Линор Горалик и Аня Логвинова
Не так давно я перевел на английский два очень любимых мной стихотворения.
Линор Горалик
НА ОТМЕНУ КОНЦЕПЦИИ ЧИСТИЛИЩА
РИМСКО-КАТОЛИЧЕСКОЙ ЦЕРКОВЬЮ
Нет разницы, нет разницы, Аленка.
Твои мертвы, мои убиты горем,
тебе не больно, мне невыносимо,
тебе двенадцать, мне чуть больше трех, -
но вот мы делим яблоко одно
на этой двухминутной переменке, -
сплошной огрызок, твердое, как камень,
но слаще заказных наивных месс
(твои католики, мои придурки).
Последний день, но нам с тобой плевать,
хотя, казалось, мы должны молиться,
гадать, дрожать, подсчитывать грехи,
сдыхать и воскресать от слуха к слуху
о том, кого куда переведут, -
но мы с тобой ушли на подоконник, -
ты ерзаешь, я потною ладошкой
держу тебя за серый воротник,
стараясь не упасть с твоих коленок,
и мы мусолим нашу сигарету,
и я пускаю дым тебе за ухо,
во вмятину, оставленную балкой.
Когда ты в них стреляла, в маму с папой, -
Когда потом взошла на подоконник, -
Когда я шла, куда мне не велели, -
Когда Алеша шел гулять без шарфа, -
Когда Джером бросался под колеса, -
Когда Наташа бабушке хамила, -
Когда Асим взрывал тяжелый пояс, -
Когда Эжен шел к братику с подушкой, -
Когда Илья пошел за этим типом, -
Когда Элен играла зажигалкой, -
Когда Варфоломей поймал котенка, -
нам всем тогда черемухой запахло:
Эжену, Тане, мне, Варфоломею,
Ирине, Аде, и, представь, Илье,
которого тот тип как раз в кустах,
как раз черемухи, - но даже он
сквозь кровь и тряпки смог учуять запах.
Такая, видишь, выдалась минута.
Такой момент в истории черемух.
Аня Логвинова
***
Она встала на цыпочки, и закрыла окно щитом,
И он тоже проснулся, и нащупал спички в комоде,
И они стояли так близко, как дождь и дом,
Когда дом все стоит, а дождь не проходит.
И тогда он сказал ей, что наступает зима.
Они сняли две комнаты в доме напротив почтамта,
И она целый вечер на коленях расставляла тома,
Чтобы Тютчев был там-то, а Данте был там-то и там-то.
И они просыпались, курили, варили овес,
Он часами смотрел, как, живая от края до края,
Она неподвижно лежала под дождем его слез,
Иногда открывая глаза, иногда закрывая.
Linor Goralik
ON THE CONCEPT OF PURGATORY
HAVING BEEN CANCELLED BY ROMAN CATHOLIC CHURCH
No difference, no difference, Alyonka.
Yours all are dead, mine all are killed with sorrow,
you have no pain, mine is unbearable,
you’re twelve, and I am three with say a half;
but here we are, we sit and share an apple
during the break, and it is hard as stone;
we have two minutes for this stony core,
that is much sweeter than those childish masses
(yours all are Catholics; mine are retards).
It’s our last day here, but we don’t care,
though we’re supposed to pray in holy silence,
wondering, shivering, counting our sins,
dying and resurrecting with the rumours
about the schools we’re being sorted in -
yet we are sitting on the windowsill,
you’re twitching under me, and I am holding
your collar tight, for I’m afraid to slip;
and so, we try to share a cigarette;
I puff the smoke, and merrily it flies
Behind your ear, and lurks into the pit
that marks the spot on which the beam had hit you.
When you were shooting down your mom and dad,
And when you climbed onto the windowsill,
And when I went where I was not allowed,
And when Alyosha didn’t take his scarf,
And when Jerome jumped under the wheels,
And when Denise was saying dirty words,
And when Asim blew up his heavy belt,
And when Eugene smothered his little bro,
And when Ilya followed that funny guy,
And when Helen took a lighter for a toy,
And when Bartholomew has caught a cat -
we felt bird cherry smell, yes, all of us:
me, Eugene, Tanya and Bartholomew,
Irina, Ada - and even Ilya -
that guy - you know - right in those smelling bushes -
bird cherry bushes - yes, even Ilya
could feel this very smell through blood and rags.
You see, it just turned out to be a minute,
A moment in the history of cherries.
Anya Logvinova
***
She stood on her tiptoes carefully, shielding
The window; and he woke up, groping for matches
Close to each other they stood, like a rain and a building,
When the building stands, and the rain stretches.
Then he told her the winter was at the door,
And they rented a room by the post-office and the square.
All the day she sat, rearranging the books, making sure
That Tyutchev went there and Dante went there and there.
So they lived, waking up, smoking, cooking their oats,
And he watched for hours maybe years
How she lay motionless yet alive from coast to coast,
Her eyes closing and opening under the rain of his tears.
