Что же, - говорю, - ваш дядюшка действительно показал своего рода
героизм.
- То-то героизм, зато оно ему худо и вышло. Героизма-то, повторяю, у
нас не жалуют. Так это прочитать где-нибудь о герое, который действовал при
царе Горохе или хоть и недавно, да только не на нашей земле, - это мы любим;
а если у себя на дворе что-нибудь хоть мало-мальски с характером заведется,
так и согнем его сами в три погибели. То было и с дядею: вместо того чтобы
его взять да перевести на другое место от разлютовавшегося помещика, его
взяли да нарочно там и оставили. И что он только, бедный, вытерпел в этом
загоне: и архиерей-то его ненавидел, и консистория-то его гнала, и
помещик-то его гнал, на двор его помещичий не пускали, собаками псари не раз
травили и, наконец, до того довели, что он с ума сошел и, точно как та баба
Химка, все, бывало, сидит, как подстреленный голубь, и стонет:
"Куда деться? Куда деваться?"
Ужасное это было зрелище. Помню его: бывало, дни и ночи все сидит в
батрацкой избе, на холодной печке и все одно жалобно стонет:
"Куда деться? Куда деваться?"
В одну сторону метнется, голосит: "Куда деться?", и сейчас в другую
повернет: "Куда деваться?" Все, видите, мерещились по одну руку архиерей, по
другую барин. Насилу господь его вспомнил: дочернину свадьбу за дьячка
справляли после крещения, да за суетами про него позабыли - он и замерз в
холодной избе на нетопленной печке. Утром после свадьбы пришли к нему, а он
лежит мертвый, скорчившись, и ручку крестом сложил: верно, в последнюю
минуту в себя пришел и богу помолился о себе и о своих мучителях. Вот вам и
пример нравственного, как вы говорите, героизма и того, чем он для нас на
Руси увенчивается. Жестко, сударь, жестко на Руси геройствовать...
Лесков,
Русское тайнобрачие. Рекомендую к прочтению-с!