Рассказы о мужчинах и женщинах
НОСОВЫЕ ПЛАТОЧКИ
Когда Маша зашла в магазин, продавец с несмелым обожанием посмотрел на нее. Маша сегодня была хороша, как никогда, на ней было воздушное голубое платье. Продавец же ничего привлекательного из себя не представлял. Вечно небритый, с начинающимся пузиком, в очках с заляпанными стеклами, он пытался шутить с покупателями. Он торговал замороженным мясом и яйцами, плоским шуткам это способствовало. «Мне десяточек яиц. - Десяточка нет, а два могу дать». Компания молодых людей прозвала его «яичный остроумец».
Видя Машу, продавец робел и терялся. Она никогда не покупала у него яиц. Она проходила мимо него, как прекрасный фантом, и устремлялась в другие отделы - соки-воды, сыр… Если б когда-нибудь ей понадобились яйца, он бы ни в коем случае не стал острить. Он выбрал бы ей лучших, ни за что не подсунул бы битых.
Сегодня, конечно, Маша тоже не купит ни яиц, ни мяса.
Вдруг она повернула к нему лицо, затем повернулась вся и подошла к его прилавку. У продавца пересохло в горле.
Она застенчиво начала…
- Скажите… у вас есть…
- Яйца? - выпалил продавец и почувствовал, что проваливается сквозь землю.
Маша чуть покраснела, слегка улыбнулась.
- Нет… Носовые платочки…
Продавец остолбенел и ничего не мог ответить. Маша подождала и стала уходить.
- Есть! Есть! - хрипло закричал продавец и отчаянно выхватил откуда-то снизу грязную тряпку, которой протирал прилавок.
ДОПОЛНИТЕЛЬНО
Дополнительно…
Ну, дополнительно я бутылки сдавал, например. В стеклотару всегда выстраивалась очередь из алкашей. Был тут Владимир Петрович со стройки, Колян из четвертого, Никита с Женей (неразлучная парочка), даже Анька иногда приходила. Анька была юная алкоголичка, прогуливала сопромат в завлекательных и густых городских дворах, пила: начала с пива, потом клюковка, потом готово дело. В последние дни, как я ее видел, она говорила почему-то о стероидах. Хотела их где-то достать. Она была девушка с претензией. Вот, а потом она пропала, и стала чисто мужская компания, если не считать тетки в стеклотаре. Но тетка считалась не нашей, тетка была почти что врагом. Сдавать ей бутылки, как ни парадоксально - это, казалось, совсем не то, что сдавать неприятелю бастион. Это была победа, и чем больше бутылок ты сдашь, тем крепче твои позиции. Чтобы не свихнуться окончательно, приходилось такое выдумывать. У каждого, я уверен, была своя потайная игра, и каждый очень бы стыдился, если бы эта игра раскрылась. Хотя все всё знали, все всё понимали. Такое вот было братство. Потом они все стали исчезать. Сначала исчез Колян, говорили, что жена его, собрав последние силы, смогла продать квартиру и купить другую. Владимир Петрович упал с недостроенного четвертого этажа. А потом и я перестал пить - встретил Наташку. Когда проходил мимо стеклотары, все еще видел там каждое утро Никиту с Женей. Потом стеклотару закрыли. Потом мы с Наташкой уехали в Америку - по ее еврейской линии. Не знаю, как там у Никиты с Женей дела. Померли, наверное. А если не померли, то нашли другую стеклотару, стоят по утрам у нее.
СОНЯ
Соню нельзя было назвать красавицей, но, когда лицо ее приобретало веселое или задумчивое выражение, она была дивно хороша. Взгляд ее был всегда мягкий, каштановые волосы ложились на плечи. Все лицо было чистым, без единой оспинки или родинки. Нрава она была спокойного. Все спорилось у нее в руках; вышивает ли узор, рисует ли, играет ли на рояле - все получается ровно и хорошо. Дети ее обожали.
Вот такая вот девушка была, прямо из русского романа. Не верится что-то. Вся такая сладенькая и правильная, у-тю-тю. А сама, небось, в подворотне котят давит.
