Сумбурный отчет и просто мысли
Май кажется бесконечным, пьянящим, дурманящим и каким-то резиновым. Слишком много событий, слишком много всего происходит, очень насыщенный выдался месяц. Другие были не такими: оглянуться не успеешь - месяц кончился, а май был очень длинным.Может, от того, что было много праздников, может, от того, что успела всякая погода поменяется, и одуванчики успели распуститься и отцвести, и деревья, может, от того, что часто ездила домой, и еще успела до Омска скататься. может из-за насыщенный репетиций, почти каждый день ( и все казалось мало), а может потому, что было много завершений.
Сам месяц на самом деле закончился только вчера, нашим отчетным концертом.Особо внятного вряд ли могу сказать по этому поводу, но все же скажу.
Полонез - сине-зеленое освещение и ни одного улыбающегося лица - отличное начало. Я стою за кулисами, и как последний идиот, улыбаюсь до ушей, в надежде, что меня увидят танцующие и вспомнят про то, что неплохо было бы улыбнуться. Под конец вспоминаю сами.
Настроение, у меня начинает дрожать верхняя губа, растянутая в улыбке. И только когда после первой части уходим вглубь сцены, приходит мысль облегчение "я вижу, софиты не достают так глубоко и не слепят" и успокаиваюсь, дальше случается все само.
Мазурка - после двух без перерыва станцованных номеров третий подряд - физически сложно, костюм тяжелый, сетка подъюбника колет ноги, в голове находится объяснение - ну да, я же не надела панталоны в целях экономии времени (ага, именно та мысль, которая должна быть на сцене, да-да ). Но на мой взгляд, из всех номеров исторички технически мы станцевали его чище остальных - никаких помарок. Ну, и настроение удалось: и безумные Мишкины глаза, как будто он меня и правда первый раз видит, и довольная Сашкина ухмылка: "ага, вернулась все-таки".
Шалость - нас проперло. Торкнуло очень сильно и всех одновременно. Помню взгляды в зале - удивленные, ошалелые, не верящие.
Судорожное закулисное переодевание, не добегая до гримерки, 6 рук, беспрекословное подчинение, почти последний номер.
Дом. Встаю в позировку - дрожит нога, он напряжения, боюсь, что это видно, но сделать ничего нельзя. А дальше начинаю танцевать и думаю о том, что наверное зритель не понимает. И бросаю вызов вместе со всеми. И вот народ собран в палатке, снабжен алкоголем, сигареты у них есть и без меня, курят, дурачатся, прикрытые крылом Большой Птицы, а я могу пойти, побеседовать с братом. И вот уже почти конец, и четкое осознание того - что они все, там, за моей спиной - моя стая, я за них отвечаю, и не важно, что не все из них птицы.... и тишина в зале после, как будто размышление: "а можно ли вообще аплодировать?"
Вальс. В перерыве - Сашка, судорожно несущий мне воду, петли, которые не застегиваются, и перчатки, неналазящие на влажные пальцы, мысль, что я уже лохматая, несмотря на лак, и раскрасневшаяся, несмотря на тоналку и пудру, что меня уже вообще на люди выпускать нельзя. Шепчу Тане за кулисами - улыбнись, а Саша уже тянет меня - пойдем, пора.
А потом, очередной раз за вечер совершенно безумные Мишкины глаза, когда я иду к нему с огроменным букетом, который еле держу. И внезапно - цветы мне. Потом, в холле, папа, которого я встречаю первый, и который сразу же меня обнимает, хотя вообще не собирался на концерт, и Власта, говорящая "Алинкус, ты молодец, красиво, правда" (и ведь не из жалости или по-дружбе), и общая волна эйфории.
уже потом, переодевшись понимаю, что болит облезлая мозоль, потому что танцевала почти на мясе, что, хочу разобрать голову, заклеенную лаком и забитую шпильками как-то насквозь,что дико хочу есть и спать, но не смогу уснуть еще долго.
Я четко поняла одно: концерт, бесконечные репетиции, закулисная суета, сплотили студию куда больше всех выездов, походов, веревочных курсов. Мы теперь совсем-совсем "свои".