К понятию акта высказывания: А. Смулянский о коммуникативной неудаче
На 16-й Международной ярмарке non/fiction состоится презентация книги философа Александра Смулянского, которая должна выйти в рамках теоретической серии *démarche, совместного проекта альманаха «Транслит» и «Свободного марксистского издательства». В данный момент идет кампания по сбору средств на выпуск книги. T&P публикуют отрывок из работы, посвященный коммуникативной неудаче, обусловленной принципиальным различием между актом высказывания и его содержанием, и пониманием этого различия в философии языка Джона Остина и работах французского философа и психоаналитика Жака Лакана.
Александр Смулянский
философ, ведущий семинара «Лакан-ликбез»
Исследование посвящено парадоксу, с которым сталкивается как теория, так и сам говорящий субъект, когда обнаруживается, что речь невозможно ни помыслить, ни анализировать, не признавая, что существует измерение, которое непосредственно в этой речи не обнаруживается, но при этом существенно сказывается на ее судьбе. Речь идет об измерении акта высказывания, на особую роль которого обратил внимание Ж.Лакан. Трудности и разночтения возникают уже потому, что на что-то подобное уже указывали и до Лакана, - причем в дисциплинах, для которых инстанция речи выступает непосредственным предметом их исследований. Речь идет о лингвистике и философии языка - сферах, с которыми Лакан если и пересекался, то только лишь для того, чтобы показать, как мало у его подхода с ними общего.
Размежевание, на котором Лакан временами настаивал, а временами оставлял его как «самоочевидное», возникает по вопросу того, что именно считать актом высказывания и каким образом обнаруживать его в речи. Здесь обнаруживается кардинальное разночтение - и это учитывая, что разработки возникли и развивались почти параллельно. Лакановский акт высказывания на самом деле отличен от инстанции акта, которую выделяет лингвистическая философия языка. Небольшим, но важным различием здесь обладают сами термины - теория высказывания, предложенная Дж.Остином, фигурирует под названием теория речевых актов, speech act theory. Лакан же использует термин l'énonciation, введенный ранее Э.Бенвенистом, который можно перевести как «акт высказывания».
С одной стороны, этот l'énonciation интересен тем, что он не размежевывается со speech act настолько кардинально, что перед нами появляется совершенно новое и неведомое понятие. Больше всего в версии Лакана это походит на нечто такое, что доводит до конца теоретическую мысль, на которую теория речевых актов лишь замахнулась. Тем не менее более подробный анализ показывает, что дело не в незавершенности начатого, а в препятствиях к дальнейшему продвижению, которые обнаруживаются с самого момента предъявления остиновской теории. Затруднение кроется уже в ее базовых допущения, из-за которых теория speech act устроена так, что никакой правки она претерпеть не может. Между двумя концепциями складываются отношения недоговоренного несогласия, не переходящего в соперничество лишь потому, что мысль Лакана резко уходит в сторону от выяснения каких бы то ни было отношений.
Тем не менее между подходами с самого начала была определенная близость. Неслучайно все иллюстрации, к которым прибегает Остин, крутятся возле того измерения, которое кровно волновало и Лакана. Речь идет об измерении неудачи - и в частности, неудачи самого высказывания. О том, что высказывание порой бывает удачным, Остин говорит также - хотя это всегда сопровождается оговорками. Действительно, порой случается, что, когда вы говорите любимой женщине «я беру тебя в жены», весь мир дышит такой благорасположенностью (я имею в виду расположенность социальную, выраженную в благосклонности и правомочности соответствующих представителей социального института), что эта женщина действительно в результате оказывается чем-то наподобие вашей жены. Все, разумеется, зависит от того, до какой степени пресловутые общественные структуры «верят» в самих себя, - другими словами, это вопрос идеологии, институты которой уже много десятилетий подвергаются непрерывной критике. Интересно, что и на этот классический для теории речевых актов пример Лакан в свое время уже представил контрпример, в котором подобная речь, имеющая перформативные замашки («ты моя жена», «ты мой президент»), располагается полностью в воображаемой плоскости.
