Постлитература
Андрей НАЗАРОВ
Внеисторические эпизоды
(Мениппишки)
Памяти борцов с обстоятельствами
времени, места и действия
1. Мениппова дубина
Менипп, чье имя упомянуто под заголовком в уменьшительной форме и цинически заключено в скобки, сам был большой киник и измышлял сатиры, называя их мениппеями, в которых гонял своих соотечественников почем зря с Олимпа в Аид и обратно. Даже дубиной для этого обзавелся.
Так, с дубиной, его Данте и встретил в чистилище, где Менипп застрял после перестройки античных потусторонних сфер. Данте поклонился издали, но, оценив дубину, ближе не подошел и на всякий случай не упомянул Мениппа в своих знаменитых путевых заметках. А Менипп в чистилищном кругу широко известен. К нему и Андропов заезжал по дороге в ад. Секретарем ЦК приглашал, но Менипп кинически отказался - у нас, дескать, спокойнее, чем в вашем Сы Сы Сыр. И оказался прав.
Киники часто оказываются правы, потому и сидят в чистилище.
2. Яды
Один из злокозненных, Борджиа, опасаясь быть отравленным завистливыми соседями, которых, заметим, сам травил без числа и меры, решил, подобно Митридату Понтийскому, приучать себя к ядам. Начав с малых доз, ежедневной практикой достиг он того, что перешел на питание чистыми ядами.
Тут-то он и был злодейски отравлен Берией, подлившим ему в чашечку утренней цикуты парного молока.
Злодейство изобретательно, неотвратимо и времени неподложно.
3. О любви
Моя бабушка любила историка Тарле, поскольку он занимательно писал, а тот любил Сталина, поскольку он его не расстрелял, а тот любил Наполеона, поскольку он замечательно воевал, а тот любил Жозефину, поскольку она была его женой, а та любила Мюрата, поскольку он был красив, а тот любил Цезаря, поскольку он был, его идеалом, а тот любил Клеопатру, поскольку она была неистова в постели, а та, а та-то, та...
Страшно подумать, что я, Петраков, любил свою бабушку!
4. Варвар
Известно, что в день своей гибели Архимед из Сиракуз рисовал тростью на песке чертеж. Вдруг видит перед собой варвара с мечом в руке. "Не тронь чертеж, варвар! - воскликнул Архимед, склоняясь над творением. - Там мысль моя!"
"А на кой мне", - ответил варвар да мечом Архимеду череп и раскроил. Оглядел критически мозги Архимеда, меч свой варварский вытер и был таков.
А со временем в люди вышел, книги писать начал. Одна так и называется: "Критика чистого разума".
5. Относительно теории
Известно, что физику Ньютону упало на голову яблоко, а милиционеру Никишкину - кирпич. Поэтому Ньютону открылся закон всемирного тяготения, а Никишкину - закрылся.
Узнав об этом, Эйнштейн, которому на голову ничего не падало, тут же придумал свою теорию относительности.
6. Истина
Эдисон и Яблочков долго спорили, кто первый придумал лампочку. Каждый кричал, не слушая другого: "Лампочка Эдисона!", "Лампочка Яблочкова!" А оказалась лампочка - Ильича.
Так в споре рождается истина.
7. Зеркало
Лев Толстой к старости терпеть не мог зеркал. Подойдет, бывало, бороду расчесать, а в зеркале - жуть кромешная: то режут кого-то, то грабят, то жгут, то насилуют, то расстреливают.
За это Ленин и любил Толстого, ласково называя его "зеркалом русской революции".
8. Друг Платон
Платону не повезло после смерти. И государство он, как выяснилось, какое-то скверное придумал - тоталитарное, и с Сократом диалоги переврал, и с женщиной из-за него простому человеку не переспать, поскольку любить, дескать, надо платонически.
Поэтому Платон вроде бы и друг - кого ни встретишь, все в один голос: "Платон мне друг..." А как до дела доходит, то кто во что горазд:
"...но истина дороже",
"...но Шурочка дороже".
"...но курица дороже".
И только самому Платону Платон по-прежнему дорог, правда, платонически.
9. От романтизма к реализму
Писатель Горький испытывал романтическую любовь к людям, заблудшим в потемках прошлого, даже сердце вырвал у своего Данко, чтобы осветить им путь на строительство Беломорканала. Каторжные подвиги этих людей Горький воспел уже в скупой реалистической манере.
Так Федор Толстой по прозвищу Американец, пылавший романтической страстью к обезьяне, вполне реалистически сожрал ее при наступлении голода.
10. Встреча
Встретились Гёте и Державин.
Один говорит: "Я - поэт!"
Другой отвечает: "И я - поэт!"
