(no subject)
Не знаю, почему я сегодня про это вспомнила. Написано чёрте когда, чёрте зачем, длинно, сумбурно и нелитературно. Возможно, впомнила потому, что это моя позиция, моё место - место наблюдателя. Молчаливого, сочувствующего и оттого - ещё более молчаливого. Я прозой чаще всего не могу выразить то, что чувствую. Стихами тоже получается плохо, но всё-таки позволяет кое о чём догадываться.
Снова природа обьята ленью. Глядя в её поля,
я начинаю слова-поленья складывать в штабеля.
Анахоретствуя, поневоле думаешь или ждёшь:
может, пурга начертила в поле будущего чертёж?
Лучше, конечно, судьбу героя или попасть в струю.
Вся закавыка в капризах строя, если стоишь в строю...
О преимуществах тирании часто заводят речь.
Кто потоптался на этой ниве, может в неё и лечь.
Если тиран просвещён и молод, видимо, быть войне.
Вырастут цены на хмель и солод, да и на хлеб - втройне.
Здесь у поэта двоякий выбор: либо священный пыл
битвы и горькое слово "выбыл", либо простое "был".
Ежели молод тиран не слишком, да и учён под стать,
проще, рубахой прильнув к подмышкам Родины, переждать.
Как ни крути, а режим стабилен и неделим на два.
Слышится грохот его давилен, вертятся жернова.
И недобитые, сбившись в стайки, в общем и целом "за".
Ибо доступными стали яйки, маслице, колбаса.
Сладко свидетелю перелома, росшему в парниках:
что ни нашепчет ему плерома, то прогремит в веках.
Около крепости с гарнизоном он проходил, когда
двинулась туча в демисезонном, рвущая провода.
Да, революция; да, стихия. Пиршество простоты:
эти - хорошие, те - плохие, а посерёдке - ты.
Это рождение новой эры: власть усреднённых масс.
Высшая степень твоей карьеры, яркая, как алмаз:
где-то похвалят, а где-то примут (ласково, без люлей).
Противу прежнего даже климат в несколько раз теплей.
Всё нараспашку: дворцы и парки, зелень чужих теплиц...
Тут появляются олигархи; много знакомых лиц.
Мир деградировал. Ты уверен в подлом его конце.
В роли стареющего Сальери при боевом юнце
ты, ощущая себя усталым, съёжился и усох.
Кто бы ни правил сегодня балом, в будущем он - песок.
Ты перепробовал всю палитру горестей и щедрот.
Нынче единственную молитву перетирает рот:
"Боже, за что Ты меня унизил? Ради чего мне дал
эти способности? Этот мизер Ты называешь - "дар"?
Всё Ты заносишь к себе на свиток; всё Тебе по плечу.
Знай: ни бездарных, ни даровитых я уже не хочу!
Бешенство левых; ехидство правых. Улочки. Фонари.
Каждый мой замысел, каждый навык вон из души сотри!"
Далее - старость: очки, изжога. Право, не клокоча
от возмущенья, любить чужого, родину и врача.
Право забыть, под каким режимом ночи сменяли дни.
Всё разрушается под нажимом - памяти, пятерни.
Кашка: по вкусу - жуёшь резину, но говорят - пшено.
И осознанье, что эту зиму выдержать не дано...
Эк занесло меня, Боже правый! Как по чужим морям
на поедание и расправу белого - к дикарям.
Разница в том, что, приучен к беглым взглядам издалека,
он остаётся в душе не белым, а дикарём пока.
Если уйдут суета и злоба, с ними умрёт печать.
Впрочем, слова, раздражая нёбо, нам не дадут скучать.
Господи, будь милосерден к певчим пташкам Твоей страны.
Чувство, что каяться вовсе не в чем, хуже любой вины.
Мало надежды и сил потратив на приближенье дня,
я говорю: не терзай собратьев, лучше возьми меня.
Пусть пригибает меня и давит, вертит моей судьбой
нежность, которая есть фундамент созданного Тобой.
