может прийти вечером на чай и переспать. Я усиленно старалась пропускать это мимо ушей. И совсем не хотела начинать вести половую жизнь (17 рановато), тем более рановато было замуж. Киндрата я молча выслушивала и ждала, когда это кончится. Однажды, когда мы уже вернулись с колхозных практик, поздней осенью он спросил:
- А знаешь такую песню "Мы друзьями не станем на обломках любви"?
- Да.
- Это про нас.
И стало понятно, что скоро всё кончится. И я подумала: "Друзьями? Нет, друзьями не станем. Т.е., если мы так не спали, то зачем бы мы спали потом?" А потом я вдруг подумала: "Любви? Почему любви?" Ну если бы он спросил, то я бы никогда не рискнула сказать, что не люблю, ну и я, конечно же любила, он ведь был очень красивый. Я когда первый раз его увидела, он стоял перед бараками в одних шортах. Очень спортивная фигура с кубиками на животе, мускулатура на высоте, плечи, руки, ноги просто загляденье; помню, я сразу стала оглядываться, не видит ли кто моё ошарашенное выражение лица? Нет, я правда такого никогда в жизни в живую не видела. В журнале мод или на подиуме - да - но чтоб вот так вот в жизни... Он был огромного роста, но удивительно, очень гибкий и казался очень изящным, не взирая на рост, не взирая на то, что кисть моей руки с растопыренными пальцами легко помещалась на его ладони - такой огромный. И лицо очень красивое. Похож на матадора из вот этого клипа:
Очень красивый. Нет, с женщинами он обращался очень хорошо. С бывшими дружил. С настоящими был нежен. Он был не глуп. Однажды он даже снизошёл до признания, что я оказалась права: "Ты была права, нужно было тебя послушать". Я не выдержала и расхохоталась. Он не понял, тут такая честь мне оказана, а я не оценила. Были ещё и другие забавные моменты.
... такой "отчаянный" иногда сам уж поскорее, ждёт, чтоб порешили его, потому что самому становится наконец тяжело носить на себе эту напускную отчаянность.
***
Петров был отнюдь не слуга, прежде всего не слуга; разобидь я его, он бы знал, как со мной поступать.
***
Петров объявил, что вымоет меня с ног до головы, так что "будете совсем чистенькие", и усиленно звал меня париться. париться я не рискнул, Петров вытер меня всего мылом. "А теперь я вам ножки вымою", - прибавил он в заключение. Я было хотел отвечать, что могу вымыть и сам, но уж не противоречил ему и совершенно отдался в его волю. В уменьшительном "ножки" решительно не звучало ни одной нотки рабской; просто-запросто Петров не мог назвать моих ног ногами, вероятно, потому, что у других, у настоящих людей, - ноги, а у меня ещё только ножки.
***
Мне приходилось сталкиваться с подобным отношением. Когда со стороны наблюдавшим могло показаться, что человек в подчинении. А я видела, что со мной себя парень так ведёт потому, что ни во что меня не ставит. И ноги у меня не ноги, и руки у меня не руки, и мозги у меня бабские, потому что я и есть баба. А мне, кроме как к такому отношению, в остальном и придраться было не к чему, и я терпеливо ждала, когда всё кончится.
Помню у нас случилась размолвка, и я считала, что всё. Размолвка публичная (всё дело было в колхозе на практике, вечером в бараках, в нашей девчачьей комнате), были парни в гостях, и был он в гостях (у него прозвище было Киндрат, он так и не объяснил, почему его так называли), я что-то ляпнула, Киндрат обиделся и без единого слова вышел из помещения, хлопнув дверью. Я точно думала, что это всё. Обидно, но, наверное, к лучшему, думала я. Хватит тешить своё тщеславие.
И два дня ходила уверенная, что всё. А потом нас всех отправили в сад собирать яблоки. Погода стояла пасмурная, только что прошли сильные дожди, мы месили грязь ногами, собирали нехотя, кое-как. Как собрали, на обратном пути, вижу он сидит около дороги, и мне придётся мимо идти. У меня в руках пара яблок было, одно я грызла. Он попросил. Я бросила. Потом он мне так и сказал: ты сама хотела мириться. Прошла мимо.
Потом стояла перед входом в свой барак, Киндрат жил в другом со своими однокурсниками, и об металлический выступ пыталась, шаркая ногой, соскоблить налипшую грязь. Шарк-шарк. Две подружки мимо проходили. Как нарочно:
- Настя, а ти не шкодуєш через те, що Кіндрат пішов? - они видели уход.
- Він повернеться, - я не видела смысла их обманывать.
Когда они шли обратно, он уже помогал мне соскабливать грязь, держа мою "ножку" в своей лапе и шаркая ею об выступ. У него получалось лучше, чем у меня. Подружки конечно же удивились. Но у меня не было иллюзий, кто главный.
Он периодически заставлял мою шерсть на затылке вставать дыбом. К примеру, он как-то рассказал мне, что со всеми его бывшими девушками у него прекрасные отношения. Он с ними замечательно дружит. Может прийти вечером на чай и переспать. Я усиленно старалась пропускать это мимо ушей. И совсем не хотела начинать вести половую жизнь (17 рановато), тем более рановато было замуж. Киндрата я молча выслушивала и ждала, когда это кончится. Однажды, когда мы уже вернулись с колхозных практик, поздней осенью он спросил:
- А знаешь такую песню "Мы друзьями не станем на обломках любви"?
- Да.
- Это про нас.
И стало понятно, что скоро всё кончится. И я подумала: "Друзьями? Нет, друзьями не станем. Т.е., если мы так не спали, то зачем бы мы спали потом?" А потом я вдруг подумала: "Любви? Почему любви?" Ну если бы он спросил, то я бы никогда не рискнула сказать, что не люблю, ну и я, конечно же любила, он ведь был очень красивый. Я когда первый раз его увидела, он стоял перед бараками в одних шортах. Очень спортивная фигура с кубиками на животе, мускулатура на высоте, плечи, руки, ноги просто загляденье; помню, я сразу стала оглядываться, не видит ли кто моё ошарашенное выражение лица? Нет, я правда такого никогда в жизни в живую не видела. В журнале мод или на подиуме - да - но чтоб вот так вот в жизни... Он был огромного роста, но удивительно, очень гибкий и казался очень изящным, не взирая на рост, не взирая на то, что кисть моей руки с растопыренными пальцами легко помещалась на его ладони - такой огромный. И лицо очень красивое. Похож на матадора из вот этого клипа:
Click to viewОчень красивый. Нет, с женщинами он обращался очень хорошо. С бывшими дружил. С настоящими был нежен. Он был не глуп. Однажды он даже снизошёл до признания, что я оказалась права: "Ты была права, нужно было тебя послушать". Я не выдержала и расхохоталась. Он не понял, тут такая честь мне оказана, а я не оценила. Были ещё и другие забавные моменты.