Мысль же Остина движется в другом направлении. В основном его занимает именно вопрос силы, энергии акта высказывания, призванного реализовать речь и придать ей измерение действенности. В связи с этим его не может не тревожить то, что в большей части случаев пресловутая иллокутивная сила высказывания - та самая сила, которая, как предполагается, и позволяет вам совершить какое-то действие при помощи слов, - не срабатывает.
Если судить по заглавию, очень любопытно, что во все еще не закончившейся истории неустанного разоблачения в словесном шарлатанстве, которая захлестнула нас полностью, особенно на отечественной территории, центральному обвинению должен подлежать не Ж.Деррида, а именно тот, кто представлял вполне основательную и ответственную лингвистическую науку. Ирония заключается в том, что именно Остин в каком-то смысле более достоин того шутовского колпака, который критики то и дело напяливали на представителей так называемого постструктурализма. Измерение трюкачества здесь, если судить именно по заглавию, неизгладимо.Сразу следует сказать: невозможно не отнестись сегодня критически к безусловной ставке Остина на «силу» и «претворение в реальность», и, в конечном итоге, на измерение практики, с которым эта сила у него полностью ассоциируется. За его учением, прикрывающимся чисто лингвистическим подходом, на деле стоит мощная философская традиция, уже подвергавшаяся критике, начиная с Хайдеггера. Даже не углубляясь в эту область, стоит сказать пару слов и про обстоятельства появления самой этой книги - в частности, про ее заглавие. На русский оно переведено чрезвычайно конъюнктурно, то есть буквально так, чтобы сориентировать даже последнего студента, не читавшего работу: «Как производить действия при помощи слов». На самом деле интересно, что это не совсем соответствует собственно языковой действительности, в которой находился сам Остин, потому что на английском работа озаглавлена совершенно иначе - «How to Do Things with Words». «Как делать вещи…» - и вот здесь и начинается двусмысленность, потому что перевод «with» может быть эквивалентен, собственно, предлогу «by», который означает «при помощи», «посредством», «by means», но, с другой стороны, у «with» как у предлога «с» сохраняются отдельные значения творительного падежа, в котором вы производите действие с чем-то как таковым. То есть если переводить фразу чуть более смело и тенденциозно, то окажется, что Остин буквально собирается рассказывать нам о том, как выделывать всяческие штучки при помощи слов, - или даже с самими словами.
Так или иначе, именно в этой работе, где Остин пытается показать, что с помощью слов можно натворить очень много, он же большую часть времени отводит указанию на то, что, как правило, это - к счастью или же нет, - у субъекта не получается. Ничего такого с помощью слов вы не наделаете, если на это опять-таки не даст ратификацию соответствующее социальное окружение, которое должно будет иллокутивную силу вашего акта высказывания санкционировать и привести в действие. Здесь происходит то самое, что Лакан, пользуясь совершенно иным примерным рядом и опираясь на инстанцию, которой у Остина нет - на бессознательное, - называет «бессилием», изнанкой которого является «невозможное».
Разумеется, Остин так далеко не заходит - он просто указывает на то, что существуют парадоксальные ситуации, в которых вы произнесли все правильно, но что-то пошло не так и ваши слова не имеют нарекающей, учреждающей или какой-либо иной иллокутивной силы. То есть они так и не стали пресловутыми «перформативами» и тем самым являют собой коммуникативную неудачу. Никаких новых штук и событий при помощи слов вам произвести не удалось - вы только посмешили окружающих. У Остина есть, например, рассуждения о том, можно ли крестить вашу кошку, если вы считаете ее существом разумным и если святцы вам подсказывают, что именно это имя наиболее ей подходит. Примеров у него немало, но в этом измерении неудачи, которое так Остина и его последователей беспокоит, из вида пропало кое-что еще - а именно то, что вся эта теоретическая история со speech act была в некотором роде неудачей сама. Авторы ее явно намеревались революционным образом отделить акт высказывания от содержания, показав, что есть на уровне speech act что-то такое, что не совпадает именно с содержанием высказанного. Другими словами, цели у лингвистической теории были вполне лакановские - иное дело, что их невозможно было реализовать без целого ряда размежеваний с типичным представлением о речи, которые Лакан совершает в своих изысканиях.
