Немного того, за что не стыдно.
22 мая
С утра небо цвета кофе с холодным молоком. С 12 моросит, в 16 по Воровского вниз текут городские реки, пачкают светлоногих девушек. В метро барышня с прыщавым подбородком рассказывает румяному парню о Холмсе, Ватсоне и такси. Мужчина с седыми висками читает философию, а бабушка в прозрачных пакетах везет розово-лососевые тела рыб. На влажный асфальт падают ночные тени деревьев, под ногами хрустят перламутрово-зеленые крылья майских жуков. Возле магазина в полночь трещит холодильник.
2 июня
Распаренный и умытый после ночного дождя Киев дышит первым днем лета. В парке Шевченко на лавочке сухонькая бабушка с сиреневыми буклями разминает пятки своей подружке в капроновых носочках. На трансформаторной будке висит напечатанный «лобстером» стих о тоске и её неизбежности. У Вани родился племянник с кошачьим именем Тимофей, а я научилась пить кофе без сахара. На станции метро «Петровка» кореянка в желтом платье лежит на лавке в окружении людей с озабоченными лицами. Рядом стоят милиционер и бутылка воды. Над Оболонью сгущаются графитовые тучи, а мужик, продающий черешню, включил в маленьком радиоприемнике песню на хинди. Во дворе два обычных голубя с пушистыми породистыми белыми хвостами дерутся в луже. В метро жук размером с крысеныша переползает ступеньки справа налево. Федот из «Перкалабы» стоит так близко к зрителям, что видно синеву его глаз. У мамы на столе стоят васильки, её черные синяки на руке скоро посветлеют и станут такого же цвета.
3 июня
С утра на город светит холодное солнце, к 15 становится теплее, а в 17 начинается ледяной осенний ливень. У супермаркета «Эко» дворовой голубь удивленно топчется возле нетронутой половинки батона, а около метро Оболонь парень в кедах несет под дождем клетку для хомяка. В 20 над продрогшим Киевом повисает свинцовое небо Айвазовского, а стрижи с радостными криками летают кругами вокруг детской площадки. Саша говорит, что наш дом стоит на розе ветров, но это можно заметить, только в измененном состоянии сознания. А я думаю, что это дом-корабль, в котором мы плывем на встречу с прекрасным или со смертью, что, в общем-то, одно и то же.
7 июня
С утра в Киев приходит жара, город дышит тяжело. Горячо, влажно, солнце обжигает кожу, коты ленятся в тени. Чем дальше от метро, тем дешевле клубника - двадцать пять гривен, двадцать две, двадцать, семнадцать. На улицах людно, студенты и школьники в легких одеждах, с необремененными опытом душами покупают в магазинах вино, угли и замаринованное мясо. Парни с выбритыми висками, загорелыми бицепсами и белыми Айфонами демонстрируют прошлогодние татуировки - японских рыб, роз, якорей и черных «мусташ» на средних пальцах. Девушки с рыхлыми фигурками, в платьях с витрин «Bershka» и «ZARA», золотят на солнце длинные волосы и громко обсуждают потенциальных бойфрендов.
Джек-рассел-терьер с непослушными ушами (то заворачиваются, то сворачиваются) по кличке Пончик бегает по всему парку за оранжевым фрисби, палкой и простой собачьей радостью. К вечеру на томный и липкий город падает дождь, прозрачные капли прибивают темно-зеленые листья и лоснящуюся молодую траву. После заката в сумерках кто-то очень долго подсвечивает облака розовым фонариком.
16 июня
В девять вечера по полю возле Зазимья стелится рваный молочный туман. Комары садятся по трое на одну щиколотку, травы достают до колен, линия электропередач равномерно трещит под ночным небом. Воздух обдает то ночной прохладной, то преддождевым лихорадочным жаром. Из под ног выскакивают лягушки, на болотах под чутким руководством невидимого дирижера слаженно поет хор цикад. На берегах Десны горят фонари, костры и кончики сигарет. В четыре утра кто-то поет песню «Чижа» о любви и порванной струне. Ветер всю ночь качает гамак, натянутый между двумя тополями.
27 июня
На солнечном просвете летает пушистая пыльная мошкара, листья светятся салатовым светом, рука бумажно шелестит, если гладить её от запястья к локтю. Под выцветшими розами затаилась фисташковая саламандра с высохшим пятнистым хвостом. Стоит июньская полуденная блажь, солнце кусает за тыльную сторону ладони, бедро и щеку;
тополи и дубы отражаются и дробятся в озерной водной ряби, с «тарзанки» громко плюхаются в воду сельские парни. Над криками купающихся и плещущихся детей разносится песня Чижа "Мне не спится".
Девушка с гладкой безцеллюлитной жопкой и брезгливой гримасой жалуется рыжей подружке: "Как же меня достал этот быдлятник! Как только бассейн достроим, перестану сюда ходить. Все селюки сюда ездят, мат-перемат, бухие с детьми, еле на ногах стоят! Пиздец, вообще!".
В воду заходит необъятная женщина с усталым поплывшим лицом, свисающим фартухом-животом и алебастровой кожей. Рядом купаются её веснушчатая дочь, зять и внук.
«- Оце я кажу, нашо йихать на морэ, колы тут так красиво!», - делится впечатлениями с родственниками бледная великанша. «- Яка романтика? Тут тоби вся романтыка, зато потом спишь в сваей пастели. И денег платить нинада!».
На берегу ссутулившись для пущей мужественности курят подростки, небо разрезает серебристый самолет, день клонится на запад.
