Скажка о Берендее ( ох трава, травушка...)
Конечно, сказки бывают разные… ну про принцев, там, принцесс, королей всяких и королевен, все они, естественно, очень положительные герои и побеждают в конце сказки отрицательных. Плохие, это, несомненно, кощеи, горынычи, драконы, ну и прочее и прочее. И вот непонятно только зачем вообще начинать сказку словами «ЖИЛИ БЫЛИ король с королевой».. если ясно с самого начала, что речь пойдет о их детях и в конце сказки кто-нибудь будет «жить долго и счастливо»…
Тьфу!
«Сказка, она ж как пластилин. Что из нее слепишь, то и получится.» - пояснила рассказчица, - а вы, шалопаи, укрывайтесь одеялами и слушайте. Только тихо, чур! А то спугнете! Сказку.»
Ребятня беспокойно заерзала под одеялами.
- Ну бабу-у-уууль! Рассказывай!
Глава 1 Начало.
Старушка выдержала паузу для интриги, а потом начала своим таинственным тихим голосом.
«Было это давным-давно. Никто уж толком не помнит откуда, но появился в наших краях добрый молодец. Высокий, статный, в доспехе латном с розой красивой и зимородком, за спиной плащ развивается крестиком вышитый, в одной руке меч с автографом самого Артура Камелотского, в другой стяг с надписью непонятной «Эст суларуз от митаз!», а между ног конь сильный заморский по кличке Буцефал! Не молодЕц, а красавец! Все девки при виде него сначала визжали радостно, а потом в обморок хлопались. А он ни на одну внимания не обращает!
Едет себе вперед, даже не смотрит по сторонам. А конь его знай только перешагивает через лежащих штабелями на дороге.
Поселился он жить, значит, в гостинице «Вальсирующий Ледокол», что на Тисовой улице.
Дада, там до сих пор на многих столах его автографы есть, слова иностранные вырезаны, непроизносимые и нарисован Тот Кого Нельзя Называть. Правда, говорят, посвященные узнают их сразу. «Наши,- говорят,- здесь были» и кивают довольно.
Так вот герой наш днем на лютне брынчал да жалостливые песни пел про деда, что на вокзале с рахитом и плоскостопием лежит, и про чудо машину металлическую поездом называемую, что унеслась вдаль, да так пел, что на слезу пробивало и щедро награждал его люд монетами.
Ночами же он по городу гулял, пои крутил, к девам приставал, да одиноких прохожих пугал. Вобщем, человек как человек. Самый что ни на есть обычный.
Вот так однажды ночью забрел он в один чудесный сад. Хотел яблок надыбать, пока хозяева спят. Перелез через забор, да видит: сад странный какой-то оказался. Ни деревца. Одни камни.
«Что за …. диковина?! - удивился герой, - нафига столько камней?! Ни варенья из них не сваришь, ни кампот!»
- А это не для еды сад. А для пищи духовной. Сад Камней называется!- услышал он голос. - и вышла ему навстречу дева небывалой красоты!
Миниатюрна, черноброва, волосы черные словно крыло самой ночи, уложены витиевато, вилкой заколоты, а глаза как два бездонных озера. Чуть раскосые и все понимающие. И так и смотрют так и смотрют!!
Уж не известно что повлияло, то ли глаза косоватые, толи фигура нестандартная, толи вилка дорогая серебряная, но полюбилась дева ему сразу. А уж как запел она, так сердце чуть из груди не вырвалось! Так прекрасен был голос.
Достал он сразу из-за пазухи словарь и попытался перевести, что там она такое поет, а вдруг обзывает?! Да шибко быстро пела и улыбалась шибко широко, и вилкой игриво локон завивала, подмигивая раскосым глазом - не смог устоять молодец перед очарованием таким, отложил словарь и влюбился моментально.
