Ловушка (продолжение)
«Что же это ты, Акимыч?» - думал я про себя. «Отыграется на тебе Окурков, как пить дать, отыграется. Вот только как?» Потом я вспомнил, что Акимыч с Окурковым живут по соседству - не то через стену, не то, кто-то из них на верхнем этаже, а кто-то на нижнем. Следовательно, у Окуркова вчера дома был скандал, и Акимыч стал невольным свидетелем. Ну да! Приперся пьяным, жена и возопила, а может и со скалкой выскочила. Ну это - их дело, а вот что с ключами? То, что в оружейке что-то не так, это понятно. Но как он собирался разыгрывать мизансцену? Открыть и показать, вот, мол, до чего дошло? Так все знают, что у меня ключей не было. Значит, он хотел мне ключи незаметно подбросить или как-то впарить без приема по форме, пользуясь некой суетой. То есть, он был уверен, что я буду спать, а когда выяснилось, что нет, он и поднял всю эту кутерьму. Надо же, как же он меня «любит»! А стоп, точно! Он же пришел почему-то в полевой форме, а ключи забыл в обычном кителе. Интересно, что он будет дальше делать? Скорее всего, придет и швырнет на стол, на, мол, бери, надеясь, что я не посмею потребовать проверки. Ну, нет уж, недомерок ты мой драгоценный. Тут уж мы костьми ляжем, а надо будет, так и все связи подымем. Но об этом лучше не думать, это только когда уже терять совсем уж будет нечего.
На подъем из офицеров не пришел никто. «Надо же», - подумал я, - «даже шестерки не прикатились». Ну да ладно, и без них как-нибудь. Сержанты вывели людей на зарядку, а я с помощником, еще раз пробежал по казарме, проверяя все углы, куда обычно сует свой нос Окурков, желая прицепиться. Но, все было довольно чисто, как по мне, во всяком случае. Хотя, конечно, что-то сегодня будет. Может снова заставит бойцов туалеты зубными щетками драить, но это уж пусть сам, без меня. Через час все вернулись с зарядки и, конечно натоптали: на улице было пасмурно, и моросил дождь.
На построении на завтрак, дяди Юры, естественно, не было, и кое кто в строю вздохнул с облегчением.
- Эй, кто там, блин, вздыхает в строю? - проявлял строгость один из сержантов.
Кто-то из дедов отпустил сальную шутку, которую сержант пропустил мимо ушей:
- Повздыхай тут мне! Я-ть-тя так контужу, что и на обед пойти забудешь!
Раздались звуки барабана и труб, похожие на все, что угодно, кроме музыки. У музыкантов, как я давно уже понял, не было ни слуха, ни даже поверхностного знакомства с названием инструментов. Валторну, например, они называли «средненькой», а тубу почему-то - «аппаратом».
История создания этого ансамбля, была незатейлива, как и все на этом микроскопическом пятачке суши. Просто как-то майору Григо, заму бригадира, вдруг вздумалось заиметь свой оркестр. Случилось это, в тот момент, когда роясь где-то в клубе на чердаке, он вдруг нашел большой барабан. Откуда взялись трубы - не знаю, но вскоре бригадир объявил, что требуются музыканты. Ну, понятно, чем волочить караулы при любой погоде, и красить под дождем асфальт, лучше в тепле репетировать, на всех поплевывая, заручившись патронажем самого зама. Отбоя от заявлений не было. В музыке бригадир, мягко говоря, большим знатоком не был, и вообще все это была идея Григо, так что ни прослушивания, ни каких-либо прочих глупостей не было. На основе каких критериев данный коллектив был все-таки создан, сегодня уже вряд ли кто-то скажет, но довольно скоро их стали называть «союзом композиторов» или просто «композиторами».
Композиторы выходили на центр плаца и начинали свой действо. Большой барабан ударял всегда первый, и затем секунду другую ждал реакции духовых. Те засасывали воздух, как перед заходом в газовую камеру. Большой барабан был видимо кем-то вроде дирижера или руководителя, и потому лишь неслышно шевелил губами, явно поливая свою команду непристойными эпитетами и проклятиями. Глаза его метали страшные молнии. Духовые старались, как могли: труба чуть не через каждые два такта срывалась на фальцет, целью валторны, видимо было перекричать всех, а туба периодически издавала звуки, какие обычно можно слышать в казарме, если на ужин давали перловую кашу. Григо давно пожалел о своей затее, но отступать не привык. Он даже один раз привез им из Чернигова ноты, полагая, видимо, что это как-то поможет. Но и эта попытка оказалась тщетной, поскольку выяснилось, что это были ноты какого-то романса. Читать по-украински Григо не умел, хотя, впрочем, других нот, видимо, все равно в магазине не было. Композиторы начальника разочаровывать не стали, тем более, что нотной грамотой, по моим самым черным подозрениям, все равно не владел никто.