(2005-й год. Кажется)
p. s.: А ещё этот стих - про Кабрию. Вся моя Кабрия выросла из первоначального проекта о кружке поэтов из воображаемой страны. Я пыталась за каждого из них писать стихи. Только один в итоге выделился в более-менее самостоятельную субличность. Очень, к слову, невезучий и порой даже вредный тип. Но я до сих пор испытываю к нему странную нежность :)
Снова природа обьята ленью. Глядя в её поля,
я начинаю слова-поленья складывать в штабеля.
Анахоретствуя, поневоле думаешь или ждёшь:
может, пурга начертила в поле будущего чертёж?
Лучше, конечно, судьбу героя или попасть в струю.
Вся закавыка в капризах строя, если стоишь в строю...
О преимуществах тирании часто заводят речь.
Кто потоптался на этой ниве, может в неё и лечь.
Если тиран просвещён и молод, видимо, быть войне.
Вырастут цены на хмель и солод, да и на хлеб - втройне.
Здесь у поэта двоякий выбор: либо священный пыл
битвы и горькое слово "выбыл", либо простое "был".
Ежели молод тиран не слишком, да и учён под стать,
проще, рубахой прильнув к подмышкам Родины, переждать.
Как ни крути, а режим стабилен и неделим на два.
Слышится грохот его давилен, вертятся жернова.
И недобитые, сбившись в стайки, в общем и целом "за".
Ибо доступными стали яйки, маслице, колбаса.
Сладко свидетелю перелома, росшему в парниках:
что ни нашепчет ему плерома, то прогремит в веках.
Около крепости с гарнизоном он проходил, когда
двинулась туча в демисезонном, рвущая провода.
Да, революция; да, стихия. Пиршество простоты:
эти - хорошие, те - плохие, а посерёдке - ты.
Это рождение новой эры: власть усреднённых масс.
Высшая степень твоей карьеры, яркая, как алмаз:
где-то похвалят, а где-то примут (ласково, без люлей).
Противу прежнего даже климат в несколько раз теплей.
Всё нараспашку: дворцы и парки, зелень чужих теплиц...
Тут появляются олигархи; много знакомых лиц.
Мир деградировал. Ты уверен в подлом его конце.
В роли стареющего Сальери при боевом юнце
ты, ощущая себя усталым, съёжился и усох.
Кто бы ни правил сегодня балом, в будущем он - песок.
Ты перепробовал всю палитру горестей и щедрот.
Нынче единственную молитву перетирает рот:
"Боже, за что Ты меня унизил? Ради чего мне дал
эти способности? Этот мизер Ты называешь - "дар"?
Всё Ты заносишь к себе на свиток; всё Тебе по плечу.
Знай: ни бездарных, ни даровитых я уже не хочу!
Бешенство левых; ехидство правых. Улочки. Фонари.
Каждый мой замысел, каждый навык вон из души сотри!"
Далее - старость: очки, изжога. Право, не клокоча
от возмущенья, любить чужого, родину и врача.
Право забыть, под каким режимом ночи сменяли дни.
Всё разрушается под нажимом - памяти, пятерни.
Кашка: по вкусу - жуёшь резину, но говорят - пшено.
И осознанье, что эту зиму выдержать не дано...
Эк занесло меня, Боже правый! Как по чужим морям
на поедание и расправу белого - к дикарям.
Разница в том, что, приучен к беглым взглядам издалека,
он остаётся в душе не белым, а дикарём пока.
Если уйдут суета и злоба, с ними умрёт печать.
Впрочем, слова, раздражая нёбо, нам не дадут скучать.
Господи, будь милосерден к певчим пташкам Твоей страны.
Чувство, что каяться вовсе не в чем, хуже любой вины.
Мало надежды и сил потратив на приближенье дня,
я говорю: не терзай собратьев, лучше возьми меня.
Пусть пригибает меня и давит, вертит моей судьбой
нежность, которая есть фундамент созданного Тобой.
(2005-й год. Кажется)
p. s.: А ещё этот стих - про Кабрию. Вся моя Кабрия выросла из первоначального проекта о кружке поэтов из воображаемой страны. Я пыталась за каждого из них писать стихи. Только один в итоге выделился в более-менее самостоятельную субличность. Очень, к слову, невезучий и порой даже вредный тип. Но я до сих пор испытываю к нему странную нежность :)