И стал наш товарищ…как бишь его звали-то?... Бе… ре.. Берендей, вроде. Так вот стал наш Берендей лазить каждую ночь в тот сад и слушать деву. Не Берендей, а прохиндей, прям! А дева тоже хороша. Выйдет, понимаешь, в одной ночной рубашке на голо тело, стоит поет, подмигивает, да чулоч… гетры полосатенькие игриво поправляет. А только Берендей шаг к ней сделает, сразу прыг в окно - и будто не бывало.
Сказывают в роду у нее альпинисты были от того и прыгала дева так метко в окно аж на третий этаж, бесстрашно и бессовестно.
Ну и назвал ее Берендей «Лучиенью Тинувиелью». Потому что реального её имени он просто не мог выговорить. Лучиень - это от того, что лучится как солнышко, а тинувиель …, а тинувиель она и в Африке тинувиель. К тому же так ей песни легче сочинять ибо рифмуется со всякими красивыми словами: капель, апрель, поверь, теперь, мамзель, постель, кисель, и дрель…
А она его никак не назвала. Потому как по-русски не говорила. А субтитров у этой сказки нету.
Ну и естественно, добром это не кончилось. Был у девы той папаня ... стремный тип. Вреднючий, завидущий. Очень он не любил, когда другим хорошо.
Встанет бывало утром, съест ведерко горчицы, запьет бочонком кифира, закусит лучком с чесночком и давай ходить по дворцу со всеми здороваться и лобызаться. А на ужин всегда велел подавать суп гороховый, да фасолевый, дабы не дремала охрана ночью, а бдила и охраняла под дверями царевый покой.
Была вот только у царя одна привычка вредная. Любил он гулять по ночам.
Не страшно вроде. Что тут такого, скажете вы?
Ну это, вобщем, как посмотреть, ибо царь то как раз не знал о том, что гуляет. Делал он это во сне, а на утро просыпался весь в синяках и ссадинах и удивлялся, не подозревая даже о своем променаде ночном.
Привычка его не дура была. Гулял-то царь в основном по балконам соседских принцесс да королевен. Тоже еще тот, я вам скажу, скалолаз был.
Так вот в одну прекрасную лунную ночь Берендей сидел под окнами возлюбленной и брынчал ей на балалайке: «Альпинистка моя, скалолазка моя…», как на соседнем балконе показался Царь батюшка Тингол Тимофеич, весь как есть в нигляже, колпаке нарядном ночном в праздничный красный горох и зачем-то ночным горшком в руке.
Не заметила его Лучиэнюшка, открыла ставеньки, выглянула к любимому, да услышала как что-то царапаясь и ругаясь виртуозно стало ползать по стенке прямо вниз на нарядную клумбу с люпинами.
А как сполз царь окончательно, как проснулся, как узрел нахальство невиданное с балалайкой сидящее, так и заявил свое царское слово: «Женись, али велю казнить!»
Но любовь любовью, а вот жениццо герою нашему пока не хотелось.
«Молод я еще, жизни не видел!»- бормотал он, уносясь вдаль. А за ним мчался его верный конь.
Царевична же та, как просекла, что кавалер к ней больше не явится, стала метаться по всему дому своему царевичному, вилками и палочками кидаться, а потом заперлась в своей светлице и стала есть суши и ролы вагонами. Днем ела, а ночью… тоже ела. И только когда она собралась за очередной порцией, да в дверях застряла, поняла Тинувиель, что нужно что-то делать!
Задумалась она тогда глубоко (а что еще делать, когда в дверях висишь целый день?!) и вспомнила, что она ж не только танцовщица и певица отменная, но и колдунья знатная по материнской линии!