С утра небо цвета кофе с холодным молоком. С 12 моросит, в 16 по Воровского вниз текут городские реки, пачкают светлоногих девушек. В метро барышня с прыщавым подбородком рассказывает румяному парню о Холмсе, Ватсоне и такси. Мужчина с седыми висками читает философию, а бабушка в прозрачных пакетах везет розово-лососевые тела рыб. На влажный асфальт падают ночные тени деревьев, под ногами хрустят перламутрово-зеленые крылья майских жуков. Возле магазина в полночь трещит холодильник.
2 июня
Распаренный и умытый после ночного дождя Киев дышит первым днем лета. В парке Шевченко на лавочке сухонькая бабушка с сиреневыми буклями разминает пятки своей подружке в капроновых носочках. На трансформаторной будке висит напечатанный «лобстером» стих о тоске и её неизбежности. У Вани родился племянник с кошачьим именем Тимофей, а я научилась пить кофе без сахара. На станции метро «Петровка» кореянка в желтом платье лежит на лавке в окружении людей с озабоченными лицами. Рядом стоят милиционер и бутылка воды. Над Оболонью сгущаются графитовые тучи, а мужик, продающий черешню, включил в маленьком радиоприемнике песню на хинди. Во дворе два обычных голубя с пушистыми породистыми белыми хвостами дерутся в луже. В метро жук размером с крысеныша переползает ступеньки справа налево. Федот из «Перкалабы» стоит так близко к зрителям, что видно синеву его глаз. У мамы на столе стоят васильки, её черные синяки на руке скоро посветлеют и станут такого же цвета.
3 июня
С утра на город светит холодное солнце, к 15 становится теплее, а в 17 начинается ледяной осенний ливень. У супермаркета «Эко» дворовой голубь удивленно топчется возле нетронутой половинки батона, а около метро Оболонь парень в кедах несет под дождем клетку для хомяка. В 20 над продрогшим Киевом повисает свинцовое небо Айвазовского, а стрижи с радостными криками летают кругами вокруг детской площадки. Саша говорит, что наш дом стоит на розе ветров, но это можно заметить, только в измененном состоянии сознания. А я думаю, что это дом-корабль, в котором мы плывем на встречу с прекрасным или со смертью, что, в общем-то, одно и то же.
7 июня
С утра в Киев приходит жара, город дышит тяжело. Горячо, влажно, солнце обжигает кожу, коты ленятся в тени. Чем дальше от метро, тем дешевле клубника - двадцать пять гривен, двадцать две, двадцать, семнадцать. На улицах людно, студенты и школьники в легких одеждах, с необремененными опытом душами покупают в магазинах вино, угли и замаринованное мясо. Парни с выбритыми висками, загорелыми бицепсами и белыми Айфонами демонстрируют прошлогодние татуировки - японских рыб, роз, якорей и черных «мусташ» на средних пальцах. Девушки с рыхлыми фигурками, в платьях с витрин «Bershka» и «ZARA», золотят на солнце длинные волосы и громко обсуждают потенциальных бойфрендов.
Джек-рассел-терьер с непослушными ушами (то заворачиваются, то сворачиваются) по кличке Пончик бегает по всему парку за оранжевым фрисби, палкой и простой собачьей радостью. К вечеру на томный и липкий город падает дождь, прозрачные капли прибивают темно-зеленые листья и лоснящуюся молодую траву. После заката в сумерках кто-то очень долго подсвечивает облака розовым фонариком.
16 июня
В девять вечера по полю возле Зазимья стелится рваный молочный туман. Комары садятся по трое на одну щиколотку, травы достают до колен, линия электропередач равномерно трещит под ночным небом. Воздух обдает то ночной прохладной, то преддождевым лихорадочным жаром. Из под ног выскакивают лягушки, на болотах под чутким руководством невидимого дирижера слаженно поет хор цикад. На берегах Десны горят фонари, костры и кончики сигарет. В четыре утра кто-то поет песню «Чижа» о любви и порванной струне. Ветер всю ночь качает гамак, натянутый между двумя тополями.
27 июня
На солнечном просвете летает пушистая пыльная мошкара, листья светятся салатовым светом, рука бумажно шелестит, если гладить её от запястья к локтю. Под выцветшими розами затаилась фисташковая саламандра с высохшим пятнистым хвостом. Стоит июньская полуденная блажь, солнце кусает за тыльную сторону ладони, бедро и щеку;
тополи и дубы отражаются и дробятся в озерной водной ряби, с «тарзанки» громко плюхаются в воду сельские парни. Над криками купающихся и плещущихся детей разносится песня Чижа "Мне не спится".
Девушка с гладкой безцеллюлитной жопкой и брезгливой гримасой жалуется рыжей подружке: "Как же меня достал этот быдлятник! Как только бассейн достроим, перестану сюда ходить. Все селюки сюда ездят, мат-перемат, бухие с детьми, еле на ногах стоят! Пиздец, вообще!".
В воду заходит необъятная женщина с усталым поплывшим лицом, свисающим фартухом-животом и алебастровой кожей. Рядом купаются её веснушчатая дочь, зять и внук.
«- Оце я кажу, нашо йихать на морэ, колы тут так красиво!», - делится впечатлениями с родственниками бледная великанша. «- Яка романтика? Тут тоби вся романтыка, зато потом спишь в сваей пастели. И денег платить нинада!».
На берегу ссутулившись для пущей мужественности курят подростки, небо разрезает серебристый самолет, день клонится на запад.