Площадь и монумент
Андрей Бабуров
Площадь и монумент
Статья о конкурсе на высотное здание на площади Павелецкого вокзала. Опубликована в журнале «Архитектура СССР» № 5 / 1988 (стр. 89,128).
Любой конкурс, проведённый достаточно демократично, рисует в той или иной степени объективную картину состояния архитектуры на данный момент, создавая своеобразный срез профессионального мышления, в особенности если проведённый таким образом конкурс посвящён важному функциональному, культурному и композиционному узлу крупнейшего города. При этом обнаруживаются как временные предпочтения, обусловленные заимствованиями и непредсказуемой модой (в отношении которой можно говорить лишь как о наличии неких циклов) и затрагивающие внешне формальную сторону архитектуры (декор), так и скрытые ими более глубокие, сущностные закономерности, присущие современному ощущению и соответствующему отношению к пространству архитектурного объёма и города.
Эти две условно разделённые стороны профессионального мышления по-разному соотносятся с программой на проектирование, в основе которой помимо несомненных градостроительных реалий содержатся также данности более условного характера, такие, как принятые ранее и лишь частично осуществлённые архитектурно-градостроительные решения, требующие завершения и образующие подобия «традиций». Чтобы стать настоящими традициями данного места, им не хватает естественности и временной глубины - того, что присутствует в бывшей Театральной площади и заставляет сегодня особо относиться к уличной сети и пространствам Петровки, Столешникова, Кузнецкого моста и др. Такие квазитрадиции допускают практически любые архитектурно-стилистические интерпретации в рамках намеченной художественно-градостроительной концепции, однако оказывают значительное сковывающее действие и при подготовке программы, и в процессе формирования каких-либо архитектурно-пространственных идей, альтернативных по отношению к «традиционным». Вот почему, как правило, программа любого конкурса на проектирование важного планировочного узла города подобна наполовину окаменевшему принцу из арабской сказки, оказываясь в плену устарелых по сути представлений градостроительного уровня, оставивших трудноисправимый след в виде многоэтажного жилого дома между Новоспасским монастырём и одноимённым мостом через Москву-реку, или красных линий восточной части 3-го кольца в районе Лефортово, или устойчивого классицистического стереотипа представлений о характере общественных пространств в городе, существующего вопреки возрастающему пониманию нами природы городских реалий, таких, как проблема доступности в масштабе города и его частей, удовлетворительное разделение транспорта и пешехода, человечный характер городского ландшафта (масштабность, разнообразие и пр.), функциональная насыщенность или освоенность и в конечном счёте осознанность городской ткани и т. д. Всё это целиком относится к программе конкурса на здание гостиницы «Интурист» на Ленинской площади у Павелецкого вокзала, простодушно предлагающей участникам чисто декоративистскую задачу, что, впрочем, и было большинством принято.
Выбор площадки определили по-видимому, два обстоятельства, подготовленные ранее и глубоко взаимосвязанные. Во-первых, наличие площади, образовавшейся на месте снесённого квартала «малоценной» двадцать лет назад застройки (вспомним ситуацию с 3-м кольцом в Лефортове!), в рамках тянущейся из 1940-х годов нашей архитектуры неоампирной концепции репрезентативности и преувеличения общественных пространств. Во-вторых, действенность объёмно-пространственного стереотипа, с помощью которого такие пространства интерпретировались в 1960-х и 1970-х годах и который легко можно реконструировать исходя из композиционно-градостроительных обстоятельств места: стеклянный вертикальный параллелепипед («Интурист» на ул. Горького, «Гидропроект», Сиграм, Левер-хаус или что-либо подобное) на двухэтажной пластине на ножках, торцом к Садовому кольцу, фасадом на площадь, и по контрасту - лента двух, трёх или четырёх горизонталей вокзала: когда сносили квартал Зацепского рынка, наверняка имели в виду что-то подобное.