«Ах жизни ты не видел?! - в сердцах вскричала она и плюнула в черный черный угол на черного черного кота - так будь же ты проклят! И будет жизнь твоя нескончаема, пока невмоготу станет. И даже когда тебя замучает склероз, кифоз, диарея, гонорея, простатит, рахит, стоматит и старческий маразм, даже тогда ты не умрешь! И никто на старости не подаст тебе стакан воды… для твоей вставной челюсти, не почистит тебе яблоко и не взобьет подушку, не сыграет с тобой в МТГ, РПГ и ДНД не зафрендит вконтакте , не поставит симпы и лайки в Лиру и ЖЖ и будишь ты одинок и никому не нужен!
Хотя… яж не мымра какая злобная. Так и быть уж. Твое проклятие спадет, когда полюбит тебя девушка.
Самая уродливая на этом свете! Всё. Ясказала!»
Топнула она ногой, плюнула еще раз на кота и засмеялась жутко гадким злодейским смехом, в лучших традициях диснеевских мультфильмов.
А теперь спать, детки. Сладких снов вам.
Ну что? Готовы? А обещаете, что не будете кричать ночью, как вчера? Ну ладно.
Укладывайтесь, укладывайтесь, голубчики мои. Дальше будет не так страшно.
Наверное.
Так вот Берендей стал бессмертным.
Как Кощей! Только помоложе и покрасивше. Ну и с яйцами там никаких заморочек не было…
Скакал он по морям, по лесам, по горам. Головы злодеям рубил, бедным помогал, богатых обирал ну или наоборот, вобщем, как получится. Страны разные повидал, всех несчастных поспасал, всех счастливых пообежал, разбогател, обеднел, опять разбогател, отрастил усы, бороду, хаер до пят, все сбрил, снова отрастил, покрасился в рыжий, сменил пол, сменил обратно, уехал на Тибет, ушел в монастырь, изучил Кун-фу, вышел из монастыря, опять ушел в монастырь, но уже женский, дослужился до Папы, заскучал, уехал на Гавайи, угнал самолет, вступил во Всемирную Растаманскую Организацию, полазил по горам, нашел всех бессмертных и отрубил им головы, победил Волдеморта, нашел источник вечной молодости, - все в жизни перепробовал, казалось уже, а жизнь все не кончается. Тоска взяла Берендея и заплакал он горькими берендейскими слезами.
Тут вдруг слышит: «Не плач, Берендеюшка! Я тебе помогу! Ты меня домой принеси, обогрей, накорми, в жены возьми, а там будет тебе счастье!»
Глянул молодец и видит: сидит прямо посреди болота зеленое страшное и глазастое и смотрит так жа-а-а-алостливо.
- Чур меня! - вскричал Беря, - ты кто такое будешь! И на кой черт я на тебе жениться должен?!
Ничего не ответило чудище, только улыбнулось своими шестью зубами и проворковало:
«Горлум… горлум»…
Вздохнул Беря, взял чудище за лапы задние, перекинул через плечо и потащил к себе в дом.
- Но жениться не обещаю!
***
Горлум пил чай с пряниками, парил в тазике зеленые мохнатые ноги и блаженно покуривал трубку.
- Знаю я как беде твоей помочь! За лесами, за горами горы да леса. А за теми, за лесами лес до гора…
- Я там уже был!
- …А за тою за горою горы да леса. А за теми за лесами трын-да-трава. А в траве стоит высокий терем теремок. Он не низок не высок, там стоит высокий трон. А на троне Саурон! Коль молва не врет людская, говорят бессмертный он!
- Ты не пудри мне мозги! Ты по-русски говори!
- Значит придешь к нему, песню споешь какую ( любит он это дело), а как разомлеет так хватай его корону и беги. Корона у него не хухры мухры! Чудо артефакт - одни камни в ней чего стоят! Жизнь продлевают. Ты тащи их прям сюда. Я слова волшебные знаю, чтобы силу их вспять оборотить!
- Это чтож.. мы бедного Саню погубим?! - возмутился Берендей.
- Да что с ним станется?! - пожал плечами Горлум, - Жив будет! Уж сколько убивали, убивали… а тебе польза. Ну… давай иди уже. А я хату пока посторожу!
