Градостроительство 80-х: идеи и установки
Андрей Бабуров
Градостроительство 80-х: идеи и установки
Статья в журнале «Архитектура СССР» (№1, 1991 г.), стр. 4-9
Так получилось, что многие десятилетия в отечественной архитектурной критике градостроительная тематика практически отсутствовала. Обсуждать, по сути, было нечего. Генеральные планы городов или их достаточно крупные фрагменты, достоверно изображающие различные функциональные компоненты города, публиковать не разрешалось. Тем самым была исключена возможность обсуждения, сопоставления и предположений о процессах, лежащих вне проекта, процессах «саморазвития» города, возникновении или трансформациях функций и связей в результате простого обживания территории или в результате осуществления тех или иных проектных идей, что, в силу кажущейся спонтанности приводит к исключительно быстрому устареванию вновь и вновь корректируемых генпланов. Ведь проектирование города в наших условиях подобно возведению плотины во время паводка, когда вы, возведя стену в одном месте, убеждаетесь, что возведённый ранее участок весь пронизан бьющими под давлением струйками и разваливается на глазах.
С плотиной проще - можно отвести воду и дождаться, когда бетон наберёт прочность. Город отвести нельзя - он может умереть, если не будет непрерывно меняться, жить, поэтому любой генплан, имеющий статус, но не силу закона, устаревает уже к моменту своего принятия, что приводит к последующим корректировкам. В принципе любой проект города должен быть осуществлён сразу, хотя бы в какой-то одной основной своей части - дороги, например, или центр, как его у нас принято понимать, - промедление чревато пустырями Тольятти, либо закладывается бомба замедленного действия, как Третье кольцо в Лефортово в 1935 г., переснаряжённая в 60-х, К счастью, генпланы как правило целиком никогда не осуществляются, города продолжают жить, принимая на себя наслоения частично осуществлённых концепций, случайных изменений, волевых незаконных решений и пр. Так будет до тех пор, пака мы не научимся строить генпланы, основанные не на идее роста, а на идее изменения, необходимого и естественного качества жизни» смены строений, функций, путей и цельностей в зависимости от потребностей обживающих их сообществ» Но для того» чтобы когда-нибудь к этому придти, нужен мощный поток идей» возможность обсуждения и эксперимента, подобные тому, что было в Великобритании в 50-х и 60-х годах, между Харлоу и Милтон-Кинзом.
Нельзя сказать, что градостроительная тематика вовсе отсутствовала в нашей архитектурной печати. Книги и статьи в журналах периодически появлялись. Однако, начиная с фундаментальных «Основ советского градостроительства» а может быть и раньше» их объединяла какая-то трансцендентность» странное для нашего ремесла сочетание метафизических качеств безразмерности, несопоставимости и окончательного, предельного знания. Конечно те, кто работал в данной отрасли профессии, понимали, что в одном теоретическом примере обыгрывается Чулымская петля, в другом - агломерация Куйбышева, а это - приведённый в неузнаваемый вид Ярославль, и т.д.
Такая дезинформация (отсутствие информации есть также дезинформация), вынужденная изолированность привели к образованию своеобразной кастовости и келейности, что всегда неизбежно ведёт к ограниченности, закоснелости в привычном круге идей, выразившихся в господствующем стиле, мировоззрении, творческой манере нашего градостроительства, которые следует определить как «Функционалистический академизм». Что-то от неоклассицизма и Ар-деко, что-то от разных стадий рационализма и функционализма, градостроительный эклектизм, в котором всё же, пожалуй, превалирует поздний неоклассицизм, впрочем все противоречивые компоненты сильно ослаблены и выглядят скорее оттенками, нежели чертами целого. Любопытно, что здесь присутствуют пожалуй все революционные идеи XX века, способствующие более логичному функционированию городского организма и созданию более органичного, безопасного и психологически адекватного человеческого окружения. Однако любая из этих идей использована в столь малой степени, что играет скорее декоративную, а не конструктивную роль, «существительна», а не «прилагательна».
В западной градостроительной практике такие идеи, как «сообщество соседей», новые принципы построения транспортно-функциональной структуры города, методы обеспечения доступности или принципы формирования структуры центра являются предметом эксперимента (сколь поучительна неудаче ярко концептуальных Левиттауна, или Камбернолда и Темсмида) и обсуждения, в результате которого появляются новые идеи, складывающиеся в концепции, например, проект застройки лондонских доков.