РОМАНТИЧНО ПРОВЕСТИ ВЕЧЕР
- Это завсегда можно, - говорил Митрий Елене Михайловне. - У нас тут, барыня, такой архитектурный ансамбль, все так живописно, что неромантично провести вечер никак не получится.
Они шли по густо-зеленому холму, над которым уже показалась крыша усадьбы.
- Ну что ж здесь такого особенного, в вашем ансамбле? - слегка улыбаясь, спросила Елена Михайловна.
- А вот что. Во-первых, Беседка Уединенных Раздумий. Во-вторых, то самое место, где барина Петра Анатольича кирпичом укокошили. В-третьих, английский сад…
- Что? что ты говоришь? - бледнея, закричала Елена Михайловна. Она остановилась, Митрий тоже. - Как укокошили, как кирпичом?
- Натурально, известно как. Позавчера только, - с охотой стал рассказывать Митрий. - Лакей его, сукин сын Евграф, золотце хотел барское прикарманить. Завсегда я этого Евграфа не любил! Пошел, стал быть, Петр Анатольич гулять, только дошел до тропинки, которая ведет к английскому саду - тут из кустов выскочил лакей и трах барина кирпичом! Поминай как звали Петра Анатольича.
- Как? - Елена Михайловна начала плакать, ее голос дрожал. - Пе… Петю? Петю… убили? Этого не может быть, Петенька, Петя!
- Как не может - может, - с улыбкой говорил Митрий. - Так, знаете, аккуратненько череп ему раскроили. Крови-то было, крови! Еще, знаете, мозги по всей тропинке… Ну, лакея, сукина сына, сразу схватили, в полицию свели… Казнят голубчика, как пить дать!
- Петя! Петенька! - рыдала Елена Михайловна и гнулась к земле. - Я к тебе… я к тебе, милый… к тебе ехала… ду… думала, будем с тобой… с тобой… Петя! Нет! Нет, за что? Пе… Петенька, дорогой. Я тебя одного… я ли тебя не… Петя, Петя… что же это такое, за что, почему? Петенька!
Вечерело.
СПУСК
Примадонна вся запыхалась. Годы были уже не те, чтобы скакать по эскалаторам. В метро она не оказывалась, ну, лет пятнадцать, с тех пор, как все это началось. Хотя вообще-то, думала она, метро украло у нее лет десять. «Я - ну, Я, - Я могла бы перестать спускаться в эту вонючую подземку лет двадцать пять назад. С тех пор, как все это действительно началось».
Люди, едущие навстречу, с удивлением смотрели на ее приземистую фигуру, на спутанные волосы, окрашенные в ярко-рыжий цвет.
- Смотри, смотри! Пугачиха! - заорал какой-то пьяный.
- Да ты охренел, что ль, какая тут тебе Пугачиха, - ответил ему кто-то через двадцать с лишним ступенек. - Пугачихи в метро не ездят. Двойник какой-нибудь.
- Чтоб они все сдохли, - неожиданно рявкнула тихая с виду старушка.
Примадонна вздрогнула. Если бы тут был Макс или хотя бы Сережа… хотя какой Сережа мужик, так, недоразумение.
- Извините, можно?
Мужчина шарахнулся от нее.
- Извините, опаздываю…
Две девочки, лет по пятнадцать, оглядели ее с головы до ног и не тронулись с места. Ей надо было бежать скорее, а они заграждали проход.
- Да вы, хабалки, что, вашу мать! Вы вообще знаете, кто я такая?! - надрывалась Примадонна.
Тут она поняла, что девочки ее не слышат.
- Глухие, что ль?
Она пригляделась и увидела, что из ушей у каждой выходят белые проводочки наушников. Примадонна в гневе толкнула одну девочку, она взвизгнула и полетела по ступенькам.
В прессе одни журналисты требовали судить Примадонну за причинение телесных повреждений, а другие восхваляли ее демократичность: поехала на метро, чтобы быть ближе к народу. В одних газетах две девочки превратились в безвинно пострадавших, в других их называли хамками и клеймили за неуважение к звезде. Одни ток-шоу прославляли спуск Примадонны, другие призывали охранять от звезд обычное гражданское пространство и вообще этим сомнительным деятелям культуры не давать спуску. Спуск.