"А я - министр!"
"И я - министр!"
"Зато я - старец!"
"И я - старец!"
Так и разошлись ни с чем. Только Менипп, к которому они вскоре попали, с ними и разобрался.
11. Дары данайцев
Профессору Троянцеву излеченный им пациент Данаев подарил лошадь. Но та лягнула профессора, и он немедленно умер.
С тех пор данайцы только лошадей и дарят. Им и в зубы никто не смотрит: и без того знают, что лошадь троянская. Другой не-подарят.
12. Лауреаты
Писатели Семен Бабаевский и Борис Полевой учились языку у народа, и настолько успешно, что в 1949 году стали лауреатами Сталинской премии.
Только сели лауреаты обмывать свои премии, как с улицы домработница вернулась, бабка старорежимная, неграмотная.
- В охоцком обществе была, на полставки нанималась, - сообщила бабка писателям. - Вот страху натерпелась.
- В охотничьем обществе, - поправил Семен Бабаевский. - Это в каком?
- Да недалечко тут, прямь за болваном Пушкину.
- За памятником, бабушка, - поправил Борис Полевой. - За памятником Пушкину.
- Пущай за памятником, - согласилась бабка. - А в обществе охоцком ентих памятников - как на добром погосте. Сове - памятник, рыси - памятник, медвед́ю -памятник. Тольки я за тряпичку - сове-т памятник протирать, а ен глазом - зырь, зырь... Веришь ли, батюшка, сомлела вся со страху. А как тому медвед́ю памятник протирать отважисси?
Посмеялись писатели, за народ выпили. Тут лауреат Полевой и говорит:
- Оно, конечно, языку у народа учиться - первая наша задача, но ты как знаешь, а я лично стат́уй никогда памятником не назову.
- Оно конечно, - согласился лауреат Бабаевский, разливая по новой. - Стат́уй, он стат́уй и есть - что медвед́ю, что Пушкину.
13. Пионер
Царь Эдип при советской власти по понятным причинам выдавал себя за скромного заштатного учетчика, но был разоблачен и сдан в ГПУ своим сыном Павликом Морозовым. Доктор Зигмунд Фрейд тепло приветствовал пионера советского фрейдизма.
14. Сенатор
У Калигулы был восточный жеребец, которого он хотел сделать сенатором. И сделал.
"Литературная газета" от 2 марта 1994 г.
Внеисторические эпизоды
(Мениппишки)
Памяти борцов с обстоятельствами
времени, места и действия
1. Мениппова дубина
Менипп, чье имя упомянуто под заголовком в уменьшительной форме и цинически заключено в скобки, сам был большой киник и измышлял сатиры, называя их мениппеями, в которых гонял своих соотечественников почем зря с Олимпа в Аид и обратно. Даже дубиной для этого обзавелся.
Так, с дубиной, его Данте и встретил в чистилище, где Менипп застрял после перестройки античных потусторонних сфер. Данте поклонился издали, но, оценив дубину, ближе не подошел и на всякий случай не упомянул Мениппа в своих знаменитых путевых заметках. А Менипп в чистилищном кругу широко известен. К нему и Андропов заезжал по дороге в ад. Секретарем ЦК приглашал, но Менипп кинически отказался - у нас, дескать, спокойнее, чем в вашем Сы Сы Сыр. И оказался прав.
Киники часто оказываются правы, потому и сидят в чистилище.
2. Яды
Один из злокозненных, Борджиа, опасаясь быть отравленным завистливыми соседями, которых, заметим, сам травил без числа и меры, решил, подобно Митридату Понтийскому, приучать себя к ядам. Начав с малых доз, ежедневной практикой достиг он того, что перешел на питание чистыми ядами.
Тут-то он и был злодейски отравлен Берией, подлившим ему в чашечку утренней цикуты парного молока.
Злодейство изобретательно, неотвратимо и времени неподложно.
3. О любви
Моя бабушка любила историка Тарле, поскольку он занимательно писал, а тот любил Сталина, поскольку он его не расстрелял, а тот любил Наполеона, поскольку он замечательно воевал, а тот любил Жозефину, поскольку она была его женой, а та любила Мюрата, поскольку он был красив, а тот любил Цезаря, поскольку он был, его идеалом, а тот любил Клеопатру, поскольку она была неистова в постели, а та, а та-то, та...
Страшно подумать, что я, Петраков, любил свою бабушку!
4. Варвар
Известно, что в день своей гибели Архимед из Сиракуз рисовал тростью на песке чертеж. Вдруг видит перед собой варвара с мечом в руке. "Не тронь чертеж, варвар! - воскликнул Архимед, склоняясь над творением. - Там мысль моя!"
