Причина, по которой терапия может не идти
Из тг-канала Анастасии Жичкиной:
1. Диссоциация: в терапии не обсуждается то, что эмоционально затрагивает человека, потому что "все нормально". События, связанные с травмой, либо забываются, либо не ощущаются как тяжелые, и человек просто не может принести это в терапию: нет чувств - нет предмета обсуждения. В результате терапия не переживается эмоционально.
2. Человек "гасит" свои естественные реакции в терапии, потому что «это «слишком» - стыдно, или невежливо, или заденет терапевта, или контакт с чувствами очень тяжелый. Говорить о своих переживаниях может быть настолько страшно или болезненно, что человек может уйти из терапии. Чувства есть, но они не обсуждаются, так как терапевт о них не знает.
3. Терапия диссоциируется: то, что происходит с человеком в терапии, не имеет никакого влияния на его реальную жизнь. Вот тут, на сессии, я переживаю, и здесь же, на сессии, это заканчивается. Есть чувства, они обсуждаются, но - терапия отдельно, жизнь отдельно.
4. Нет физических ресурсов на работу в терапии. Человек истощен и находится в состоянии, когда его гуманнее завернуть в одеяло и не беспокоить.
5. Нет эмоциональных ресурсов на работу в терапии. Острый или хронический стресс приводит к тому, что все ресурсы брошены на решение проблемы "в моменте". В результате "моменты" невозможно интегрировать и пережить как связную историю: я просто не могу вспомнить, что было вчера, потому что сегодня у меня уже новые срочные дела, которые умри все живое нужно решить. В результате реальность ощущается нарезанной на кусочки - нет единой линии времени, не связаны друг с другом ни события, ни чувства. В сознании остается только то, что я делаю, чтобы справиться в данный момент. Сильный стресс работает на диссоциацию.
6. Терапевт не знает, что происходит при кПТСР и как с этим работать. Неверно интерпретирует травматические реакции. Не понимает, когда он взаимодействует с частями. Не знает, как вызвать к жизни другие части, не только те, которые делегируют для общения с ним, в том числе - не знает, как обходиться с человеком, который диссоциировал острые переживания.
7. Терапевт делает то, чему его учили, а не то, что важно клиенту. Например, работа ведется с детством, когда основная проблема - это актуальный хронический стресс. Или: терапевт уводит обсуждение в решение проблемы, когда клиенту важно понять причины состояния и восстановить свою историю. Или, наоборот, снова и снова проговаривает историю травмы, когда она уже много раз проговорена и ясна, и уже давно нужен какой-то выход. Так или иначе, пути "предписания подхода" и "важное для клиента" в моменте расходятся. Именно поэтому важно, чтобы терапевт владел инструментами разных подходов - так как нет одного подхода, в котором было бы все, что нужно для работы с травмой.
8. Терапевт точно знает, как правильно жить и переживать - и вместо того, чтобы помогать клиенту находить то, что важно для него и делать это важное, пытается навязать свой способ действий как единственно верный. При этом речь не идёт о спасении жизни и здоровья клиента - давление в сторону "правильного поведения" касается обычных жизненных выборов. Фактически, это не психотерапия, а злоупотребление.
9. Установка «как это убрать» по отношению к симптомам травмы с любой стороны терапии - как терапевта, так и клиента. Истерику - прекратить, драму - отключить, негативные мысли - каким-то способом просто взять и перестать думать - вместо исследования своих мыслей, чувств, реакций. Если это получается сделать, диссоциация усиливается. Если не получается - состояние обостряется.
10. Установка «я никогда не делаю то, что вредит», также с обеих сторон терапии. Все люди иногда причиняют друг другу ущерб - по неведению или намеренно. Но если по умолчанию принято, что ничего такого они никогда не делают, - они не могут признать этот ущерб, пожалеть о нем, извиниться и компенсировать его. Эта установка - одно из наиболее разрушительных убеждений, которое ведет к перекидыванию вины в виде горячей картошки и ретравматизации обеих сторон.
