Лидия Кудрявцева, Дмитрий Фомин "Линия, цвет и тайна Г. А. В. Траугот"
К сожалению, все когда-нибудь заканчивается, и сегодня я предлагаю вам окончание первой главы альбома.
Начало здесь, часть 1,
продолжение, часть 2
продолжение, часть 3
Александр становился профессиональным скульптором. С детства увлеченный цирком, он сделал цветную фарфоровую статуэтку клоуна Карандаша с собачкой, она пользовалась успехом и много раз тиражировалась; его остроумные фарфоровые скульптуры Буратино, Чиполлино, забавного Олега Попова с петухом и многие другие приобретал Музей города. Для этого же музея Александр вылепил скульптуры петербургских городских типов, персонажей Гоголя, Салтыкова-Щедрина, проявив способность остро видеть характеры.
Михаил стал придумывать разнообразные скульптуры зверей, рыб и птиц, всякий раз изобретая что-нибудь неожиданное; скульптуры превращались в резиновые детские игрушки, в которые долго играли дети всей страны. Так выбрались из материального кризиса и даже купили автомобиль. А еще катались по городу то на одноколесном велосипеде, то на собственном ослике, добытых тем же неутомимым на экстравагантные выдумки фантазером Михаилом.
Валерий в 1955 году уехал в Москву - поступать в Художественный институт имени В. И. Сурикова на скульптурный факультет. Он хорошо понимал, что в ленинградскую Академию художеств ему путь закрыт. (Кстати, учебное заведение давно называлось Институтом живописи, скульптуры и архитектуры, но так уж повелось: петербуржцы говорят «Академия художеств».) Экзамены Валерий сдал блестяще, единственый на стипендию. На экзамене по литературе писал о женских образах Толстого и Чернышевского, прибавив, к ним от себя героинь Мопассана и Пушкина, тургеневских девушек, не подозревая, что с литературными образами ему придется иметь дело всю будущую жизнь. На экзамене по композиции лепил жеребенка - вспомнил милых жеребят своего детства и получил пятерку. Но сам институт после торжественных залов и анфилад, величественных кабинетов петербургской Академии показался унылым и непрезентабельным, не внушал почтения к «свободным художествам». Зато в обучении здесь оказалось гораздо больше свободы и вольности. Особенно после потрясшего всех в 1956 году XX съезда КПСС с его разоблачением культа личности. Траугот с благодарностью вспоминает своих учителей.
Ему вообще нравилась Москва: гостеприимными домами, легкими на дружбу москвичами, мастерскими художников, щедро открытыми для просмотров и дружеских пирушек до утра. Не пропускал он ни одной выставки молодых, которые открывались одна за другой. Одним летом поехал в Сухуми, и целый месяц рисовал обитателей знаменитого обезьянника, от мартышек еле ноги уносил. А домой он ездил почти каждую неделю - там уже затевалось дело, которое станет для них всех главным.
Через два года напряженной и интересной учебы в Суриковском Валерий вернулся домой окончательно - поступил без экзаменов на третий курс отделения декоративной скульптуры Художественно-промышленного училища имени В. И. Мухиной. Его дипломной работой в 1960 году был скульптурный рельеф для фасада телецентра. В то время он, по просьбе режиссера Григория Козинцева, слепил голову Клавдия для его фильма «Гамлет» - позировал Валерию сам исполнитель этой роли Названов. Было приятно увидеть свою работу на экране.
Еще студентом последнего курса Валерий показал свои анималистические рисунки на большой выставке ЛОСХа и тут же был замечен. Искусствовед Б. Д. Сурис в профессиональном альманахе «Художники Ленинграда» восторженно написал об анималистическом таланте Траугота, об артистичности его рисунков, о необычайной способности «все сделать» лишь намеками, несколькими ударами кисти.
К этому времени была окончательно достроена просторная мастерская на Петроградской стороне, недалеко от дома, на улице Блохина, - для всей семьи. Было где работать, не стесняя друг друга. Добавлю к своим впечатлениям от ее посещения заметки, сделанные в 1970-х годах молодой московской художницей Екатериной К. Она дала словесный портрет Веры Павловны и ее живописи.