Сел тогда Берендей на коня и поскакал за леса за поля.
Заскакал он в лес дремучий. Страшный и таинственный. Сосны скрипят, звери невиданные воют, деревья ветвями за одежду цепляют и ворчат.
Но вы, детки, не боитесь, лес этот ненастоящий оказался а… игрушечный.
Дунул Берен на него, он и исчез.
- Что, бабушка, совсем ничего не осталось?!
- Ничего!
- И травки?
- И травки!
- И солнышка?
- И солнышка!
- И неба?
-… нда..и неба…
- И воздуха?
- И воздуха!!!
- И…
-Так! Всё! Ничего, говорю не осталось ВООБЩЕ! Кроме озера!
А в озере плавает уточка.
Подплывает она к Берену и говорит:
- Купаться, наверное, будешь?
- Буду!
- Коне-е-е-е-ечно. Вот ты покупаешься и уйдешь, а я одна останусь!
- Не грусти уточка!- расчувствовался наш герой - хочешь? Я тебя с собой возьму?!
- Коне-е-е-е-ечно. Ты большой, у тебя ноги, а у меня лапки короткие и мне тяжело идти будет!
- Так я тебя понесу на руках!
- Коне-е-е-е-ечно…
«Так, -подумал Берендей,- где-то я это уже слышал!»
Отвернулся он от уточки и сиганул в озеро.
Да не сразу сиганул! Не дурак был!
Малоль, что водиться там может. Достал он из чемодана чудо прибор - тентаклеметр, сунул его в воду, убедился, что отметка не превышает допустимый уровень и лишь тогда, поснимал с себя всё и залез в воду.
А водичка такая приятная, небо чистое, солнышко лучистое, так хорошо стало Бере, что достал он свою балалайку, откинулся на спину, плывет и поет.
Взболмоталась тут вода, волнами пошла, и появились на поверхности девы прекрасные, в чешуе серебряной аки в кольчугах и стали хороводы водить вокруг и подпевать. Ну Беря был стоек. Он на всяких там неизвестных подозрительных красоток сразу не клюет, а вот Буцефал первым сдался, только и видели, как мелькнули над водой его копыта задние, да скрылся он в пучине озерной.
Делать нечего. Нужно выручать друга верного, а то дальше скакать как-то без коня не прилично. Закружили Берендея девы волшебные и увлекли его на дно в чудо город.
Опускался он глубже и глубже на дно, любуясь красотами. Вокруг рыбы невиданные плавают, растения волшебные цветут. И лишь далеко с поверхности озера доносится обиженное: «Коне-е-е-ечно. Он во-о-о-о-н как нырять умеет!»
Плывет наш красавец и любуется на башни витые работы искусной, на арки жемчугами изукрашенные, на дороги перламутром вощеные, а у дворца его охрана встречает, вопрошает: «Друг ты или враг». Берен улыбается, плечами пожимает и плывет дальше. Кто ж его знает, кто там на троне сидит, что людей обманывать зазря, другом прикидываясь?!
А вот и трон. Сидит на троне молодец. Не такой красавец как Беря, но тоже вполне так ничО. Корону на пальце крутит, на гостя с высока поглядывает.
«Мне, - говорит, - песня твоя по душе пришлась - оставайся как жить тут. Будешь меня развлекать…»
«А что? -Тут вполне даже неплохо, и красиво и экология нормальная…» - думает Беря, поглаживая против шерсти, проплывающую камбалу.
«Буду тебя жемчугом одаривать и сокровищами всякими…»
«Вот и тем более!»- кивает Берен, почесывая карася за ушком и наслаждаясь его урчанием.
«Буду тебя икрой красной кормить и устрицами»
«И это неплохо» - соглашается Берен, и устрицы начинают боязливо пятится по углам.
Берендей слушает и кивает, все его вроде как устраивает, даже не торгуется.