Тем временем в рамках прежнего стереотипа было выстроено здание почтампта, однако заслонившее его здание нового вокзала засвидетельствовало, что времена изменились. Его 270-метровый фасад возвестил о новом витке ретроспекции и стилистической вседозволенности, вегетативно размножив прототип в «стиле Второй империи». Стиль этот, правда, был воссоздан вполне поверхностно, без соблюдения присущих ему закономерностей в организации как внутреннего, так и наружного пространства. В отношении первого такая буквальная поверхностность оказалась скорее благом, поскольку внутри здание вокзала вполне функционально (если исходить из современного уровня наших представлений о том, как такое коммуникационное устройство должно функционировать), однако привела к непредвиденным трудностям в отношениях здания и пространства будущей площади. Дело в том, что фасад вокзала, пусть всего-навсего оболочка, с его тройной симметрией и видимой монументальностью представляет собой сильнейшую композиционную тему, требующую соответствующего развития в пространстве, определённым образом построенного: аванплощади, партера, расходящихся перспективных лучей и пр. (что-то вроде Тюильри, площади Согласия и Елисейских полей), или хотя бы регулярной прямоугольности, или демпфера в виде парка, наконец. Однако здание вокзала образует боковую сторону трапециевидного пространства, образовавшегося после сноса квартала Зацепского рынка; весь пафос симметрии обращён куда-то в угол, где пространство будущей площади вновь становится Садовым кольцом, идущим к Таганке, отчего царящий здесь пространственный хаос, образованный окружающей застройкой, лишь увеличивается. Пожалуй, стоит пожалеть о несостоявшемся здесь гипотетическом варианте нейтральной в осевом направлении ленты горизонталей для площади в её нынешнем виде.
Надо сразу сказать, что главный для города вопрос, что же такое бывшая Саратовская, ныне Ленинская площадь, в результате конкурса остался открытым, поскольку приведённые выше или подобные соображения не отразились в программе конкурса, равно как и необходимость ответить на такие простые вопросы, как подойти, пройти (не под землёй), подъехать троллейбусом или на автомобиле, сесть с багажом в такси, кроме того, как наполнить это место непривокзальной и непригостиничной жизнью, и как при всём этом обеспечить беспрепятственный транспортный транзит по Садовому кольцу и по радиальным направлениям. Составители задания оговорили, правда, необходимость отдать городу первые этажи объекта, по разным причинам из городской жизни выключенного, однако главной задачей стало всё-таки проектирование «дома», а не «места» города, поиски новой выразительности в условиях изменившейся культурной и архитектурно-стилистической ситуации.
Поиски эти происходили в рамках уже ставшего «новой традицией» композиционно-градостроительного стереотипа «углового решения площади», обычная схема которого была изложена выше. Значительные размеры площади (длина около трёхсот, средняя ширина около двухсот метров) оправдывают и как бы делают необходимым появление в вершине трапеции небоскрёба, теперь уже в «пластически обогащённых формах». Это преследовало две цели: создать композиционную завязку пространства, в значительной мере дезорганизованного фасадом нового вокзала, и, вместе с тем как-то поддержать декларативность его духа, а также заслонить разнохарактерную застройку вдоль и между улиц Дубининской и Зацепой. Такова суть задания, на которое участники конкурса откликнулись в меру своего понимания природы городских реалий, осведомлённости в стилистической конъюнктуре сегодняшнего дня и таланта.
В стилистическом отношении конкурс выявил в общем три направления, восходящих к различным периодам советской архитектуры, представляющих, возможно, разные поколения и соответственно мировоззрения внутри профессии. Во-первых, это традиция «современной архитектуры», как она сформировалась у нас в 1960-70-х годах, представленная различными творческими концепциями. Второе направление, наиболее популярное сегодня, представлено широким диапазоном вариаций на темы архитектуры конца 1940 - начала 50-х годов, цитируемой с разной степенью иронии, а иногда совершенно всерьёз. Это преимущественно высотные здания того времени - дом на Смоленской И. В. Жолтовского и наряду с этим «Чиппендейл» Джонсона и Бёрджи, наметивший новые пути декорирования. Весьма популярной оказалась цитата из Вентури (музей Дж. Вашингтона в Филадельфии), многократно использованная в качестве завершения высотных композиций. Наконец, третье, романтическое направление представлено попытками возродить дух поиска и эксперимента советской архитектуры 1920-х годов, однако при той же декларативной проблематичности формы.