«То, что я увидела, для меня было совершенно не из обыденной жизни, а из другой, неподвластной времени, суете, будням... Живопись Веры Павловны стояла на антресолях. Пейзажи Петербурга. Широкими движениями кисти, сложными цветами, крупными цветовыми массами выражалась особенность нелогичного города. Повороты каналов, ритмы окон метались на холстах, деревья сплетались ветвями, воды звучали зелено-синим, мраморные скульптуры были оживлены. Все смыкалось поэтическим виденьем. От работ исходила недюжинная, неженская энергия. Так мог писать человек, живущий своими собственными душевными порывами, вне социума. Права ли, не знаю, но помню эту живопись такой. Как и саму Веру Павловну, совершенно особенную. Слегка артистично-нервозная, с необъяснимо загадочным голосом. Она прохаживалась на высоких каблуках поодаль и читала стихи. Ее необычный силуэт то становился черным на фоне окон, то приобретал плотный цвет на фоне черной стены. Ее прическа была с легким начесом, с собранными сзади в пучок рыжеватыми волосами, зеленая блуза к ним очень подходила. Она держала руки за спиной, чуть согнувшись и слегка откинув голову Лицо одухотворенного человека. Она нас занимала, пока Александр и Валерий готовили угощенье...»
Уже в 1950-е годы Георгий Николаевич увлек сыновей детской книгой. Как и всю историю искусства, историю книжной графики и книжного дела он знал превосходно. Время тому благоприятствовало. Ленинградские корифеи обрели второе дыхание, готовились нарядные сборники с их иллюстрациями. В Москве молодые художники возвращали детской книге жизнерадостные краски и смелость композиций.
Трауготы все вместе придумали для начала книжку-игру с забавными превращениями, и она имела неожиданный для них успех. Потом почти одновременно они рисовали «Цирк» Маршака, «Синюю Бороду» Перро, «Новое платье короля» Андерсена, русскую народную сказку «Лиса и журавль».В этих столь разных по жанру книгах сразу же проявились все основные черты их будущего творчества: возвышенный романтизм, чувство юмора, глубокое вхождение в мир авторского слова, виртуозная работа пером и кистью, способность создавать цельный образ книги, всякий раз отвечающий характеру
литературного текста, и, наконец, то, до конца всегда необъяснимое, что будет к себе притягивать читателей и зрителей их книг.
Так полвека назад они выбрали книгу, находя в ней возможность полностью осуществиться. «Мы стараемся делать живую вещь. Чтобы каждый мазок звучал. Чтобы удар кисти все выражал...» - скажут они позднее. А тогда готовились к новому проекту - оригинально задуманному изданию самых любимых сказок Андерсена. Казалось, судьба во всем шла им навстречу.
Но 28 сентября 1961 года Георгий Николаевич выехал из дома на велосипеде полюбоваться вечерним закатом и - не вернулся. Его сбил грузовик.
1960-е, 70-е, 80-е, 90-е, первое десятилетие нового века. Трудная и счастливая жизнь. Братья пишут картины, рисуют по впечатлениям. Занимаются скульптурой. «Работа скульптора дает незаменимую школу пространственного мышления. Она очень пригодилась в книжном рисунке. Мы не разделяем книгу и рисование».
Валерий в конце 1980-х - начале 1990-х станет главным художником ленинградского отделения издательства «Детская литература», возьмется спасать угасающее великое дело. Потом будет главным художником в издательствах «Светлячок», «Царское Село», где издавались только красивые книги, малотиражные библиофильские издания. Александр серьезно увлечется росписью по фарфору на литературные сюжеты - «Мир Андерсена», «Мастер и Маргарита». Он расписывает по заказу Ломоносовского фарфорового завода сервизы на формах «Гербовая» и «Александрия». Имена братьев Трауготов с их фотографиями и биографиями внесены в солидный том, посвященный истории знаменитого Фарфорового завода имени М. В. Ломоносова. Там сказано, что их работы «хранятся во всех музеях мира».