«Вон с дочерьми своими подружу…»
Берен улыбается, поглядывает на дев, делает заметки в блокноте.
«Ну потом, выберешь себе какую, свадебку сыграем. Королем тебя заместо меня сде..»
- Стоп! Я еще молод, жизни еще не видывал и вообще… И вообще, ты сам-то кто такой будешь?
- Я? Йа??? Эх… - вздохнул хозяин, надел на голову корону и запел мощным богатырским басом:
«Я водяной, я водяной… никто не водится со мной…»
- А… ясно. Сирота и горемыка значит.- растрогался наш герой, смахнул с носа слезу и изрек:
Знаешь что, а давай так лучше - ты бросай свой замок и пойдем ка со мной путешествовать. И развеешься за одно! А я тебе по дороге на балалайке брын… играть буду!
- Пойдем! - обрадовался царь - Без понятия, куда ты идешь, с какими жуткими беспощадными монстрами нам придется встретиться, сколько немыслимых страданий перенести, но все оно лучше, чем тут киснуть с лягушками! А вот пойдем! А вот прямо щас! Только рюкзак соберу да и пойдем! И, кстати, зовут меня Фенрод Занудный Третий!
- Велкам на борт, Феня! - поприветствовал его Берендей старинным заморским приветствием и поймал за хвост проплывающего мимо Буцефала.
И отправились наши добры молодцы в путь дорогу дальнюю, чтобы преодолеть опасности, сразить супостатов и достигнуть заветной цели. Ибо теперь вела их и оберегала магия высшая и неоспоримая - дружба крепкая мужская.
Забрели они в местность странную, страшную и таинственную.
Ну и решили наконец поужинать. Развели костер, поджарили утку и только принялись смаковать ножки да крылышки, как откуда ни возьмись понабежали орки.
Да как закречат : «Здесь костры жечь запрещено! С вас штраф тысяча рублёв и неделя под арестом в остроге Темного Повелителя!»
Против закону не попрешь. Делать нечего пришлось идти. А за неименеем 1000 рублей, заставили бедолаг двор мести, жвачку со столов отскребать, да надписи нехорошие со стен стирать.
Надписей было много, пока Берен тряпкой орудовал словарный запас свой изрядно пополнил, Фенрод зарисовки да заметки делал ( именно тогда было положено начало великого Фенродского труда, оркскотолкового словаря ПиПиПидия).
Берендей же, дабы скоротать время занялся бисероплетением и продавал свои украшения оркским женщинам в тридорога.
А ночами Фенрод создавал фолиант с хрониками своей тяжкой царевой жизни, а долгими мучительными вечерами зачитывал новые главы вслух, сначала Берену, потом охране, потом опять Берену…потом он шел к оркам, дабы уточнить некоторые детали в произношении непрризносимых слов ПиПиПидии, и когда, они начинали злится, успокаивал их мерным и монотонным чтением вновьнаписанных строк биографии.
Орки краснели, злились, пыхтели и сопели, но слушали - ибо тепеливые были.
Лишь однажды непроглядной ночью увидел Берендей горящие красные глаза волчьи в темноте, услышал рык грозный и звук утаскиваемого тела на фоне довольного орчьего хихиканья.
А на утро внезапно обнаружилось, что Фенрода в камере нет.
Плакать Берен не стал. Только сохранил на память толстый фолиант с рукописями царевыми и носил его с тех пор у груди в память о верном друге. Словарь же был утерян..
Лишь многие века после, на радость археологам он был найден глубоко под землей, в иссохшем русле Сауроновой Вони - речки, истоком которой служила в древности канализация.
Жизнь шла помаленьку. Дела налаживались. Бизнес процветал. В подвале было решено организовать компанию «Берендей Эксклюзивешен» по продаже уникальных украшений и заказу музыкального сопровождения на балалайке на все случаи жизни.
Наконец однажды поступил заказ от Самого.