"А на кой мне", - ответил варвар да мечом Архимеду череп и раскроил. Оглядел критически мозги Архимеда, меч свой варварский вытер и был таков.
А со временем в люди вышел, книги писать начал. Одна так и называется: "Критика чистого разума".
5. Относительно теории
Известно, что физику Ньютону упало на голову яблоко, а милиционеру Никишкину - кирпич. Поэтому Ньютону открылся закон всемирного тяготения, а Никишкину - закрылся.
Узнав об этом, Эйнштейн, которому на голову ничего не падало, тут же придумал свою теорию относительности.
6. Истина
Эдисон и Яблочков долго спорили, кто первый придумал лампочку. Каждый кричал, не слушая другого: "Лампочка Эдисона!", "Лампочка Яблочкова!" А оказалась лампочка - Ильича.
Так в споре рождается истина.
7. Зеркало
Лев Толстой к старости терпеть не мог зеркал. Подойдет, бывало, бороду расчесать, а в зеркале - жуть кромешная: то режут кого-то, то грабят, то жгут, то насилуют, то расстреливают.
За это Ленин и любил Толстого, ласково называя его "зеркалом русской революции".
8. Друг Платон
Платону не повезло после смерти. И государство он, как выяснилось, какое-то скверное придумал - тоталитарное, и с Сократом диалоги переврал, и с женщиной из-за него простому человеку не переспать, поскольку любить, дескать, надо платонически.
Поэтому Платон вроде бы и друг - кого ни встретишь, все в один голос: "Платон мне друг..." А как до дела доходит, то кто во что горазд:
"...но истина дороже",
"...но Шурочка дороже".
"...но курица дороже".
И только самому Платону Платон по-прежнему дорог, правда, платонически.
9. От романтизма к реализму
Писатель Горький испытывал романтическую любовь к людям, заблудшим в потемках прошлого, даже сердце вырвал у своего Данко, чтобы осветить им путь на строительство Беломорканала. Каторжные подвиги этих людей Горький воспел уже в скупой реалистической манере.
Так Федор Толстой по прозвищу Американец, пылавший романтической страстью к обезьяне, вполне реалистически сожрал ее при наступлении голода.
10. Встреча
Встретились Гёте и Державин.
Один говорит: "Я - поэт!"
Другой отвечает: "И я - поэт!"
"А я - министр!"
"И я - министр!"
"Зато я - старец!"
"И я - старец!"
Так и разошлись ни с чем. Только Менипп, к которому они вскоре попали, с ними и разобрался.
11. Дары данайцев
Профессору Троянцеву излеченный им пациент Данаев подарил лошадь. Но та лягнула профессора, и он немедленно умер.
С тех пор данайцы только лошадей и дарят. Им и в зубы никто не смотрит: и без того знают, что лошадь троянская. Другой не-подарят.
12. Лауреаты
Писатели Семен Бабаевский и Борис Полевой учились языку у народа, и настолько успешно, что в 1949 году стали лауреатами Сталинской премии.
Только сели лауреаты обмывать свои премии, как с улицы домработница вернулась, бабка старорежимная, неграмотная.
- В охоцком обществе была, на полставки нанималась, - сообщила бабка писателям. - Вот страху натерпелась.
- В охотничьем обществе, - поправил Семен Бабаевский. - Это в каком?
- Да недалечко тут, прямь за болваном Пушкину.
- За памятником, бабушка, - поправил Борис Полевой. - За памятником Пушкину.
- Пущай за памятником, - согласилась бабка. - А в обществе охоцком ентих памятников - как на добром погосте. Сове - памятник, рыси - памятник, медвед́ю -памятник. Тольки я за тряпичку - сове-т памятник протирать, а ен глазом - зырь, зырь... Веришь ли, батюшка, сомлела вся со страху. А как тому медвед́ю памятник протирать отважисси?
Посмеялись писатели, за народ выпили. Тут лауреат Полевой и говорит:
- Оно, конечно, языку у народа учиться - первая наша задача, но ты как знаешь, а я лично стат́уй никогда памятником не назову.
- Оно конечно, - согласился лауреат Бабаевский, разливая по новой. - Стат́уй, он стат́уй и есть - что медвед́ю, что Пушкину.
13. Пионер
Царь Эдип при советской власти по понятным причинам выдавал себя за скромного заштатного учетчика, но был разоблачен и сдан в ГПУ своим сыном Павликом Морозовым. Доктор Зигмунд Фрейд тепло приветствовал пионера советского фрейдизма.
14. Сенатор
У Калигулы был восточный жеребец, которого он хотел сделать сенатором. И сделал.
"Литературная газета" от 2 марта 1994 г.