Женятся. Валерий дважды. Он становится дедушкой; его сын Георгий Траугот был драматическим актером. (Он в 2010 году скончался.) Александр последние годы часто уезжает в Париж к жене, бретонке Элизабет, там у него мастерская под подвальными сводами XV века. Иногда разъезжает по городу на своем стареньком одноколесном велосипеде, эпатируя публику: «Это самый удобный способ передвижения. Париж для меня - красивый пригород Петербурга».
В 2003 году уходит из жизни Вера Павловна. Вот уже несколько лет тяжело болен Михаил Войцеховский. Недвижимым, в полном сознании он пролежал пять суток на холодном камне в строящемся им загородном доме и остался жив. «Меня посетил Бог», - говорит тихо Михаил Владимирович, и его глаза наполняются слезами. На дальнем окне мастерской на улице Блохина висит деревянное распятие, привезенное им когда-то из далекого маленького русского городка. Михаил Владимирович по-прежнему для Александра много значит, и он не оставляет его своими заботами.
Но главное дело их жизни - книги. Им и будет посвящен наш альбом. Больше сотни превосходных книг, открывающих новые художественные миры. Эпос, сказки, поэзия, проза. Мастерам подвластны любые виды и жанры мировой художественной литературы. Они иллюстрируют Гомера, Шекспира, Пушкина, Андерсена, Перро, Метерлинка, Ростана, Гёте, Булгакова, древние мифы, Овидия и Апулея, Блока, Чехова, Куприна, Набокова... Они нарисовали тысячи лиц, создали обширнейшую психологическую галерею человеческих образов. Они работают кистью, пером, карандашом, в литографии, офорте, монотипии, артистично меняя техники и саму манеру исполнения, вкушая радость от воплощения художественного слова, проникая в его глубины. Как когда-то в Москве в конце 1950-х - начале 1960-х годов Май Митурич и его окружение обновляли язык русской детской книги, так петербуржцы Г. А. В. Траугот дали ей новое существование. Им нравится, что их называют петербургскими художниками.
Они трудились в такие разные времена, на их глазах менялись эпохи, идеологии, культурные ориентиры. Но эти стремительные перемены не затронули самого главного в творчестве художников, никогда не заигрывавших с сиюминутной модой. Они всегда таинственным образом остаются самими собой.
1956 год, когда вышла их первая детская книга игра «686 забавных превращений», они считают своим началом.
Начало здесь, часть 1,
продолжение, часть 2
продолжение, часть 3
Александр становился профессиональным скульптором. С детства увлеченный цирком, он сделал цветную фарфоровую статуэтку клоуна Карандаша с собачкой, она пользовалась успехом и много раз тиражировалась; его остроумные фарфоровые скульптуры Буратино, Чиполлино, забавного Олега Попова с петухом и многие другие приобретал Музей города. Для этого же музея Александр вылепил скульптуры петербургских городских типов, персонажей Гоголя, Салтыкова-Щедрина, проявив способность остро видеть характеры.
Михаил стал придумывать разнообразные скульптуры зверей, рыб и птиц, всякий раз изобретая что-нибудь неожиданное; скульптуры превращались в резиновые детские игрушки, в которые долго играли дети всей страны. Так выбрались из материального кризиса и даже купили автомобиль. А еще катались по городу то на одноколесном велосипеде, то на собственном ослике, добытых тем же неутомимым на экстравагантные выдумки фантазером Михаилом.
Валерий в 1955 году уехал в Москву - поступать в Художественный институт имени В. И. Сурикова на скульптурный факультет. Он хорошо понимал, что в ленинградскую Академию художеств ему путь закрыт. (Кстати, учебное заведение давно называлось Институтом живописи, скульптуры и архитектуры, но так уж повелось: петербуржцы говорят «Академия художеств».) Экзамены Валерий сдал блестяще, единственый на стипендию. На экзамене по литературе писал о женских образах Толстого и Чернышевского, прибавив, к ним от себя героинь Мопассана и Пушкина, тургеневских девушек, не подозревая, что с литературными образами ему придется иметь дело всю будущую жизнь. На экзамене по композиции лепил жеребенка - вспомнил милых жеребят своего детства и получил пятерку. Но сам институт после торжественных залов и анфилад, величественных кабинетов петербургской Академии показался унылым и непрезентабельным, не внушал почтения к «свободным художествам». Зато в обучении здесь оказалось гораздо больше свободы и вольности. Особенно после потрясшего всех в 1956 году XX съезда КПСС с его разоблачением культа личности. Траугот с благодарностью вспоминает своих учителей.