На утреннем построении Окурков объявился со страшного бодуна и велел Мики Маусу провести построение вместо него. Он так же подозвал меня, и почти страдальческим тоном произнес:
- На, вот, - и протянул мне связку ключей.
- Что это? - спросил я.
- Ключи от оружейки, бля! Не видишь что ли?
- Ну, тогда пойдемте, я приму по форме.
- Ты че, командиру не доверяешь?
- Никак нет, - набрался смелости я. - И потом, как говорит товарищ начштаба: «Живи по уставу, завоюешь честь и славу», а по уставу я должен проверить все по описи.
- Не, ну, бл..дь, совсем лейтенанты ох..ли! Бери ключи, я приказываю!
- Никак нет. Приказывать совершить противоправные действия, согласно уставу гарнизонной и караульной службы, вы не имеете права. Извините, товарищ майор.
Окурков оглянулся. В казарме никого не было. Он сделал широкий замах, но я не шелохнулся.
- Смелее, товарищ майор. Я ни отвечать вам, ни даже уворачиваться не буду. Но дальше мы говорить уже будем в другом месте. Это я вам обещаю. И по поводу оружейки в том числе.
Окурков опешил. Схема, которая работала у него, по-видимому, много раз, впервые дала сбой. Он швырнул ключи на тумбочку и вышел, хлопнув дверью.
Я тотчас позвал свой наряд. Прибежал Ковалев, Шукатаев и Просолов.
- Ну чего? Скандал слышали? - спросил я спокойно.
- Ну, что-то было,- замялся Ковалев.
- Я заявляю вам, как возможным свдетелям, что командир дивизиона только что требовал у меня принять ключи от оружейки без досмотра. Когда я отказался, он их швырнул сюда. - Я показал на тумбочку. Во избежание серьезных проблем, я приказываю всем вам не дотрагиваться до колючей, но дневальный пусть следит, чтобы их никто не спер. На всякий случай. Командир дивизиона - пусть забирает. Остальное - по обстоятельствам.
Бойцы переглянулись и закивали. Я вышел из казармы. Построение все еще продолжалось. В компании бригадира и Раньша уже стоял какой-то незнакомый полковник и вещал:
- И вот, наконец, в бригаде, можно сказать, наступил праздник! Памятник Владимиру Ильичу Ленину уже доставлен к вам в часть и будет сегодня же установлен! Ура, товарищи!
Бойцы трижды прокричали «ура!» Я что-то уже слышал, что на какой-то из показух, какой-то маршал из округа вдруг задал бригадиру вопрос, мол, а почему у вас, в показной краснознаменной бригаде нет памятника вождю мирового пролетариата? Комбриг нашелся, и сказал, что и сам много размышлял об этом бессонными ночами, но все время какие-то проблемы мешали осуществить его заветную мечту: то фондов не давали, а то как-то он написал рапорт, да памятников на складе не оказалось. Маршал его по-отечески утешил, пообещав, что лично займется этим вопросом, и, как видно, не соврал.
В общем, пока я спал, как и положено, с девяти до часу дня, за окнами визжал кран и безумные крики «Майна!» и «Вира!» навевали самые странные сны о древнем Египте и постройке пирамид. Однако, проснулся я аккурат в час дня, но не оттого, что меня разбудил помощник, а от безумных криков с соответствующими выражениями, какие, наверное, можно было бы услышать лишь наблюдая пьяную драку. Я насторожился и вскочил. Быстро надев все ремни и портупеи, я из любопытства выскочил к месту криков.
Пересекши плац, я оказался в гуще событий. Оказывается, пока я спал, шустрые бойцы техбатареи, объявившие себя каменщиками соорудили перед клубом некий не то постамент, не то алтарь для жертвоприношений. Они даже обмазали его цементом и водрузили на него при помощи автокрана новенький гипсовый памятник вождю, щедро облитый бронзовой краской. Однако, полковник, который радовался на плацу празднику явления памятника, был совершенно невменяем, он что-то кричал, и из его бурной тирады я мог понять только отдельные слова вроде: «мудозвоны», «козлы» и «иделогическая диверсия». Остальную часть словесного потока было вообще не разобрать, ибо там был сплошной мат, замешанный на какой-то варварской шепеляво присвистывающей дикции. Вскоре плковник немного поутих, сел на бордюр, и обиженным тоном, словно его обмухлевали в «дурака» заявил, махнув рукой:
- Да как же это! Старались, старались для вас... А он у ваc, муд..ов, на туалет показывает!