И. Покровский, А. Локтев, А. Никулин, А. Денисов, Д. Свердловский (Моспроект-2), 2-я премия
И. Покровский, А. Локтев, А. Никулин, А. Денисов, Д. Свердловский (Моспроект-2), 2-я премия
В. Кубасов (Моспроект-2), М. Кубасова (МАрхИ), 2-я премия
В. Кубасов (Моспроект-2), М. Кубасова (МАрхИ), 2-я премия
Как бы то ни было, наибольший архитектурный интерес представляют проекты первой группы быть может потому, что они опираются на систему связей образной и функциональной сторон архитектуры, наиболее разработанную. Из премированных проектов по этой причине наибольшее внимание привлекают два коллектива: И. Покровского и Кубасовых, в которых идее высотного здания противопоставляются альтернативные решения. В первом проекте полноценное воплощение получает задача создания ширмы - криволинейная в плане зеркальная поверхность отражает, иронизирует, создаёт «случайность» и парадоксальным образом объединяет разнохарактерную застройку по границам площади, стилистически и концептуально противостоя талмудической дидактичности фасада вокзала. Второй проект - полная противоположность первому - представляет собой удачную, на мой взгляд, попытку придать некий смысл хаосу вокруг площади игрой пластики объёма и пронизывающего его пространства в здании, вызывающем ассоциации с некоторыми проектами Наркомтяжпрома. Забавно, что многоэтажный эркер в виде постмодернистской колонны-знака, выходящий на Садовое кольцо, возвращает нас по сути к тем же временам «протопостмодернизма». Звучащие в адрес этого проекта обвинения в том, что дом-де недостаточно «загораживает», сквозь проём видны другие, в том числе недавней постройки, до некоторой степени несерьёзны - ведь должны же мы как-то связывать построенное раньше общностью материала и объёмно-пространственным построением, например. В этом смысле проект Кубасовых предоставляет значительные возможности. Его недостаток в другом - первый этаж фактически не для «улицы», что отражает сложившуюся практику эксплуатации подобных объектов.
А. Стискин, Л. Петкевич (Моспроект-2), 2-я премия
Вместе с тем в одном из проектов была предпринята попытка, отмеченная премией, ответить требованиям места, а не задания - пример подлинно градостроительного подхода к сложившейся архитектурно-планировочной ситуации, попытка разобраться, что в наше время «площадь», а что «монумент», как они взаимосвязаны и как соотносятся с человеком. В проекте Стискина предлагается разделить пространство кольца и привокзальной площади, приведённой к прежним размерам, высотной композицией на месте снесённого квартала Зацепского рынка. При этом многие двусмысленности и несоответствия могут быть сняты - композиционные амбиции вокзала будут нейтрализованы пластикой нового объёма перед ним, площадь вновь станет разгрузочно-привокзальной, возникнет естественная возможность её построения в несколько ярусов для разделения разных видов транспорта друг от друга и от пешеходов. Конечно, проект представляет собой лишь изложение концепции, однако уровень профессионального мастерства, показанный в других проектах, позволяет надеяться, что когда-нибудь мы получим в этом месте Москвы подлинно живой, функционально целесообразный узел городской ткани, где найдётся место и зданию Музея им. Бахрушина.
Времена изменились не только в нашем отношении к «стилистической чистоте», но и к городскому пространству. Мы начинаем подозрительно относиться ко всякого рода необжитым, репрезентативным пространствам, будь то необозримая лестница-стилобат, лесистый «партер» перед МГУ или общественная зона жилого района по дороге в Домодедово, пытаясь разобраться в их реальных функциях. Вместе с тем современная практика (конкурсов в том числе) показывает, что в области объёмно-архитектурной мы можем экспериментировать сколько угодно, а в области более важной - формирования обладающей жизненностью городской ткани - вынуждены следовать идеям полувековой давности. Можно возразить: ведь должна же быть какая-то основа формирования и изменений города, план его реконструкции и улучшения? Да, должна, но не такая, что всегда устаревает раньше, чем осуществлена полностью, но остаётся преградой на пути удовлетворения изменившихся потребностей города и людей, его населяющих. Что-то вроде «генплана-гипотезы». Но это уже тема отдельного разговора.