Ему вообще нравилась Москва: гостеприимными домами, легкими на дружбу москвичами, мастерскими художников, щедро открытыми для просмотров и дружеских пирушек до утра. Не пропускал он ни одной выставки молодых, которые открывались одна за другой. Одним летом поехал в Сухуми, и целый месяц рисовал обитателей знаменитого обезьянника, от мартышек еле ноги уносил. А домой он ездил почти каждую неделю - там уже затевалось дело, которое станет для них всех главным.
Через два года напряженной и интересной учебы в Суриковском Валерий вернулся домой окончательно - поступил без экзаменов на третий курс отделения декоративной скульптуры Художественно-промышленного училища имени В. И. Мухиной. Его дипломной работой в 1960 году был скульптурный рельеф для фасада телецентра. В то время он, по просьбе режиссера Григория Козинцева, слепил голову Клавдия для его фильма «Гамлет» - позировал Валерию сам исполнитель этой роли Названов. Было приятно увидеть свою работу на экране.
Еще студентом последнего курса Валерий показал свои анималистические рисунки на большой выставке ЛОСХа и тут же был замечен. Искусствовед Б. Д. Сурис в профессиональном альманахе «Художники Ленинграда» восторженно написал об анималистическом таланте Траугота, об артистичности его рисунков, о необычайной способности «все сделать» лишь намеками, несколькими ударами кисти.
К этому времени была окончательно достроена просторная мастерская на Петроградской стороне, недалеко от дома, на улице Блохина, - для всей семьи. Было где работать, не стесняя друг друга. Добавлю к своим впечатлениям от ее посещения заметки, сделанные в 1970-х годах молодой московской художницей Екатериной К. Она дала словесный портрет Веры Павловны и ее живописи.
«То, что я увидела, для меня было совершенно не из обыденной жизни, а из другой, неподвластной времени, суете, будням... Живопись Веры Павловны стояла на антресолях. Пейзажи Петербурга. Широкими движениями кисти, сложными цветами, крупными цветовыми массами выражалась особенность нелогичного города. Повороты каналов, ритмы окон метались на холстах, деревья сплетались ветвями, воды звучали зелено-синим, мраморные скульптуры были оживлены. Все смыкалось поэтическим виденьем. От работ исходила недюжинная, неженская энергия. Так мог писать человек, живущий своими собственными душевными порывами, вне социума. Права ли, не знаю, но помню эту живопись такой. Как и саму Веру Павловну, совершенно особенную. Слегка артистично-нервозная, с необъяснимо загадочным голосом. Она прохаживалась на высоких каблуках поодаль и читала стихи. Ее необычный силуэт то становился черным на фоне окон, то приобретал плотный цвет на фоне черной стены. Ее прическа была с легким начесом, с собранными сзади в пучок рыжеватыми волосами, зеленая блуза к ним очень подходила. Она держала руки за спиной, чуть согнувшись и слегка откинув голову Лицо одухотворенного человека. Она нас занимала, пока Александр и Валерий готовили угощенье...»
Уже в 1950-е годы Георгий Николаевич увлек сыновей детской книгой. Как и всю историю искусства, историю книжной графики и книжного дела он знал превосходно. Время тому благоприятствовало. Ленинградские корифеи обрели второе дыхание, готовились нарядные сборники с их иллюстрациями. В Москве молодые художники возвращали детской книге жизнерадостные краски и смелость композиций.
Трауготы все вместе придумали для начала книжку-игру с забавными превращениями, и она имела неожиданный для них успех. Потом почти одновременно они рисовали «Цирк» Маршака, «Синюю Бороду» Перро, «Новое платье короля» Андерсена, русскую народную сказку «Лиса и журавль».В этих столь разных по жанру книгах сразу же проявились все основные черты их будущего творчества: возвышенный романтизм, чувство юмора, глубокое вхождение в мир авторского слова, виртуозная работа пером и кистью, способность создавать цельный образ книги, всякий раз отвечающий характеру
литературного текста, и, наконец, то, до конца всегда необъяснимое, что будет к себе притягивать читателей и зрителей их книг.