Велел Саурон явиться пред очи его ясные сегодня же .. прямо же сейчас же
В зале был полумрак. В воздухе стоял тяжелый смрадный запах и откуда-то из тьмы раздавались жуткие звуки, пробирающие до самого нутра и вызывающие навязчивое желание удрать оттуда во все ноги.
Саурон спал.
Одна нога его лежала на подлокотнике трона, другая беспомощно болталась внизу. Сапог с нее слетел и обнажал осмелевшему посетителю волосатые мускулистые ноги в черных кружевных чулках. Сложив под щеку ладошки, он мило улыбался во сне, похрапывая и причмокивая.
Вобщем Темный повелитель был ТАК страшен, что у Берена подкосились ноги и голос задрожал.
- ОЙ! - вымолвил он вместо приветствия.
Саурон открыл единственный глаз и с удивлением уставился на гостя.
- А-а-а-а-а… это ты - протянул он зевая и потягиваясь, - ну ты, ето, заходи, будь как дома.
И как улыбнется! Как рассмеется!
И взмолился тогда Берен: «Не йешь меня, Великий! Я… я тебе песенку спою!»
Достал он тогда лютню свою многострадальную, заштопанную и перештопанную, с дырами от пуль, наконечниками от стрел и черенком от лопаты, ударил по струнам и запел:
«Я Берендей Берендей!
Всех берендеев берендейней!
По горам скакал, по полям бежал,
В болоте бывал, под столом лежал,
Я от Тингола ушел!
Я от Лучиэнь ушел!
И от тебя, злодей,
Убегу ейей!»
И так искренне и честно пел он, что замер Владыка на черном троне и из глаза его единственного покатилась слеза.
- Шо? Уже уходишь?! - печально вздохнул он.
Не ожидал молодец такого расклада. Он то предвидел сражения, гибель в неравном бою, муки нечеловеческие в остроге вражеском, а тут сидит, понимаешь, главный негодяй на троне, размазывает кулаками по щекам слезы и ревет, аки детя малое в тридцать три ручья ( ну если быть точным, в тридцать два, но 33 - оно как-то эпичнее звучит).
Надел тогда Берендей калоши, и пошлепал к трону.
«Эх, тут бы Фене, радость была! - подумал он - сколько сырости-то!»
- Ты.. это.. Не реви!- крикнул он Сау.
- А я и не реву! - шмыгнул носом Владыка и поднял на него красный мокрый глаз.
- Вот и не реви, кому говорят! Тоже мне нашелся! Не буду тебя убивать, пожалуй, рас ты такой… неконичный персонаж. Отдавай, вобщем, корону и пошел я. Живи себе с миром.
Сау всхлипнул еще громче: «Да забира-а-а-а-а-ай! Да неужто она мне нужна?!»
- А что не нужна, чтоли? - обернулся в дверях Берен, засовывая корону за пазуху.- Бессмертие, онож…
- Бессмертие.. эх… кому оно нужно?! Когда всю жизнь один?!
- Ну-у-у-у-у… - протянул Беря и подальше засунул корону ( вдруг Сау передумает внезапно), - а зачем вообще тогда её носил?!
- Так.. хм… она красивая! Яж говорят внешне.. как бэ это получше… НЕОЧЕНЬ, а в короне…
- Ага,- согласился герой, - а так НЕОЧЕНЬ В КРАСИВОЙ КОРОНЕ.
Ну, пока! Ужасный, до встречи.. а лучше просто пока. Не скучай, какгрится!
Развернулся Берен и зашагал своей дорогой домой…
- И все?! А как же Саурон?!
А Саурон состарился и умер от зеленой тоски, но перед этим его замучила большая зеленая Жаба по короне, которую он в порыве сентиментальности отдал какому-то хмырю. Всё. Хеппи энд!
- Бабушка-а-а-а-а… А давай всё было не так!
Ну хорошо, - вздохнула старушка, - расскажу вам как все по правде было.
