КАТАРСИС
Действие фильма режиссера Ли Чхан-дона происходит в Южной Корее, неизбежно летящей в капитализм, в чём его отличие от напоминающего его своей атмосферой «Входа в пустоту» Гаспара Ноэ.
Молодой человек попадает в моральную зависимость к девиантной девушке, развлекающейся с чувствами других, и исследующей, насколько далеко может зайти её власть над ними, и своими играми с их самолюбием, с ожиданиями, ревностью или соперничеством, она, вызывая ложное чувство любви у одного и углубляя право на безответственность у другого, создаёт настолько взрывоопасную ситуацию, что фильм «Пылающий» можно по праву считать высококачественным психологическим триллером.
Но что же может быть банальнее истории, тысячу раз повторяющейся и на экранах, и в реальной жизни почти у каждого, начиная с «Берлинского романа» Лилианы Кавани и заканчивая «500 днями лета» Марка Уэбба или «Keith» Тодда Кесслера, - фильмов, достаточно глубоко затронувших и тему неуютной неоднозначности боли из-за любовных игр с чувствами и рассудком, и тему о лёгком и бездумном уничтожении мира другого человека, который в этом «сам виноват», - не потому, что «позволил», а потому, что слабак, - и о невозможности ничем защититься от этого, и об одиноком ужасе, что каждый день незаметно открывает нам тревожный и абсурдный ад на Земле, что до невыносимости никому не объясним, да и как различить его невооруженным глазом, будучи потерянным среди вечных чужих? Но «Пылающий», неуловимо переходя от изображения этого повседневного абсурда бытия отчуждения от других, неожиданно показывает и другой абсурд - отчуждение от самого себя, ежедневное, незаметное, нарастающее рабство человека, становящегося рабом самого себя, потому что заглянул в чужую бездну, а она вдруг стала его собственной и заглянула в него и сама, и трагичность изображения пойманной в эту теплицу души делает фильм триллером в триллере.
Я была мало знакома до этого фильма с восточным кинематографом, и меня поразила тонкость изображения чувств героев. Фильм показался мне и преодолением идеи пустынь Антониони, и победой над недосказанностью экзистенциалистов у Годара, и всех этих интерпретаций «приходящих с дождем» в духе нового фильма Триера «Дом, который построил Джек», и нагнетания «красоты черного цвета» упоительного саморазрушения у Звягинцева, прославляющих неуправляемость и несвободу людей от самих себя и страх перед окружающим миром. На их фоне этот фильм кажется уравновешивающим и возвышающим над всеми недорисованными современным актуальным искусством маленьких неправд людей, порожденных им же, этот фильм будто бы путь к растворению внутренних иерархий, к порядку в хаосе, к трансценденции из тревожности, и в его своеобразной странной трансгрессии имеется реальный, жизненный выход в подлинность, до изображения которой, на мой взгляд, кинематограф дошёл только в «Забриски Пойнт».
«Пылающий» - это погружение в реальность почти до синестезии, и в нём до мельчайших деталей выверено, с концентрацией и без малейшей ряби сознания, непродуманности или непроявленности мысли всё то, что происходит в жизни буквально с каждым человеком, вплоть до обстановки кухни или почти ощутимого запаха через экран выхлопных газов на шоссе, запаха бомж-пакета в забегаловке у Джонсу или кошачьего лотка у Хэми, от чего мы откуда-то знаем, что её кот Бойлер реален, а в тревожащем аромате свечей страшных посиделок у Бена, - когда в душащей обстановке лживой вечеринки гостям уже нечего сказать, - мы с замиранием сердца чувствуем, как медленно случается непоправимое, - и чьё-то небытие смешивается с запахом благовоний, пасты и вина. Это и запах стерильности стирального порошка в ванной, где на тошнотворном контрасте в коробке Бена Джинсу потрясают своей конкретностью ужасно горькие фенечки девушек, которых больше нет, и его головокружение перехватывает и наше дыхание, при этом не оставляя, однако, зрителя в безысходности бессеротонинового шока, как любили делать предшественники своими лютыми «безнадёгами»
Другим полноправным героем фильма наряду с живыми предметами, запахами и мыслями, пожалуй, становится Музыка.
И если великий Антониони запрещал музыку к фильмам, то Ли Чхан-дон решил этот вопрос иначе - музыка Моуга и Майлса Дэвиса в фильме сама является невидимым персонажем, и она почти тот самый мандарин, который демонстрирует героиня нам в самом начале в кафе. Тревожность повествования оттеняется музыкой с самого начала, и мир предельного жуткого одиночества каждого человека рефреном отражается и в буддийской мантре, постоянно звучащей во всех ключевых моментах фильма.
https://www.last.fm/music/MowgЖизнь каждого из нас - это всегда триллер, она всегда непредсказуемо болтается на грани между бытием и небытием, но спрячься в полуразрушенной деревне как в детстве под знакомым теплым одеялом, слушай радио о спасительном убежище коммунизма в соседней Северной Корее, и звучи сам как постоянная мантра, молящаяся всесильности иллюзий, и ты выиграешь, ты уравновесишь самого себя, уживаясь с этим абсурдом. Но не надолго. Мир неизбежно вторгнется и туда, в твоё убежище, и подвергнет испытанию все психологические эскапизмы детства, что и происходит с главным героем.
Ставил ли режиссер себе такую цель или это произошло случайно? И Мураками, по роману которого сделан фильм, и сама Азия мне всегда казались очень православными, но в лучшем смысле этого явления, потому что азиаты - это лучшая версия нас самих, русских. Это русские параллельного мира, будь то Китай или Корея, или Казахстан, а буддизм - лучшая версия православия, более честная, жесткая и потому работающая. Здесь нет компромиссов, - от Звягинцева, - ведь ты так конкретно не пройдёшь у него по снегу, чтобы прочувствовать его азиатский скрип, как чувствуешь это с Джонсу, несмотря даже на явную трагедию, - до китча российских телесериалов, которые отменяют чувствительность целой нации, одурманивают обыденностью как наркозом, и атрофирует почтение к Бытию. Нет, в этой версии России, в Корее, в «Пылающем» - скрипучий снег в последних кадрах до реалистичности неизбежен, и красив, и честен, как и объятия героев перед лицом вечности, - одного убитого, и как кровь, как огонь, как белая чистота снежного безмолвия и нагая тошнота другого, убившего,- и мы воспринимаем происходящее с нимикак акты некой высшей чистоты, и эти кадры пронзают душу восторгом полной законченности, как и в самом начале фильма законченностью нервного состояния ловушки, в которую и мы так или иначе все пойманы, как пойманы и эти трое.
И от этого нам больше не смешно.
«Пылающий», завершая трансформацию кинематографа рождением нового жанра, синтезируя попытки предшественников в нечто совершенно алхимическое, как гусеница бабочку производя на свет что-то другое, - возвещает, может быть, новую киноэпоху, ведь после него снимать и писать «как раньше» станет уже скучно. Фильм «закрывает гештальт» прошлого, выводит зрителя к интегральности, к растворению границ между воспринимаемым и воспринимающим, и показав нам непредсказуемую и страшную в своей реальности Жизнь, которая и так известна каждому из нас на своем опыте, усиливает состояние обреченности, но при этом не смиряет с абсурдом, - он вызывает желание вырваться за пределы майи, что было бы невозможным в европейском кино, но становится возможностью в дзен-традиции восточного, и повторение Soohyun`s Theme из "I saw The Devil" как будто даёт на это надежду.