Все поглядели и обомлели: и точно! Рука у каноническое изваяния Ильича была действительно протянута на тот самый сортир, который бригадир давеча велел привести в рабочее состояние. У сортира стояла лошадь с бочкой и один боец принимал из недр сортира большое красное ведро, явно свистнутое с ближайшего пожарного щита.
Прибежал сержант из техбата, и он же крановщик:
- Товарищ полковник, вы не волнуйтесь так, мы же его на цемент еще не посадили, примеряли только. Разрешите поставить в правильное положение?
Полковник только махнул на него рукой, видимо, ошибка с установкой ударила его в самое сердце.
Снова заорали команды «Вира!» и «Майна!» и я решил, что в ближайшее время тут интересного более ничего не намечается. Я решил поглядеть, как продвинулся Акимыч с покраской в камуфляж ракетных установок и станции наведения. Я направился на техтерриторию.
Техтерритория была похожа на блошиный рынок при фабрике лакокрасочных изделий. Там было все и в изобилии. Повсюду стояли разнокалиберные банки, кисти и пульверизаторы. Краска была в бачках, стеклянных и металлических банках, корытцах и даже в полиэтиленовых мешках. Бойцы в старом хэбэ и газетных пилотках суетились вокруг техники, изображая из себя завзятых маляров. Я дошел до конца территории, где были наши ангары. Одна установка была покрашена, но цвета показались мне какими-то подозрительными. Коричневый был похож на то, что можно найти в подгузниках у младенцев, если их кормят слишком жирным молоком. Акимыч был деловит и серьезен: он распекал бойцов за нерадивость и лень. Я решил не встревать и понаблюдать.
- Вот ты, Евдокимов, бля, сколько покрасил?
- Я гусеницы чистил, - прогундосил Евдокимов.
- А ты, Сало?
- Товарищ капитан, вы же видели, это я все коричневым выкрасил.
Акимыч взорвался:
- Че? Да это я с Кравцовым все покрасил!
- Никак нет!..
- Малчать! Когда разговариваешь со старшим по званию, и вдобавок твоим непосредственным начальником! В общем так, сейчас каждый расчет и дет и до обеда раскрашивает свою машину в положенные цвета. И всем работать, а то получается как у Пушкина: «Ё…нусь я в траву и буду ибивомать отдыхать!» - Акимыч передернул плечами, как солист театра «Ромэн»
- И ничего смешного! Кто будет сачковать, у того все деньги на подшиву заберу!
Надо сказать, что одним из самых действенных наказаний, придуманных задолго до моего прибытия в бригаду, была конфискация несчастных трех рублей, которые солдат получал в месяц и покупка на эти деньги белой материи для подшивания воротничков.
Бойцы засуетились и расползлись по машинам.
- Акимыч, что это за краска такая позорная?
- А ты лучше принеси! - обиделся он. - Еле эту достали! Это сурик вообще-то. Но сойдет, я думаю.
- Ладно, если, что я в казарме. Ты на обед пойдешь?
- Куда там! Времени в обрез, завтра с утра смотр.
- Хочешь, я у Груздя пожрать чего-нибудь достану?
- Вот это было бы в тему. Достань!
- А Серега с тобой?
- Нет, но скоро будет. Но он из дому, так что ему не надо.
- Ну и ладно.- Я махнул рукой и пошел в столовку разузнать, что к чему.
Я отнес Акимычу котелок супа, хлеб, пару котлет на второе. Он обрадовался как ребенок пирожному. Я его оставил, а сам пошел в казарму проверить что там бойцы начистили и намыли. Я уже подходил к плацу, как вдруг услышал душераздирающие вопли. Когда я увидел в чем было дело, я обомлел, не зная, что предпринять и вообще что думать. От туалета техбата, того самого, что уже находился по приказу бригадира под опекой двух бойцов бежал в направлении меня, придерживая брюки тот самый полковник, проливавший слезу у идеологически неверно установленного памятника вождю. Кричал он что-то невнятное: «А-а-а-а! Там!..» - дальше сплошной мат и снова: «А-а-а-а! Там!..Что это?» Я прибавил шагу, решив, что быть свидетелем потери портков самим проверяющим полковником - дело опасное. Через несколько секунд я уже скользнул в казарму и уже наблюдал происходящее оттуда.
Оригинал записи и комментарии на LiveInternet.ru