Несколько проектов института Гипрогор, публикуемые здесь, не позволяют, ввиду скудности представленных материалов, составить о себе развёрнутое представление, однако некоторые соображения всё-таки следует высказать. Градостроительного заказчика в действиях архитекторов интересовали всегда две вещи: где строить «первую очередь», включающую репрезентативные пространства, необязательно компактно расположенную на территории города, и как поэффектнее поместить специфическое произведение графики громадных размеров, где эта первая очередь выделена оранжевым цветом на фоне более спокойных тонов, обозначающих территории города на перспективу, районы, проспекта «как в Москве», рекреационные пространства, которые вскоре займут под застройку другие заказчики, кто посильнее. «Перспектива» незаметно оказывалась неприглядным хаотическим настоящим с разрушенной экологией, и так без конца. Без конца?
Один из публикуемых проектов является звеном в долгой цепи попыток архитекторов нарушить эту роковую последовательность «хаос-реорганизация-хаос» с помощью введения дополнительной допроектной стадии изучения места, его экологии, археологического и историко-архитектурного наследия, культурного потенциала с выделением соответствующих заповедных, т.е. режимных территорий» что при сложившейся практике строительства городов, будучи узаконенным, может способствовать более упорядоченному осуществлению генплана хотя бы в некоторых его частях» приданию особого статуса территориям», ценным в культурном отношении», и, кто знает? - способствовать изменению общего культурного климата в лучшую сторону. Такой подход не является откровением (классическая работа Патрика Аберкромби была выполнена ещё перед войной), однако с такой последовательностью и широтой проводится в нашей стране впервые. Авторы называют этот подход «градоэкологическим», и действительно его универсальность подкупает.
Древний Владимир является одним из немногих русских городов со столь ярко выраженным рельефом, и многочисленные неудачи при формировании нового центра к востоку и к северу от валов города ХII века осваивать говорят о том, до какой степени мы разучились сложную топографию средствами архитектуры по сравнению с древними строителями, художественно осмысливать уникальное пространство природы. Однако эта тема вообще и Владимир в частности требуют отдельного разговора.
Проекты 1,5-миллионных Самары и Новосибирска привлекают внимание одним и тем же смущающим обстоятельством. Глядя на эти схемы (опять схемы, а не генпланы!), трудно представить, что эти города столь велики. Всё построение структуры, рисунок магистралей говорят о гораздо меньшем размере» - что-нибудь около четырёхсот тысяч, единый, раскрытый на воду центр, как и положено для города среднего размера. Но ведь города значительно больше и сложнее, особенно Самара, слившаяся из нескольких поселений! Я уже писал об этом городе, о его конгломеративно-линейной природе, но здесь нужно подчеркнуть это стремление к гипертрофированию, ведущему к лапидаризации. Москва? Но одноцентровость Москвы, которую не могут преодолеть никакие подцентры, это её беда, в первую очередь транспортная!
Проект жилого района в Старом Осколе демонстрирует уже новый подход сложившегося архитектурно-планировочного стереотипа пространства жилого района. Здесь мы имеем дело с интересной попыткой научиться оперировать пространствами, создаваемыми малоэтажной застройкой, попыткой, не лишённой, правда, некоторого недостатка в виде известной монотонности (влияние постмодерн-классицизма?), однако идея общественного пространства-шлюза между малоэтажной и многоэтажной застройкой кажется весьма продуктивной. Ральф Эрскин в Ньюкасле сделал как раз наоборот, но это-то и интересно!
Публикуемые проекты не дают возможности делать какие-то общие выводы относительно всего советского градостроительства. Среди прочих проектных градостроительных организаций институты системы Гипрогор находятся, пожалуй, в наиболее трудных условиях массового производства, что сказывается и на взаимоотношениях с заказчиком, городскими властями и пр., и на выборе тех или иных проектных образов и идей. Другим позволяют больше (например, ГипроНИИ). Чтобы составить общую картину, нужно посмотреть и других тоже. И тогда можно будет судить, где мы находимся, каковы наши основополагающие принципы в столь важном деле.