Сказка. (точнее начало сказки)
Махровые кучевые облака нависали над городом серым ворохом грязного белья. Они ползли по низкому небосводу мерзкими гусеницами, покрытыми жёсткими белёсыми шрамами молний, напарываясь брюхом на острые шпили телевизионных антенн, рвущих их скользкие тела. Порезы сочились сукровицей холодного дождя, что заставляет ёжиться даже от ожидания его, не говоря о том, чтобы под ним часами бродить неприкаянным путником, потерявшим компас.
Иван сидел на крыше панельной девятиэтажки, свесив ноги вниз и пытаясь раскурить промокшую сигарету. Одет он был в старую, в заплатках, куртку-натовку, кожаные галифе и лапти на босу ногу. В раздражении отбросив погасшую сигарету, он втянул шею глубже в промокший воротник куртки и стал похож на нахохлившегося воробья. Кстати говоря, воробей на крыше тоже присутствовал, но не болтал в воздухе ногами, легкомысленно поставляя тело холодному осеннему дождю, а умно спрятался под козырьком, чудом взявшейся из ниоткуда печной трубы.
- … это всё потому, что ты в чудеса не веришь, - убеждённо прочирикал Воробей.
- Нет, это потому, что Контролёр так решил, а я Его воле обязан подчиниться по должности. Тебе-то хорошо, твой прадед смог у Него выторговать свободу поступков и болтливость языка. У нас такой альтернативы нет, - Иван шумно высморкался в рукав, шмыгнул носом и, отерев испачканные пальцы о куртку, продолжил, - Сам же знаешь, Кодекс на людей и зверей по-разному действует. То, что вам за здорово живёшь дали, нам надо тысячелетиями добиваться, кучу инстанций пройти, тонны бумаг исписать, да отчёты по эмоциональному анализу судеб приложить.
- Э-э-э, не понял, вы что, всё еще сдаёте анализы на эмоции? - Воробей удивлённо замер, перестав щипать себя под крылом.
- А то! Там, брат, такая бюрократия, такая коррупция сейчас, что не приведи Господь. А Контролёр, похоже, даже поощряет это дело. Да-а, говорил мне Горын, конец пришел Царству, а я всё надеялся.
- Кстати, как он там?
- Да не знаю, он как вызов от Годзилина получил, всё хорохорился, а перед самым отъездом скис, ни с кем говорить не хотел, всё пил в три горла. А как уехал - ни слуху, ни духу.
- Я б там не смог, там же море кругом, слякоть. Всё-таки родину не выбирают.
- Тебе вот на хвост соли сыпанули, вот ты про родину и чирикаешь, а кабы мог - давно б улетел.
- Да что ты заладил: улетел, улетел. Не перелётная я птица, не могу я никуда улететь и соль тут не причём совершенно, - Воробей от раздражения даже крылья распрямил и ходил так под козырьком, из стороны в сторону, то и дело, поглядывая на Ивана холодной бусиной чёрного глаза.
- Да ладно, ты не обижайся. Это я так, не со зла, да и не могу я со зла. Ты же знаешь - я положительный. Пойдём, что ли? - Иван, кряхтя, поднялся, по собачьи встряхнулся, капли полетели веером во все стороны, - мне ещё надо в молочный зайти. Молоко опять же подорожало, кухню молочную закрыли - крутись, как хочешь. Как жить?
Друзья поплелись к чердачному выходу. Воробей запросто мог и слететь с крыши, но из уважения к другу, решил пойти с Иваном, то сильно отставая, то запрыгивая далеко вперёд.
Они вышли из подъезда и Иван, присев на корточки, нежно, чуть-чуть, пожал протянутое крыло Воробья.
- Бывай. Ты это, залетай к нам, Василиса рада будет.
- Залечу, как-нибудь. Сейчас, что-то навалилось всего, вот разгребу тут и залечу. Василисе привет.
- Передам. Ну, пока! - Иван вскинул в прощальном приветствии руку и, развернувшись, зашагал прочь.
Мутное марево холодного тумана постепенно окутывало город. То тут, то там зажигались огни в окнах, сквозь дымку кажущиеся ядовитыми языками холодного огня. Патрули сновали туда-сюда, выискивая своих безбилетных пассажиров - персонажей без документов. Иван усмехнулся про себя: «Да, Емельян тогда точно подметил, что всё царство, что его печь - не понятно, кто её топит, не ясен её путь и нет у неё рулевого, а впереди - куда кривая вынесет. А мы на этой печи сидим, как пассажиры без билета и вопим во всю глотку бурлацкую песню, потому что выбора у нас нет и сходить нам с неё - некуда».
Загребая худыми лаптями грязную холодную воду октябрьских наказаний, Иван прошел квартал и завернув за угол старого, покосившегося деревянного дома на четыре семьи, оказался у своей квартиры.
Дети спали, а Василиса, увидев лицо мужа, с расспросами решила не лезть. Тихо сказав: «Утро вечера мудренее», она набрала для Ивана горячую ванну и ушла спать. Иван стянул с себя промокшую до нитки одежду, забрался в ванну и ушел под воду с головой…
ЭТО ЕЩЁ НЕ ВСЁ :)
Все мои рассказы можно найти тут