Так полвека назад они выбрали книгу, находя в ней возможность полностью осуществиться. «Мы стараемся делать живую вещь. Чтобы каждый мазок звучал. Чтобы удар кисти все выражал...» - скажут они позднее. А тогда готовились к новому проекту - оригинально задуманному изданию самых любимых сказок Андерсена. Казалось, судьба во всем шла им навстречу.
Но 28 сентября 1961 года Георгий Николаевич выехал из дома на велосипеде полюбоваться вечерним закатом и - не вернулся. Его сбил грузовик.
1960-е, 70-е, 80-е, 90-е, первое десятилетие нового века. Трудная и счастливая жизнь. Братья пишут картины, рисуют по впечатлениям. Занимаются скульптурой. «Работа скульптора дает незаменимую школу пространственного мышления. Она очень пригодилась в книжном рисунке. Мы не разделяем книгу и рисование».
Валерий в конце 1980-х - начале 1990-х станет главным художником ленинградского отделения издательства «Детская литература», возьмется спасать угасающее великое дело. Потом будет главным художником в издательствах «Светлячок», «Царское Село», где издавались только красивые книги, малотиражные библиофильские издания. Александр серьезно увлечется росписью по фарфору на литературные сюжеты - «Мир Андерсена», «Мастер и Маргарита». Он расписывает по заказу Ломоносовского фарфорового завода сервизы на формах «Гербовая» и «Александрия». Имена братьев Трауготов с их фотографиями и биографиями внесены в солидный том, посвященный истории знаменитого Фарфорового завода имени М. В. Ломоносова. Там сказано, что их работы «хранятся во всех музеях мира».
Женятся. Валерий дважды. Он становится дедушкой; его сын Георгий Траугот был драматическим актером. (Он в 2010 году скончался.) Александр последние годы часто уезжает в Париж к жене, бретонке Элизабет, там у него мастерская под подвальными сводами XV века. Иногда разъезжает по городу на своем стареньком одноколесном велосипеде, эпатируя публику: «Это самый удобный способ передвижения. Париж для меня - красивый пригород Петербурга».
В 2003 году уходит из жизни Вера Павловна. Вот уже несколько лет тяжело болен Михаил Войцеховский. Недвижимым, в полном сознании он пролежал пять суток на холодном камне в строящемся им загородном доме и остался жив. «Меня посетил Бог», - говорит тихо Михаил Владимирович, и его глаза наполняются слезами. На дальнем окне мастерской на улице Блохина висит деревянное распятие, привезенное им когда-то из далекого маленького русского городка. Михаил Владимирович по-прежнему для Александра много значит, и он не оставляет его своими заботами.
Но главное дело их жизни - книги. Им и будет посвящен наш альбом. Больше сотни превосходных книг, открывающих новые художественные миры. Эпос, сказки, поэзия, проза. Мастерам подвластны любые виды и жанры мировой художественной литературы. Они иллюстрируют Гомера, Шекспира, Пушкина, Андерсена, Перро, Метерлинка, Ростана, Гёте, Булгакова, древние мифы, Овидия и Апулея, Блока, Чехова, Куприна, Набокова... Они нарисовали тысячи лиц, создали обширнейшую психологическую галерею человеческих образов. Они работают кистью, пером, карандашом, в литографии, офорте, монотипии, артистично меняя техники и саму манеру исполнения, вкушая радость от воплощения художественного слова, проникая в его глубины. Как когда-то в Москве в конце 1950-х - начале 1960-х годов Май Митурич и его окружение обновляли язык русской детской книги, так петербуржцы Г. А. В. Траугот дали ей новое существование. Им нравится, что их называют петербургскими художниками.
Они трудились в такие разные времена, на их глазах менялись эпохи, идеологии, культурные ориентиры. Но эти стремительные перемены не затронули самого главного в творчестве художников, никогда не заигрывавших с сиюминутной модой. Они всегда таинственным образом остаются самими собой.
1956 год, когда вышла их первая детская книга игра «686 забавных превращений», они считают своим началом.