1. Диссоциация: в терапии не обсуждается то, что эмоционально затрагивает человека, потому что "все нормально". События, связанные с травмой, либо забываются, либо не ощущаются как тяжелые, и человек просто не может принести это в терапию: нет чувств - нет предмета обсуждения. В результате терапия не переживается эмоционально.
2. Человек "гасит" свои естественные реакции в терапии, потому что «это «слишком» - стыдно, или невежливо, или заденет терапевта, или контакт с чувствами очень тяжелый. Говорить о своих переживаниях может быть настолько страшно или болезненно, что человек может уйти из терапии. Чувства есть, но они не обсуждаются, так как терапевт о них не знает.
3. Терапия диссоциируется: то, что происходит с человеком в терапии, не имеет никакого влияния на его реальную жизнь. Вот тут, на сессии, я переживаю, и здесь же, на сессии, это заканчивается. Есть чувства, они обсуждаются, но - терапия отдельно, жизнь отдельно.
4. Нет физических ресурсов на работу в терапии. Человек истощен и находится в состоянии, когда его гуманнее завернуть в одеяло и не беспокоить.
5. Нет эмоциональных ресурсов на работу в терапии. Острый или хронический стресс приводит к тому, что все ресурсы брошены на решение проблемы "в моменте". В результате "моменты" невозможно интегрировать и пережить как связную историю: я просто не могу вспомнить, что было вчера, потому что сегодня у меня уже новые срочные дела, которые умри все живое нужно решить. В результате реальность ощущается нарезанной на кусочки - нет единой линии времени, не связаны друг с другом ни события, ни чувства. В сознании остается только то, что я делаю, чтобы справиться в данный момент. Сильный стресс работает на диссоциацию.
6. Терапевт не знает, что происходит при кПТСР и как с этим работать. Неверно интерпретирует травматические реакции. Не понимает, когда он взаимодействует с частями. Не знает, как вызвать к жизни другие части, не только те, которые делегируют для общения с ним, в том числе - не знает, как обходиться с человеком, который диссоциировал острые переживания.
7. Терапевт делает то, чему его учили, а не то, что важно клиенту. Например, работа ведется с детством, когда основная проблема - это актуальный хронический стресс. Или: терапевт уводит обсуждение в решение проблемы, когда клиенту важно понять причины состояния и восстановить свою историю. Или, наоборот, снова и снова проговаривает историю травмы, когда она уже много раз проговорена и ясна, и уже давно нужен какой-то выход. Так или иначе, пути "предписания подхода" и "важное для клиента" в моменте расходятся. Именно поэтому важно, чтобы терапевт владел инструментами разных подходов - так как нет одного подхода, в котором было бы все, что нужно для работы с травмой.
8. Терапевт точно знает, как правильно жить и переживать - и вместо того, чтобы помогать клиенту находить то, что важно для него и делать это важное, пытается навязать свой способ действий как единственно верный. При этом речь не идёт о спасении жизни и здоровья клиента - давление в сторону "правильного поведения" касается обычных жизненных выборов. Фактически, это не психотерапия, а злоупотребление.
9. Установка «как это убрать» по отношению к симптомам травмы с любой стороны терапии - как терапевта, так и клиента. Истерику - прекратить, драму - отключить, негативные мысли - каким-то способом просто взять и перестать думать - вместо исследования своих мыслей, чувств, реакций. Если это получается сделать, диссоциация усиливается. Если не получается - состояние обостряется.
10. Установка «я никогда не делаю то, что вредит», также с обеих сторон терапии. Все люди иногда причиняют друг другу ущерб - по неведению или намеренно. Но если по умолчанию принято, что ничего такого они никогда не делают, - они не могут признать этот ущерб, пожалеть о нем, извиниться и компенсировать его. Эта установка - одно из наиболее разрушительных убеждений, которое ведет к перекидыванию вины в виде горячей картошки и ретравматизации обеих сторон.