- Бессмертие.. эх… кому оно нужно?! Когда всю жизнь один?!
- Ну-у-у-у-у… - протянул Берен и не нашел, что добавить. - Всё так фигово, да?
Сау расправил дрожащей рукой три седых волосинки на лысине и вздохнул:
«Вот так и проживешь… один… без собаки…»
«Эх, что я изверг чтоли какой?! - решил Берен, и вновь облачившись в калоши побрел к трону.
- Ты не плачь - кх.. это.. как бы тыж мужик! - и он неуверенно хлопнул Ужасного по плечу - а, чтобы не особо одиноко было, хочешь я тебе Горлума оставлю? Он создание бесполезное, занудное, мозг выносящее, многожрущее и надоедливое, но всеже лучше чем одному быть… наверное.
В глазе Сау засветилась радость.
Только ты… того. Не думай, что я тебя простил. Тыж как никак друга моего замучил! Феня, он вообще знаешь какой эльф был?! Он.. Он… эх.. а ты его!
- Да что с ним станется?! - пожал плечами Сау - квасит опять с кинологами, небось…
- ???
- Больно уж волколаки мои его заинтересовали. «Где, говорит, породу такую дивную нашли?!» Сами, говорю, вывели, без лишней гордости. «У нас, водяных, говорит таких не водится. Этож сколько пользы: и транспорт и охрана и, на чебуреки, если голод пустить можно!» И так умолял отпустить его в питомник посмотреть на щенят. Отпустил, как же иначе?! Вон теперь письма шлет ежеденно с отчетами и зарисовками. - Сау кивнул на стопку бумаги, лежащую у трона.
Растрогался тут Берен и заплакал крокодильими слезами.
- Зна-а-а-ачит ты не гад последний, как у нас рассказывают. Знаа-а-а-а-ачит ты хороший…
-Бабушка?! Что за сопли?! А где динамика?!
- Дада…
- Это как посмотреть - хихикнул Саурон, достал большую рогатку и выстрелил Берену прямо с сердце, бумажкой, жеваной из письма Фенрода. - ибо гадостность все равно была в душе Владыки Тьмы, несмотря на сентиментальность и периодические позывы к доброте.
Схватился Берен за сердце и начал медленно оседать на пол.
Да по пути, подскользнулся на слезах Сауроновых, врезался в трон, набил шишку, уехал до противоположной стены, зацепился за вешалку и повис на ней, беспомощный как котенок.
Саурон же, злобно ухмыляясь направился прямо к нему.
- Да, я плохой! - убеждал он сам себя, - Я Саурон!
Я сволочь, гад и я злодей!
И мне не надо не шоколада, не мармелада,
А только… маленьких некчемненьких людей!
Я…
Но тут подтяжки, державшие Берена лопнули и он грохнулся прямо в объятия Темного Повелителя.
Тут загрохотали молнии, засверкал гром и Саурон засветился аки собака Баскервилей в полночь на болоте. А потом вдруг БАЦ! И исчез!
Не успел Берен образоваться, как на месте Саурона появилась прекрасная девушка. С золотыми волосами, голубыми глазами и четвертым размером… глаз.
- Ты спас меня Беря! - сказала она и голос ее полился на сердце нашему героя, как бальзам - давным-давно, когда я была еще младенцем, мой папа Мелькор пел мне колыбельную и укладывал меня в люльку спать. Но неловко задел рукой постельного клопа и сломал ему ножку.
И тогда явилась королева клопов и изрекла: «За твою жестокость, будь же проклято твое дитя! И станет она самой уродливой девушкой в мире. И будут все трепетать при виде ее и бежать ужасе. До тех пор, пока не найдется смельчак, не сопрет корону с головы ее, не повиснет на вешалке и не обнимет крепко её! И только тогда спадет проклятие!
И жили они долго и счастливо. ВЕЧНО.
-