О Верлене
ВЕРЛЕН В СТАРОСТИ
Лысый, грязный, как бездомная собака,
Ночью он бродил забытый и ничей.
Каждый кабачок и каждая клоака
Знали хорошо его среди гостей.
За своим абсентом молча, каждой ночью
Он досиживал до «утренней звезды».
И торчали в беспорядке клочья
Перепутанной и неопрятной бороды.
Но, бывало, Муза, старика жалея,
Приходила и шептала о былом,
И тогда он брал у сонного лакея
Белый лист, залитый кофе и вином,
По его лицу ребёнка и сатира
Пробегал какой-то сладостный намёк,
И, далёк от злобы, и далёк от мира,
Он писал, писал и не писать не мог...
Илья Григорьевич , который Хулио Хуренито.
Кстати о птицах. К тому моменту, когда Эжени Кранц разорила, а болезнь - дожала поэта, ему исполнилось 51 год...
Лысый, грязный, как бездомная собака,
Ночью он бродил забытый и ничей.
Каждый кабачок и каждая клоака
Знали хорошо его среди гостей.
За своим абсентом молча, каждой ночью
Он досиживал до «утренней звезды».
И торчали в беспорядке клочья
Перепутанной и неопрятной бороды.
Но, бывало, Муза, старика жалея,
Приходила и шептала о былом,
И тогда он брал у сонного лакея
Белый лист, залитый кофе и вином,
По его лицу ребёнка и сатира
Пробегал какой-то сладостный намёк,
И, далёк от злобы, и далёк от мира,
Он писал, писал и не писать не мог...
Илья Григорьевич , который Хулио Хуренито.
Кстати о птицах. К тому моменту, когда Эжени Кранц разорила, а болезнь - дожала поэта, ему исполнилось 51 год...