Линор Горалик
НА ОТМЕНУ КОНЦЕПЦИИ ЧИСТИЛИЩА
РИМСКО-КАТОЛИЧЕСКОЙ ЦЕРКОВЬЮ
Нет разницы, нет разницы, Аленка.
Твои мертвы, мои убиты горем,
тебе не больно, мне невыносимо,
тебе двенадцать, мне чуть больше трех, -
но вот мы делим яблоко одно
на этой двухминутной переменке, -
сплошной огрызок, твердое, как камень,
но слаще заказных наивных месс
(твои католики, мои придурки).
Последний день, но нам с тобой плевать,
хотя, казалось, мы должны молиться,
гадать, дрожать, подсчитывать грехи,
сдыхать и воскресать от слуха к слуху
о том, кого куда переведут, -
но мы с тобой ушли на подоконник, -
ты ерзаешь, я потною ладошкой
держу тебя за серый воротник,
стараясь не упасть с твоих коленок,
и мы мусолим нашу сигарету,
и я пускаю дым тебе за ухо,
во вмятину, оставленную балкой.
Когда ты в них стреляла, в маму с папой, -
Когда потом взошла на подоконник, -
Когда я шла, куда мне не велели, -
Когда Алеша шел гулять без шарфа, -
Когда Джером бросался под колеса, -
Когда Наташа бабушке хамила, -
Когда Асим взрывал тяжелый пояс, -
Когда Эжен шел к братику с подушкой, -
Когда Илья пошел за этим типом, -
Когда Элен играла зажигалкой, -
Когда Варфоломей поймал котенка, -
нам всем тогда черемухой запахло:
Эжену, Тане, мне, Варфоломею,
Ирине, Аде, и, представь, Илье,
которого тот тип как раз в кустах,
как раз черемухи, - но даже он
сквозь кровь и тряпки смог учуять запах.
Такая, видишь, выдалась минута.
Такой момент в истории черемух.
Аня Логвинова
***
Она встала на цыпочки, и закрыла окно щитом,
И он тоже проснулся, и нащупал спички в комоде,
И они стояли так близко, как дождь и дом,
Когда дом все стоит, а дождь не проходит.
И тогда он сказал ей, что наступает зима.
Они сняли две комнаты в доме напротив почтамта,
И она целый вечер на коленях расставляла тома,
Чтобы Тютчев был там-то, а Данте был там-то и там-то.
И они просыпались, курили, варили овес,
Он часами смотрел, как, живая от края до края,
Она неподвижно лежала под дождем его слез,
Иногда открывая глаза, иногда закрывая.
Linor Goralik
ON THE CONCEPT OF PURGATORY
HAVING BEEN CANCELLED BY ROMAN CATHOLIC CHURCH
No difference, no difference, Alyonka.
Yours all are dead, mine all are killed with sorrow,
you have no pain, mine is unbearable,
you’re twelve, and I am three with say a half;
but here we are, we sit and share an apple
during the break, and it is hard as stone;
we have two minutes for this stony core,
that is much sweeter than those childish masses
(yours all are Catholics; mine are retards).
It’s our last day here, but we don’t care,
though we’re supposed to pray in holy silence,
wondering, shivering, counting our sins,
dying and resurrecting with the rumours
about the schools we’re being sorted in -
yet we are sitting on the windowsill,
you’re twitching under me, and I am holding
your collar tight, for I’m afraid to slip;
and so, we try to share a cigarette;
I puff the smoke, and merrily it flies
Behind your ear, and lurks into the pit
that marks the spot on which the beam had hit you.
When you were shooting down your mom and dad,
And when you climbed onto the windowsill,
And when I went where I was not allowed,
And when Alyosha didn’t take his scarf,
And when Jerome jumped under the wheels,
And when Denise was saying dirty words,
And when Asim blew up his heavy belt,
And when Eugene smothered his little bro,
And when Ilya followed that funny guy,
And when Helen took a lighter for a toy,
And when Bartholomew has caught a cat -
we felt bird cherry smell, yes, all of us:
me, Eugene, Tanya and Bartholomew,
Irina, Ada - and even Ilya -
that guy - you know - right in those smelling bushes -
bird cherry bushes - yes, even Ilya
could feel this very smell through blood and rags.
You see, it just turned out to be a minute,
A moment in the history of cherries.
Anya Logvinova
***
She stood on her tiptoes carefully, shielding
The window; and he woke up, groping for matches
Close to each other they stood, like a rain and a building,
When the building stands, and the rain stretches.
Then he told her the winter was at the door,
And they rented a room by the post-office and the square.
All the day she sat, rearranging the books, making sure
That Tyutchev went there and Dante went there and there.
So they lived, waking up, smoking, cooking their oats,
And he watched for hours maybe years
How she lay motionless yet alive from coast to coast,
Her eyes closing and opening under the rain of his tears.