Я всё-таки чего-то недопонимаю. О методологии познания подробно писал Лонерган. Но тут имеет смысл идти ещё дальше в прошлое, к Канту. В каком случае мы можем говорить о тавтологии? Это применимо только к аналитическим высказываниям. Синтетические высказывания не могут быть тавтологическими, поскольку предполагают элемент опыта. Мы не просто формулируем теорию, описывающую саму себя, мы формулируем теорию, описывающую реальность. В этом случае эксперимент должен сказать нам "да" или "нет". Тавтология не содержит экзистенциального момента, высказывание типа равносторонний прямоугольник есть квадрат тавтологично, но высказывание позитивной науки апеллируют к реальному положению вещей и могут быть проверены, а потому там есть экзистенциальный момент, исключающий тавтологию. Или у Захарова речь идёт не об этом, а только об исходной аксиоматике? Если так, то как раз это тема Лонергана, котоырй говорит, что мы можем описать реальность бесчисленным множеством разных концептуальных моделей, но все они имеют в итоге один общий момент: экзистенциальный. После проверки концепции на непротиворечивость (этап 1) следует проверка на истинность (этап 2), требующая ответа "да" или "нет".
Захаров пишет, что эксперимент может лишь подтвердить, что 100 мм = 1 м, т.е. то, что тавтология выбрана верно. Как в случае измерения звездных параллаксов - оно было призвано подтвердить, какая геометрия лучше описывает внешний мир. Но сам принцип измерения следует из выбранной аксиоматики (выбранной геометрии), т.е. само измерение лишь подтверждает, что А = А. В другой геометрии другой принцип измерения, и там уже 100 мм не равны 1 м.
Но это же очевидно неверно. А=А не в силу эксперимента, а по закону непротиворечия. И метр = 1000 мм не в силу опыта, а по определению метра. Можно, наверное, предложить аксиоматическую систему, где понятия будут формироваться иначе. Но в любом случае аксиоматика не имеет ни малейшего отношения к измерениям и экспериментам.
это становится понятно, когда распутываешь клубок нетривиальностей в равенстве А = B = C = A, а до этого тавтологичность не наблюдается. и тем не менее великие Гаусс и Лобачевский считали, что измерением углов больших треугольников можно узнать, какая геометрия больше соответствует Природе.
Это вопрос больше философский, чем естественнонаучный. Все этапы в развитии мысли важны, и когда разговор заходит об эпистемологии, нельзя игнорировать ни Канта, ни Гуссерля, ни Куна, ни Лонергана. Гаусс и Лобачевский при всех их достоинствах жили раньше, чем методология познания была подвергнута тщательному анализу в 20-м веке. Естественникам вообще свойственно относиться к философам с некоторым пренебрежением, но вся история мысли показывает, что одного их профессионального инструментария недостаточно в те моменты, когда надо делать переход на более высокий мета-уровень осмысления реальности.
Но тут имеет смысл идти ещё дальше в прошлое, к Канту. В каком случае мы можем говорить о тавтологии? Это применимо только к аналитическим высказываниям. Синтетические высказывания не могут быть тавтологическими, поскольку предполагают элемент опыта. Мы не просто формулируем теорию, описывающую саму себя, мы формулируем теорию, описывающую реальность. В этом случае эксперимент должен сказать нам "да" или "нет". Тавтология не содержит экзистенциального момента, высказывание типа равносторонний прямоугольник есть квадрат тавтологично, но высказывание позитивной науки апеллируют к реальному положению вещей и могут быть проверены, а потому там есть экзистенциальный момент, исключающий тавтологию. Или у Захарова речь идёт не об этом, а только об исходной аксиоматике?
Если так, то как раз это тема Лонергана, котоырй говорит, что мы можем описать реальность бесчисленным множеством разных концептуальных моделей, но все они имеют в итоге один общий момент: экзистенциальный. После проверки концепции на непротиворечивость (этап 1) следует проверка на истинность (этап 2), требующая ответа "да" или "нет".
Reply
Reply
Reply
Reply
Reply
Reply
Leave a comment