То, что именно вычленение совершенно новой инстанции акта высказывания и было честолюбивой целью теории речевых актов, становится очевидным, исходя из дальнейшей судьбы этой теории на философском поле. Не случайно последняя приводит к авторам, которые показывают, как именно теория речевых актов (разумеется, к этому времени уже приправленная и улучшенная Л.Альтюссером, Дж.Батлер и другими) способна объяснить, например, механизм работы идеологии. Последняя, как мы сегодня знаем, производится именно на уровне речи, которую интеллектуал подвергает анализу с целью выявить то, что в ней осталось нераскрытым, хотя и оставило свой след, - буквально то, чего субъект сказать не хотел, но и полностью утаить не смог. В этом подходе остиновская схема почти полностью инвертируется и чрезвычайно сближается с лакановской. Если в остиновской теории речевых актов неудача постигает высказывание по той причине, что неудача постигает его акт, то пролакановское решение заключается совершенно в ином предположении: а именно в том, что причиной неудачи коммуникации как раз и становится действенная реальность акта высказывания, отличного от содержания речи.
Тем не менее даже этот подход не задействует все возможности, заложенные в лакановском анализе акта высказывания. Хотя его часто определяют именно как «аналитику акта высказывания» (таким его видит, например, С.Жижек), в сущности, перед нами все та же теория речевых актов - хотя и развитая со стороны вопроса о «неудаче коммуникации». Нет сомнений, что ее развитие внесло в критику дискурса, ставшую сегодня основным продуктом интеллектуала, довольно весомый вклад. Тем не менее здесь остается вопрос: одна ли и та же это процедура - недоверие к содержанию высказывания и выход на уровень акта? Я полагаю, что нет, - и лакановское размышление подтверждает, что этого радикально недостаточно. Именно здесь и находится предел развития так называемой критической мысли и присущего ей «подозрения дискурса». Мой основной тезис заключается в том, что подозрение содержания речи и анализ возможно присущих ее субъекту «намерений», еще не выводит на уровень акта высказывания.
Предел критическому анализу дискурса как раз и состоит в том, что, если мы говорим о speech act, о субъекте акта высказывания - именно в рамках лингвистической теории, - то у нас никоим образом не получается его оторвать от содержания. Для этого просто нет никаких теоретических условий. Даже в более-менее развитых, теоретически продвинутых работах, где субъект акта («le sujet de l'énonciation») не совпадает с субъектом сказанного («le sujet de l'énoncé»), - то есть в работах, в которых как будто бы лакановское различие между актом и содержанием усваивают и начинают им активно пользоваться для собственной критической деятельности, - даже в этих работах поддерживается заблуждение, согласно которому для того, чтобы произвести акт высказывания, вам достаточно просто высказаться. На уровне, который можно наблюдать, пользуясь органами чувств, нет никакого различия между вашим речением и тем, что критик-интерпретатор потом вычленяет в виде акта высказывания. Этот недостаток различительности напрямую восходит именно к Остину, и именно его я считаю самой базовой проблемой современной философии языка. Этот недостаток укоренен в ней столь прочно, что даже при попытках критически задействовать лакановское учение об акте оно не позволяет исследователям прорваться к тому, что из лакановского подхода можно было бы извлечь, если бы у нас была хотя бы тень честолюбивого желания продвинуться дальше.
http://theoryandpractice.ru/posts/9929-act-of-speech
Презентация книги «К понятию акта высказывания» пройдет 29 ноября, в пятом зале Зоны семинаров «Альянса», в 13.00.
http://theoryandpractice.ru/posts/9912-nonfiction16